Тайны Зазеркалья

Атмосфера в "Зазеркалье" была такой же, какой её оставил Владимир с последнего своего посещения. Разве что народа сегодня было побольше, наверное, из-за того, что обстановка в Питере с каждым днём становится всё хуже и хуже, и люди не знаю, куда себя деть, куда отправится за помощью. Это неприятным осадком остаются в мыслях, и он недовольно хмыкает, скрытно, так, чтобы Чумной доктор не заметил. Кризалис крайне удивлён таким расстеренным поведением новоиспечённого защитника справедливости, хотя, что взять с молоденькой девчушки, которая жизни ещё не видела и так удивилась таким маленьким деталям из его биографии. Она даже мотоциклов боится... Он косится на немного испуганного Доктора. Так забавно выглядит в этом костюме... Кризалису искренне жаль, что очередной жертве игр Разумовского предстоит разбираться с таким паршивым делом. Лучше бы её вообще в это не втягивали. Из динамиков играет какая-то неизвестная бумерскому слуху Владимира музыка. Она даже немного раздражает, ведь мешает сосредоточиться на деле, а мельтешащие вокруг люди только усиливают это чувство. Побыстрее бы расправиться с этим... Хотя Кризалису было даже как-то спокойнее здесь. Не то, чтобы ему нравилось находится в освещение неоновых зелёных ламп, но "Зазеркалье" обладало какой-то особенно уютной атмосферой. Чумной доктор разбавляет сосредоточенность мужчины своими любопытными вопросами и отвлекает его внимание. Он даже не сразу замечает неприветливо мигающие в толпе насыщенные зелёным глаза. Стройная фигура, по традиции облаченная только в зелёный цвет, особенно высокомерно возвышается среди прочих в "Зазеркалье", всем своим видом, показывая безразличие к происходящему. Кризалис бы соврал себе, если бы сказал, что смотрит исключительно в манящие изумрудные глаза, а не бегает взглядам по силуэту своего бывшего, стараясь изо всех сил скрыть свои эмоции. Он даже если бы постарался, то не смог бы оторвать взгляда от плавных линий фигуры, от атласного плаща, который отражал в себе зелёные блики подсветки, и тонких пальцев, что сжимали бокал красного. Поэт как обычно появлялся эффