Дерево без корня

— Этот адепт просит позволения отлучиться из Облачных Глубин во второй день этого месяца на два дня. — Конечно, Лань Сычжуй, — улыбнулся старший адепт Лань Данцин и на миг прикрыл глаза, словно вносил запись в невидимую книжечку у себя в голове. — Постарайся не опаздывать. Улыбка была такой понимающей, что Лань Сычжуй отвёл взгляд. Благодаря длинному языку Лань Цзинъи все Облачные Глубины знали, что он летает на свидания к девушке, в которую влюблён и вот-вот сделает брачное предложение. — Я хотел бы попросить позволения задержаться. Друг пригласил меня посетить деревню Луань, жители которой просили о помощи. Если мы не справимся с нечистью в первую ночь, придётся остаться ещё на одну. Взгляд Лань Данцина тут же посерьёзнел. — Понадобится ли вам поддержка? — Луань находится возле границ Юньмэна. Если мы обнаружим что-то серьёзное, то обратимся к их заклинателям. — Хорошо. Можешь задержаться на три дня. Если понадобится больше, сообщи. — Благодарю. Самым обидным было то, что, назвав Цзян Ваньиня другом, Лань Сычжуй был ближе к правде, чем хотелось бы. Признаваясь в своих чувствах, он ждал, что Цзян Ваньинь, как старший и более опытный, сделает следующий шаг и у них будет… ну, всё то, о чём писали в неприличных книгах с ещё более неприличными картинками (книги эти, несмотря на усилия учителей, продолжали путешествовать по рукам учеников и юных, ещё не успевших жениться адептов). На деле же ничего так и не случилось. Во время встреч — увы, слишком редких — Цзян Ваньинь мог обнять или поцеловать его, но не более. Каждый раз Лань Сычжуй думал, что вот сейчас… что надо как-то намекнуть о большем… но так и не решился, а Цзян Ваньиня словно бы всё устраивало. Иногда Лань Сычжую казалось, что Цзян Ваньинь не воспринимает его всерьёз. Иногда — что просто терпит, не желая обидеть отказом. Но это, конечно, было неправдой. Если бы Лань Сычжуй ему не нравился, Цзян Ваньинь так и сказал бы сразу, не беспокоясь, что может обидеть. Нет, Лань Сычжуй был ему небезразличен. Но настолько ли, чтобы захотеть большего, чем беседы и объятия… Собираясь в Луань, Лань Сычжуй в очередной раз пообещал себе, что больше не будет ждать. Пусть лучше Цзян Ваньинь скажет, что ему не на что надеяться, чем вот так дразнить. То есть не лучше, конечно. Но он ведь не скажет? Цзян Ваньинь человек прямой, он не стал бы столько времени притворяться. Лань Сычжуй вздохнул. Когда дело касалось Цзян Ваньиня, он словно терял способность рассуждать взвешенно и разумно. Сам на себя злился, но не мог ничего поделать. В Луань Лань Сычжуй добрался в час Обезьяны — раньше, чем они договаривались встретиться. Цзян Ваньинь должен был прилететь ближе к закату. Видимо, тварь, которую они собрались ловить, появлялась ночью, как Лань Сычжуй и предположил, когда отпрашивался из Облачных Глубин. Он не расспрашивал о подробностях, решив, что при встрече это будет сделать проще. Площадь перед рынком была крохотной, да и сам городок не отличался размерами. Лань Сычжуй купил у торговки пучок засахаренных травяных стеблей и сел в тени раскидистой ивы, укрывшись за свисающими до самой земли ветвями. Не хотел привлекать внимание. На него и так уже смотрели с любопытством: в таких городках заклинатели появлялись редко, только когда что-то происходило, и обычно что-то нехорошее. А он, если бы начали расспрашивать, даже не сумел бы объяснить толком, зачем прилетел. Цзян Ваньинь появился, когда солнце уже опустилось к горизонту. Лань Сычжуй заметил его сразу, как только он вышел из-за домов, и Цзян Ваньинь, едва оглядев площадь, тут же направился к иве. — Здравствуй. Ты рано. После того как Цзян Ваньинь в лиловых клановых одеждах прошёл через площадь напрямик, на них глазели все, кто там был, поэтому Лань Сычжуй позволил себе лишь пожать ему руку, как мог бы приветствовать товарища. — Не очень. — Он понизил голос. — Я так рад тебя наконец увидеть. Цзян Ваньинь незаметно погладил его пальцы. — Я тоже. Идём? Он привёл Лань Сычжуя в трактир на соседней улице. Хозяйка, милая круглолицая женщина, суетилась вокруг них, принося то чай, то вино, то закуски, и ей явно было не по себе от того, что на просьбу о помощи откликнулся сам глава ордена Юньмэн Цзян. Лань Сычжуй улыбался ей и тактично пытался убедить, что в этом нет ничего особенного. Если глава Цзян захотел лично проверить, что творится на его землях, разве это плохо? Не объяснять же ей, что глава Цзян потому и прилетел, что счёл проблему пустяковой. Для чего-то серьёзного пришлось бы брать с собой адептов, а глава Цзян всего-навсего хотел устроить свидание вдали от любопытных глаз. — Сядьте, — велел Цзян Ваньинь, когда они закончили с ужином. — Рассказывайте подробно, что произошло. Хозяйка присела на краешек лавки, взглянула на Лань Сычжуя, словно ища поддержки. Он кивнул, подбадривая. Цзян Ваньинь, как обычно, не старался выглядеть доброжелательным, так что её волнение было понятно. В трактире умирали постояльцы, ночевавшие в комнатах на втором этаже. Сперва один, затем, через несколько дней, второй. И если первый был уже в преклонных летах и его смерть не выглядела подозрительной, то второй — молод и здоров с виду. Хозяйка обратилась к местным властям, но те, не горя желанием расследовать дело, списали всё на пагубную тягу к вину и дурманящим снадобьям. Бедняга был бедно одет, в кошельке держал жалкую связку монет, и проще было похоронить его, чем возиться с расследованием, за которое даже родственники погибшего не отблагодарят. Но потом мёртвым нашли ещё одного постояльца, и хозяйка трактира решила послать за заклинателями. Потому что и второй, и третий мертвецы, когда их обнаружили, выглядели едва ли не старше первого, а ведь ещё накануне вечером оба были цветущими юношами. — Они ночевали в одной комнате? — Нет, в разных. Господа хотят посмотреть? Комнаты были самые обычные. Небольшие, чисто прибранные, над дверями висели талисманы от злых сил. Ци в них не ощущалось ни капли. Может, от мелкой нечисти и защитили бы, а от злого духа точно нет. Следы тёмной энергии в комнатах остались, но слабые. Здесь не творили тёмные ритуалы, не призывали нечисть. Что бы ни убило мужчин, оно пришло и ушло само. — У вас много постояльцев, госпожа Мин? — Не очень. Но после того, как умер господин Фо, никто не платил за целую комнату для одного. Обычно ночевали по два-три человека. А вот молодой господин Чжан ночевал один, потому что к нему некого было подселить. И она многозначительно подняла брови, давая понять, что уже догадалась, чем юноша навлёк на себя беду. — И вы продолжили селить людей поодиночке, пока не погиб третий. — Нет, глава Цзян! — тут же всполошилась госпожа Мин. — Я настаивала, чтобы никто не ночевал один! Откуда же мне было знать, что второй юноша отправится в весёлый дом на всю ночь? Он своего друга и нашёл утром… бедняжка, так переживал. — Вы слышали что-нибудь необычное ночью? — Ничего! Я так устаю за день, что сплю как убитая. Как иначе, с утра до вечера верчусь, присесть некогда, а с рассветом уже вставать, и всё заново. — Почему не наймёте служанку? — резко спросил Цзян Ваньинь. Прозвучало так, словно в этом было что-то преступное. Хозяйка стушевалась. — Я бы наняла, — пробормотала она, — только где сейчас найти такую, чтобы работала, а не мужчинам глазки строила? Девушки нынче только о женихах и думают. Вот Чжу Ли у меня работала, хорошая девочка — я так думала, а она возьми и сбеги, и хоть бы слово сказала. Даже не попрощалась. А ведь я её с детства знала, ещё когда её тётка была жива. Приютила, научила всему, и где благодарность? Чего же тогда от совсем чужих ждать? Лань Сычжуй с Цзян Ваньинем переглянулись. — Когда она пропала? Хозяйка нахмурилась: — Давно. Зимой ещё. Нет, глава клана Цзян, вы же не думаете, что она в этом замешана? Она ничем таким не занималась, честное слово. Да и зачем ей? Я ведь её не обижала, относилась как к родной дочери. Да она трусишка была, ночью во двор выйти боялась, не то что нечисть призывать. — М-м-м. — Цзян Ваньинь подошёл к окну, распахнул створки и выглянул наружу. — Когда вы нашли мёртвых, вокруг был беспорядок? Что-то разбросано, пролито? — Нет, всё было очень аккуратно. Они лежали так спокойно, словно спящие. — Хозяйка сделала знак, отгоняющий духов. — Даже одеяла были расправлены. — Ясно. — Цзян Ваньинь обернулся. — Госпожа Мин, молодой господин Лань останется здесь на ночь. Не беспокойте его и не заходите в комнату, если что-то услышите. А теперь оставьте нас. Госпожа Мин кивнула и торопливо вышла. — Закрой половину комнаты, — велел Цзян Ваньинь, понизив голос. — По краю кровати. Есть чем? Лань Сычжуй кивнул — угольные палочки у него всегда были с собой. — Думаешь, тело где-то здесь? — Как его здесь спрячешь, чтобы запаха не было? Если только сама госпожа Мин не прикопала её во дворе. — Но она же… — хотел было возразить Лань Сычжуй, но умолк. Самые милые с виду люди иногда делали ужасные вещи. — Окно не закрывай, — приказал Цзян Ваньинь. И ушёл. Лань Сычжуй вздохнул и достал уголь. Дело прежде всего, конечно, но раз уж они остались наедине, можно было и задержаться немножко. От пары поцелуев нечисть бы никуда не делась. С другой стороны, ему нравилось, что Цзян Ваньинь обращается с ним почти как с равным. Как с заклинателем, на которого можно положиться. Он командовал — но он был старше и опытнее, и вообще главой ордена; конечно, он лучше знал, что им следует делать. Но он советовался с Лань Сычжуем и принимал его слова всерьёз. Это было приятно. А поцелуи могли подождать. Он почти успел закончить построение, когда Цзян Ваньинь шагнул в окно, подхватив Саньду ещё прежде, чем его ноги коснулись пола. — Готово? — Почти. — Хорошо, — кивнул Цзян Ваньинь и достал из рукава тряпичную куклу. Лань Сычжуй видел, как таких продавали на рынке. — Мне нужна твоя кровь и волосы. Закончи сперва. Куклу он бросил на кровать, а сам принялся рисовать на полу печать — ловушку для нечисти. Лань Сычжуй поглядывал на него краем глаза. Было в этом что-то умиротворяющее: вот так вместе, без лишних разговоров, заниматься одним делом. Лань Сычжуй начертил последний символ, накрыл ладонью, посылая поток ци. От замкнувшегося контура повеяло силой — неощутимо для обычного человека, но для заклинателя граница была ясна, словно Лань Сычжуй прямо в воздухе развесил колокольчики. Тронь — и зазвенит. Отряхнув ладони от угля, он достал нож и, закатав рукав, аккуратно надрезал предплечье ближе к локтю. Протянул руку Цзян Ваньиню. Тот собрал выступившую кровь и начертил на кукле иероглифы «жизнь» и «подобие». Затем снова коснулся раны, и Лань Сычжуй почувствовал прохладное течение ци. Порез затянулся на глазах, оставив лишь красную полосу. Он и сам мог бы заживить рану, но забота Цзян Ваньиня была слишком приятна, чтобы от неё отказаться. Тонкую прядь волос Цзян Ваньинь вплёл в солому на голове куклы, поставил в центр печати на полу стул и усадил куклу на него. Затем подтолкнул Лань Сычжуя к кровати и сам забрался на неё с ногами. — Иди сюда. Наконец-то. Лань Сычжуй залез на кровать, устроился рядом, и Цзян Ваньинь повернулся, встречая его губы. Каждый раз, когда они целовались при новой встрече, Лань Сычжуй вспоминал самый первый поцелуй. Как тогда было страшно и сладко. Теперь всё было иначе: он знал, что Цзян Ваньинь его не оттолкнёт и можно целоваться сколько угодно, дразня языком, прикусывая губы. Цзян Ваньинь позволял ему всё. Сомнения, терзавшие Лань Сычжуя в Облачных Глубинах, выглядели сейчас такими глупыми. — Я скучал, — признался он, когда они оторвались друг от друга. И тут же вспомнил: он это говорил и в прошлый раз. Цзян Ваньинь провёл по его щеке большим пальцем, словно морщинку разглаживал. — Я тоже. А этого в прошлый раз не было. Лань Сычжуй повозился, устраиваясь поудобнее, закинул ногу на чужое бедро. — Ваньинь. — М? — Когда закончим здесь… Давай останемся ещё на одну ночь? Цзян Ваньинь не ответил. Лань Сычжуй подавил вздох. Ну что с ним не так? — Ты не хочешь? Обнимающие его руки сжались, притягивая ближе. — Ты думал, что будет дальше? На этот раз Лань Сычжую пришлось замолчать. — Сколько ты ещё будешь тайком ко мне бегать? — безжалостно продолжал Цзян Ваньинь. — Рано или поздно об этом узнают. Что скажет твой… Ханьгуан-цзюнь? Думаешь, он будет рад? — Мне неважно, — пробормотал Лань Сычжуй, зная, что лжёт. И что Цзян Ваньинь тоже это прекрасно знает. — Был бы ты девушкой, всё было бы проще. Но ты ведь не станешь уходить из Гусу Лань просто так, чтобы жить в Юньмэне. Тем более если потом захочешь вернуться обратно. На это тоже было нечего ответить. — А я глава ордена. Мне надо жениться и обзавестись наследниками. Давно уже. Лань Сычжуй уткнулся лицом ему в плечо. — Когда? — Не знаю. — Цзян Ваньинь легонько поглаживал его по спине, словно это могло смягчить неприятные слова. — Возможно, в следующем году. Что ты тогда будешь делать? Вряд ли ваши ланьские правила позволяют отношения с человеком, который женат. Лань Сычжуй прикусил губу. Цзян Ваньинь говорил правду, всё так и было. Ханьгуан-цзюнь никогда не одобрит их отношения, а вступать в связь с человеком, связанным узами брака, недостойно не только адепта Гусу Лань, но и любого, у кого есть хоть капля совести. Лань Сычжуй, наверное, с самого начала знал, что им с Цзян Ваньинем не суждено быть вместе навсегда. Просто предпочитал не думать об этом. — Тогда у меня есть ещё год. Рука на его спине замерла. — Это несерьёзно. — А что ты хочешь? — Лань Сычжуй приподнялся, опираясь на локти, чтобы взглянуть ему в лицо. За прошедшее время он успел неплохо узнать Цзян Ваньиня и заметил, что когда тот говорит что-то неприятное, то выглядит так, словно жесткие слова — меньшее, что заслужил тот, кому они предназначены. Но сейчас он смотрел спокойно, лишь плотно сжимал губы. Он и сам расстроен, понял Лань Сычжуй. Захотелось коснуться этих сжатых губ поцелуем, убрать складку в углу рта. Но вряд ли это помогло бы. — Ты говоришь, что нам придётся расстаться. Я не спорю. Но до этого мы целый год можем быть вместе. Я не хочу от него отказываться. А ты? Цзян Ваньинь вздохнул: — Ты не знаешь, о чём говоришь. Потом будет тяжелее. — Пусть. — Сам же пожалеешь. — Не надо беспокоиться обо мне, — почти зло сказал Лань Сычжуй. — Говори за себя. Если хочешь закончить всё прямо сейчас, так и скажи, а не пугай тем, как мне будет плохо. Тебе бы понравилось, если бы кто-то стал за тебя решать, как тебе будет лучше? Сказал и тут же пожалел. Лицо у Цзян Ваньиня вдруг сделалось такое, словно Лань Сычжуй его ударил. Он уже собрался извиниться — ведь он не хотел быть грубым, просто слишком задело, что его решения не воспринимают всерьёз, — но тут Цзян Ваньинь потянул его к себе и прижал так сильно, что стало трудно дышать. Лань Сычжуй замер, не понимая, ласка это или злость. — Иногда, — сказал Цзян Ваньинь тяжело, но без гнева, — ты бываешь слишком умён для своих лет. Лань Сычжуй вздохнул и расслабился, зная, что победил. Радости не чувствовал — Цзян Ваньинь был прав. Но Лань Сычжуй не мог отказаться от него. Если однажды им предстояло расстаться, он не хотел приближать этот день ни на минуту. Цзян Ваньинь всё ещё прижимал его к себе, но уже не так сильно. Лань Сычжуй повернул голову и поцеловал его в шею. И ещё, чуть выше. Обнимающие его руки расслабились. — Мы на ночной охоте, — напомнил Цзян Ваньинь. Но пальцы его уже гладили Лань Сычжуя за ухом, соскальзывая на шею, и это было очень приятно. — Но ты же следишь за печатью, — пробормотал Лань Сычжуй ему в шею. От запаха кожи и благовоний, которыми была пропитана одежда, у него кружилась голова. Хотелось уткнуться носом в эту шею, в ямочку у плеча и дышать, не отрываясь. О духе убитой девушки он не беспокоился: здесь, за защитным контуром, они с Цзян Ваньинем оставались невидимы для неё. Всё, что им нужно было сделать, — дождаться, пока она подойдёт к кукле, приняв её за Лань Сычжуя, и попадёт в ловушку. А если подойдёт недостаточно близко — подтолкнуть. С такими простыми заданиями справлялись даже ученики. Однако и заходить чересчур далеко не следовало. Лань Сычжуй постарался не прижиматься к Цзян Ваньиню бёдрами — слишком уж это разжигало томление в паху. Скорее бы явился этот несчастный дух, что ли. — Лань Сычжуй, — позвал его Цзян Ваньинь и, когда тот поднял голову, потянулся, чтобы поцеловать его. Правая рука его поползла по спине Лань Сычжуя к пояснице и ниже… В дверь постучали. От глубокого вздоха грудь Цзян Ваньиня поднялась и опустилась, качнув Лань Сычжуя, как на волне. — Какого чёрта? — почти неслышно произнёс он. — Молодой господин? — Стук повторился. — Вам что-нибудь нужно? — Я же приказал ей не приходить сюда. — А ещё она спит как убитая, — вспомнил Лань Сычжуй, неохотно отрываясь от Цзян Ваньиня и садясь на кровати. Достал из рукава гуцинь, разложил на коленях. Цзян Ваньинь бесшумно поднялся и, не высовываясь за границу защитного контура, встал в углу комнаты — там, где открывшаяся дверь должна была заслонить его от вошедшего. — Госпожа Мин? — громко ответил Лань Сычжуй. — Это вы? Дверь отворилась. Госпожа Мин стояла на пороге, держа в руках кувшин и полотенце. — Молодой господин желает умыться перед сном? Может быть, принести чая? Или вина? Она шагнула в комнату, улыбаясь приветливо и открыто. Ничто в ней не вызывало тревоги, а подобная забота о госте сделала бы честь любой хозяйке. Но смотрела она не на Лань Сычжуя, а на тряпичную куклу, сидящую на стуле. Цзян Ваньинь ударил без замаха: лишь выбросил вперёд руку, и Цзыдянь развернулся лиловой плетью, хлестнул госпожу Мин между лопатками. С громким криком та отлетела к стене, ударилась об неё и повалилась на пол, потеряв сознание. И тут же вспыхнула печать, стул опрокинулся, а кукла поднялась в воздух и треснула пополам. Лань Сычжуй начал играть Успокоение. Уже после первых нот кукла упала на пол, но он играл дальше, чтобы наверняка успокоить духа. После убийства троих человек тот должен был стать ещё сильнее и злее, чем сразу после смерти. Об этом говорило и то, что, будучи изгнан из тела госпожи Мин, он набросился на куклу, пытаясь убить её. То есть Лань Сычжуя, за которого её принимал. — Спроси про убийцу, — сказал Цзян Ваньинь, встав рядом. Цзыдянь всё ещё искрился на его пальце. Не прерывая мелодию, Лань Сычжуй указал взглядом на госпожу Мин. Цзян Ваньинь закатил глаза, но всё же поднял её и перенёс на кровать. Для верности Лань Сычжуй выждал ещё немного и принялся за Расспрос. Увы, им не удалось узнать много. Чжу Ли помнила о своём убийце лишь то, что он был высоким и молодым. И приятным на вид. Мерзавец дождался, пока она придёт с водой для умывания, надругался над ней, а потом задушил. И забрал тело. Дух Чжу Ли жаждал мести, и когда в трактире появился одинокий мужчина, остановившийся в той же самой комнате, она отомстила ему. А потом комната перестала иметь значение. Новые постояльцы были молоды и привлекательны, совсем как тот, первый, а Чжу Ли слишком зла. — Ты всё это время была в теле госпожи Мин? От этого вопроса Чжу Ли пришла в такое беспокойство, что снова пришлось играть Успокоение. — Отпусти её, — велел Цзян Ваньинь. — Ничего нового всё равно не узнаем. Пусть убийством занимаются местные власти. Лань Сычжуй кивнул и начал играть Покой. Госпожа Мин пришла в себя почти через две палочки благовоний. За это время Лань Сычжуй успел стереть печать и очистить комнату от следов тёмной энергии. Хотел стереть и символы контура, но Цзян Ваньинь небрежно размазал ближайшие два и сказал, что этого достаточно. — Ты ещё полы здесь помой. Пусть сами оттирают, нечего. Лань Сычжуй не стал спорить, и им хватило времени на несколько неторопливых поцелуев, прежде чем госпожа Мин заворочалась на кровати. Лань Сычжуй помог ей сесть. — Я… — Она изумлённо огляделась. — Что я здесь делаю? Прошу простить, господа заклинатели, я ведь… я не помню, чтобы поднималась сюда. Я легла спать и… Что произошло? — Всё в порядке, — заверил её Лань Сычжуй. — Вы оказались здесь, потому что были одержимы духом Чжу Ли. Но мы упокоили её, вам больше ничего не угрожает. Тут ему пришлось прерваться, потому что госпожа Мин, поняв, что Чжу Ли умерла, ударилась в слёзы, и потребовалось немало времени, чтобы успокоить её. Цзян Ваньинь даже не думал помочь и, судя по виду, едва сдерживался, чтобы не прикрикнуть на несчастную женщину. Но всё-таки сдерживался. Когда госпожа Мин немного успокоилась и вытерла лицо, они попытались расспросить её о молодом человеке, ночевавшем в комнате, где потом нашли первый труп, но госпожа Мин не смогла вспомнить никого подходящего. Слишком уж много постояльцев сменилось за прошедшее время. Потом она вдруг поняла, что Чжу Ли убивала мужчин, находясь в её теле, то есть прямо её собственными руками, и неизвестно, что ещё делала, высасывая из них силы, и снова разрыдалась. К тому времени, когда Лань Сычжую удалось окончательно её успокоить, за окном уже забрезжил рассвет. Цзян Ваньинь написал короткое письмо местному градоначальнику и велел госпоже Мин найти посыльного. Та спохватилась, что господа заклинатели наверняка захотят позавтракать, а печь ещё не растоплена, и бегом бросилась из комнаты, на ходу поправляя причёску. Когда её шаги стихли на лестнице, Цзян Ваньинь сел рядом с Лань Сычжуем и слегка толкнул его плечом: — Я могу сам с ними поговорить. Если не хочешь, чтобы нас видели вместе. Лань Сычжуй вздохнул и прижался к нему теснее: — Госпожа Мин всё равно расскажет про меня. Какая разница. Пусть лучше сейчас обо всём спрашивают, чем потом придут в Гусу Лань искать заклинателя, который был с главой Цзян. Они посидели молча. Лань Сычжуй подумал: другой человек на месте Цзян Ваньиня спросил бы, о чём он размышляет. Цзян Ваньинь не спросит. — Как ты думаешь, зачем он забрал тело? — Чтобы её дольше не хватились. Или чтобы провести какой-нибудь ритуал. Над тем, что главе Цзян везде мерещатся тёмные заклинатели, подшучивали даже в Облачных Глубинах. — Для ритуала было бы проще найти какую-нибудь бродяжку, — всё же возразил Лань Сычжуй и тут же устыдился: он так просто сказал это, словно речь шла о бездушном предмете, а не живой девушке. Некоторые заклинатели считали, что так и надо. Нечисть часто пытается вызвать жалость или желание помочь, когда заманивает людей в ловушку. Тот, кто руководствуется сердцем, а не разумом, подвергает себя опасности. Но ночная охота закончилась, и следовало проявить больше уважения к мёртвой Чжу Ли. А может, и к другим девушкам, если она была не первой жертвой. — Значит, чтобы не хватились. Не забивай себе голову. Если его найдут, то узнают, где он её спрятал. Он был прав, сожаления ничем не помогли бы несчастной девушке. Они сделали всё, что могли: остановили и упокоили озлобленный дух. Остальное было заботой местных властей. — У меня в полдень встреча с главой клана Фо, — сказал вдруг Цзян Ваньинь. — Я не могу здесь задерживаться. Но если ты действительно хочешь… Он не договорил, но Лань Сычжуй сразу понял, о чём речь. — Прилетай в Пристань Лотоса. Это лучше, чем какая-то паршивая гостиница. Лань Сычжуй кивнул, чувствуя, как горячеет лицо. Он ведь сам предложил остаться на ночь, что же теперь смущается? — Ага. Прозвучало не слишком уверенно, и Цзян Ваньинь нахмурился: — Если ты передумал… — Нет, нет. — Лань Сычжуй торопливо улыбнулся. — Я просто… просто… Ему тоже не пришлось договаривать. Цзян Ваньинь обнял его за плечи, притянул к себе, и сомнения исчезли. Они снова целовались, медленно, едва касаясь друг друга губами, рука Цзян Ваньиня лежала на его плечах, и Лань Сычжую было тепло и очень уютно. Он бы целую вечность мог так просидеть. Но шаги хозяйки застучали по коридору, её голос звал господ заклинателей спуститься к завтраку, и им пришлось прерваться. До следующего свободного дня Лань Сычжуй не мог найти себе места. Они собирались сделать это. На самом деле. Ужасно хотелось с кем-нибудь поделиться; лучше, конечно, с кем-то опытным, кто мог бы дать совет, как это вообще бывает в жизни, а не в книжках. В крайнем случае — с Лань Цзинъи. Но из старших на ум приходил только Вэй Усянь, который должен был вернуться в Облачные Глубины к концу месяца, а Лань Цзинъи пришлось бы признаться, что Лань Сычжуй встречается с мужчиной — ведь девушке он не посмел бы предложить подобное, когда ещё даже не назначен день свадьбы. А тут уже можно было и догадаться, какого мужчину в Юньмэне Лань Сычжуй не хочет выдавать. Поэтому приходилось молчать. И это терзало Лань Сычжуя едва ли не больше, чем само ожидание. За несколько дней до назначенной встречи он, как обычно, пришёл к Лань Данцину: — Прошу разрешения покинуть Облачные Глубины в десятый день этого месяца. — Разве ты не должен заменить Лань Сюйшэня на уроке одиннадцатого дня? Лань Сюйшэнь, обучавший игре на гуцине самых младших детей, собирался сопровождать Лань Сичэня в Нечистую Юдоль для встречи с главой клана Не. Лань Сычжую уже случалось заменять его на уроках. — Старший Лань прав. Я прошу всего один день. Лань Данцин кивнул: — Хорошо. Не опаздывай. Лань Сычжуй поклонился. Он надеялся, что успеет вернуться вовремя. Если утром вылететь пораньше, а потом… Это ведь не займёт много времени? Судя по тому, что он видел в книгах, нет. Лань Сюйшэнь возвращался через три дня, и если бы Лань Сычжуй отложил встречу, то мог бы остаться на ночь, но он не желал откладывать. Лучше встретиться потом ещё раз. Встреч с Цзян Ваньинем никогда не было достаточно. Ожидание перестало тянуться и отмерило точный срок: три дня. Три дня до того, как Лань Сычжуй получит наконец то, чего так долго желал. Так, как в это утро, Лань Сычжуй не нервничал даже перед первой самостоятельной ночной охотой. У ворот Пристани Лотоса, приветствуя уже знакомых адептов, он на миг смутился от глупой, ничем не объяснимой мысли: «Они знают, зачем я здесь». Идя к зданию, где находились покои Цзян Ваньиня, он словно ощущал на себе чужие взгляды, хотя и понимал, что если кто и смотрит — то лишь из-за его белых одежд, выдающих гостя. Может, это всё-таки было глупой идеей. Следовало уговорить Цзян Ваньиня встретиться где-нибудь за пределами Пристани Лотоса, подальше от любопытных глаз. Никто бы не узнал. Но отступать было поздно. Слуги, которым полагалось предупреждать главу ордена о появлении гостей и сопровождать их, если глава согласится принять, не остановили его. Заметили, но не поспешили подойти — словно Лань Сычжуй был вправе ходить здесь, как у себя дома. Может быть, им приказал Цзян Ваньинь? Значит, ждал и догадывался, что Лань Сычжую будет не по себе от чужого внимания. Он зашагал быстрее. Цзян Ваньинь встретил его в простом орденском ханьфу даже без верхней накидки и был больше похож на одного из старших адептов, чем на главу ордена. — Всё-таки пришёл, надо же, — сказал он, откладывая свиток, который читал. — Я был уверен, что ты передумаешь. Лань Сычжуй передёрнул плечами: — Нет. Цзян Ваньинь поднялся с низкой кушетки и склонил голову, разглядывая его: — Не знаю, что ты надумал, но выглядишь так, словно явился приносить себя в жертву. Это было последнее, что Лань Сычжуй ожидал услышать. И так далеко от правды, что он не смог сдержать смешок, а со смехом улетучилось и волнение, глодавшее его по дороге сюда. Он шагнул к Цзян Ваньиню и обнял его. — Я не передумаю, — сказал он, уткнувшись лицом ему в плечо. Цзян Ваньинь вздохнул. — Что же с тобой делать, — сказал он, и прозвучало до того нежно, что Лань Сычжуй мог бы влюбиться в него ещё раз. — Я думал, из нас двоих ты лучше знаешь, что делать, — пошутил он и скорее почувствовал, чем услышал, как Цзян Ваньинь засмеялся. Скажи ему кто раньше, что глава Цзян может быть нежным, может смеяться над глупыми шутками, разве Лань Сычжуй поверил бы? Какое счастье, что они встретились тогда в пещере зверя и Лань Сычжуй узнал его таким. Сейчас он не смог бы отказаться от Цзян Ваньиня даже под страхом смерти. Расстаться, чтобы не страдать когда-нибудь потом? Что за глупость! Они ещё немного простояли, не размыкая объятий и обмениваясь поцелуями, затем Цзян Ваньинь отстранился и взял Лань Сычжуя за руку: — Идём. Лань Сычжуй даже не спросил куда. Через длинный коридор они вышли на узкую деревянную галерею и дальше по тропке между высоких кустов с белыми цветами, вглубь Пристани Лотоса. Вокруг не было ни души — к счастью, потому что как ни замирало сердце от страха, что их увидят, отпускать руку Цзян Ваньиня он не желал. Вскоре заросли расступились, и впереди открылся берег озера. Деревья, склонившиеся над водой, скрывали от глаз далёкий причал и линию берега. У самой воды стоял деревянный павильон с резными опорами и лёгкими решётчатыми стенами. — Сюда никто не приходит без моего разрешения, — сказал Цзян Ваньинь, словно точно знал, о чём переживает Лань Сычжуй. — Раньше это был просто берег с песком, мы часто бегали сюда купаться. Потом я про него вспомнил и приказал построить павильон. Так всё-таки лучше. Внутри большую часть павильона занимала широкая кушетка, заваленная подушками, рядом стоял небольшой столик с письменным прибором. Было легко представить, как Цзян Ваньинь проводит здесь летние дни, когда ветерок от озера сдувает полуденную жару, и ни слуги, ни адепты не смеют тревожить главу ордена. Лань Сычжуй скинул сапоги, залез на кушетку с ногами и взглянул на Цзян Ваньиня. Тот сел рядом и вытащил из рукава знакомый белый кувшин. Лань Сычжуй ожидал, что следом появятся чашки, но Цзян Ваньинь вытащил пробку и прижался к горлышку прямо губами. А потом протянул кувшин Лань Сычжую. Пить вино даже за стенами Облачных Глубин отдавало бунтарством, хотя формально не было нарушением правил, а уж так, потеряв все приличия… Лань Сычжуй прижался губами к горлышку там же, где совсем недавно были губы Цзян Ваньиня, и сделал маленький глоток, смакуя сладковатый вкус. В груди сразу потеплело. Он протянул кувшин обратно, но Цзян Ваньинь поставил его на столик и притянул Лань Сычжуя к себе. На его губах ещё оставался вкус вина. Лань Сычжуй зажмурился от удовольствия. — Подожди. Цзян Ваньинь отпил ещё глоток, но не передал кувшин, а повторил поцелуй, и вино из его рта оказалось на языке Лань Сычжуя. Сладкое, прохладное. В такой жаркий день. Наверное, кувшин тоже зачарован, как те цянькуни, что он подарил целительнице Су. — Дай теперь я, — попросил Лань Сычжуй и так же набрал в рот вино перед поцелуем. Это оказалось не так уж просто, зато невероятно забавно. Они поили друг друга вином изо рта по очереди, иногда удачно, иногда не очень — и сладкие капли стекали на одежду. В какой-то момент тянуться друг к другу стало неудобно, и Лань Сычжуй обнаружил себя сидящим на бёдрах Цзян Ваньиня, сжав его коленями. Его пояс уже был развязан, а руки Цзян Ваньиня освобождали его от верхних одежд. И правда, не портить же их вином. Лань Сычжуй с тем же энтузиазмом взялся развязывать пояс Цзян Ваньиня, что оказалось довольно сложной задачей, если при этом целоваться и не смотреть на узел. Он не сразу заметил, как остался в одних лишь нижних одеждах, а заметив — не смутился. Было ли чего смущаться, когда он сидел на Цзян Ваньине, прижимаясь к нему так крепко, как только мог, и отчаянно желал, чтобы между ними не осталось ничего, даже самого тонкого слоя шёлка? Остановился он лишь раз: когда распахнул на Цзян Ваньине нижнюю рубаху, и пальцы, скользнув по груди, задели неровную выпуклость на коже. Лань Сычжуй опустил взгляд: грудь Цзян Ваньиня пересекал длинный шрам. — Не спрашивай. Лань Сычжуй не видел таких шрамов прежде, но знал, что их оставляет. Никто не посмел бы ударить главу Цзян дисциплинарным кнутом, значит, это с юности. Но наказывают обычно по спине, почему же его ударили поперёк груди? И за что? Но он не стал спрашивать. Вместо этого наклонился и прижался к шраму губами. Цзян Ваньинь помог ему раздеться до конца и сам обнажился без тени смущения, словно был один в павильоне и собирался искупаться. В Облачных Глубинах не было принято обнажаться на глазах у других, адепты даже купались обычно в нижних одеждах, и Лань Сычжуй лишь несколько раз видел нагих сверстников, когда за пределами Облачных Глубин они дружно пренебрегали этой традицией. Он никогда не засматривался на них, не думал, красивые они или нет, — просто тела других людей, что в них такого? Но Цзян Ваньинь не был подростком, он был взрослым мужчиной с телом, закалённым тренировками и боями, сильным и стройным, чуть золотящимся от загара — и ниже пояса тоже. Лань Сычжуй не мог оторвать от него глаз, в голове не осталось ни одной связной мысли — только осознание, что Цзян Ваньинь, скорее всего, купался нагим у этого самого берега. И жадное желание смотреть, трогать, ласкать, губами и руками, лишь бы только ему позволили… — Ты меня сейчас глазами подожжёшь, — сказал Цзян Ваньинь и протянул руку. — Иди сюда. И оказалось, что позволено всё. Его тело под руками и губами Лань Сычжуя было горячим, и твёрдым, и слегка влажным от испарины, и запах благовоний тот же самый, что вскружил Лань Сычжую голову ещё в пещере зверя. Лань Сычжуй прижимался к Цзян Ваньиню всем телом, и даже когда между ними ничего уже не осталось, хотелось стать ещё ближе. Руки Цзян Ваньиня гладили его по спине и талии, выпутывали из волос гуань, тело его так же подавалось навстречу, прижимаясь и скользя, и Лань Сычжую было хорошо до одури, до захлёбывающихся стонов и дрожи, сотрясающей тело. До сбившегося дыхания и кругов под зажмуренными веками. До того, чтобы забыть обо всём на свете, кроме Цзян Ваньиня в его объятиях. Лань Сычжую казалось, что он не сможет пошевелить даже пальцем — такой усталостью было наполнено тело. Приятной усталостью, напоминающей об испытанном удовольствии. Он и не думал, что такое бывает. Что одни лишь прикосновения рук и губ другого человека могут дарить подобное наслаждение. Цзян Ваньинь действительно знал, что делать. И щедро делился этими знаниями. Это был самый приятный урок на свете. Рука Цзян Ваньиня медленно поглаживала его по голове, пальцы перебирали распущенные волосы. Лань Сычжуй довольно вздохнул и прижался к его груди, ощущая под щекой неровный шрам. Пора было улетать, но сама мысль о том, чтобы встать и покинуть этот павильон и так же устало лежащего Цзян Ваньиня, казалась немыслимой. Кто только придумал, что в Облачные Глубины надо возвращаться не позже часа Свиньи? В других орденах такого нет, и ведь живут как-то. «Ещё немного, — пообещал он себе. — Ещё немного полежу и встану». Но солнце опускалось всё ниже, а он никак не мог найти силы сказать: пора. И Цзян Ваньинь уже не гладил его, а лежал с закрытыми глазами, дыша размеренно и тихо, и было так жаль его будить. Вздохнув, Лань Сычжуй прижался к нему крепче и тоже закрыл глаза. Он вылетит перед рассветом, чтобы успеть к часу Кролика. За опоздание накажут, ну и что. Наказание было где-то там, в далёком завтрашнем дне, а Цзян Ваньинь — здесь, и провести рядом с ним всю ночь стоило ферул, переписывания правил и любых других неприятностей. Чтобы прилететь в Облачные Глубины вовремя, ему пришлось покинуть Пристань Лотоса ещё прежде, чем начало светать. Но он успел. Лань Юшэнь и Лань Шу, дежурившие на воротах, посмотрели на него с удивлением, но, должно быть, решили, что он вернулся с ночной охоты. — Лань Сычжуй, — сказал Лань Данцин, прикрыв глаза, словно листал ту самую книжечку у себя в голове. — Ты должен был вернуться вчера. — Да, старший Лань, — вздохнул Лань Сычжуй. Лань Данцин кивнул. — Мне придётся доложить об этом Лань Цижэню, — предупредил он с ясно различимым сожалением. Лань Сычжуй тоже сожалел, что наказание за его проступок будет назначать учитель Лань, а не Цзэу-цзюнь. Тот был гораздо снисходительнее своего дяди. Но деваться было некуда. Занятия с младшими учениками всегда радовали: Лань Сычжуй любил возиться с детьми и ещё больше любил видеть, как их глаза загораются от восторга, когда простенькая мелодия или иероглиф становятся вдруг понятны и их удаётся повторить, пусть даже не с первого раза. Лань Сюйшэнь обещал, что однажды передаст Лань Сычжую обучение самых младших, и Ханьгуан-цзюнь одобрял это. Лань Сычжуй часто вспоминал, с каким терпением тот учил его музыке, и сам старался обращаться с детьми столь же терпеливо, не жалея времени на повторение самых простых вещей. После урока его нашёл Лань Шу. — Учитель Лань велел тебе прийти. Лань Сычжуй кивнул, стараясь не выглядеть при этом слишком тоскливо. Что ж, пришло время расплачиваться. Лань Цижэнь встретил его таким недовольным взглядом, что Лань Сычжуй сразу попрощался с надеждой на хорошее настроение учителя, которое смягчило бы его гнев. — Лань Сычжуй! Мне доложили, что ты не вернулся вовремя в Облачные Глубины. Это правда? Лань Сычжуй опустился на колени и поклонился: — Да, учитель Лань. — Может быть, у тебя есть оправдание? Тебя что-то задержало? — Нет, учитель Лань. Я задержался по своей воле, зная, что нарушаю правила. Лань Цижэнь возмущённо фыркнул: — И так просто говоришь об этом! Из всех адептов нашего ордена — как у тебя только совести хватает! Лань Сычжуй опять склонился к полу: — Этот адепт признаёт свою вину и готов понести наказание. — Ещё бы ты не признал! Поверить не могу, что ты оказался способен на такое! На это Лань Сычжую было нечего ответить. — Всё из-за этого… — Лань Цижэнь скривился, словно хотел сплюнуть. — Прежде ты себе такого не позволял. Ни ты, ни Лань Ванцзи. Всё его влияние! Лань Сычжуй и тут промолчал, хотя очень хотелось вступиться за Вэй Усяня. Ведь он точно был ни при чём. Лань Цижэнь тоже помолчал, раздумывая. — В последнее время ты часто отлучаешься из Облачных Глубин, — сказал он уже более спокойным тоном. — Ты с кем-то встречаешься? Или посещаешь какое-то… заведение? У Лань Сычжуя перехватило дыхание. Он ожидал гнева Лань Цижэня, но не расспроса, и оказался не готов. — Лань Сычжуй! — Прошу прощения у учителя. Я не могу ответить. — Что это значит? Ты отказываешься отвечать?! — Прошу прощения. Я не могу ответить, — повторил Лань Сычжуй. — Клянусь учителю Ланю, что я не посещал неприличные заведения и не совершал дурных поступков, которые могли бы бросить тень на орден. Но я не могу сказать, где и с кем был. Лань Цижэнь снова замолчал. Лань Сычжуй не обманывался — учитель был в ярости. Когда он орал, было как-то привычнее. — Дай мне свой жетон, — наконец сказал Лань Цижэнь. Лань Сычжуй похолодел от дурного предчувствия, но не посмел ослушаться. Лань Цижэнь сунул нефритовый жетон в рукав. — Сто ферул за опоздание. До конца месяца тебе запрещено покидать Облачные Глубины. Ступай.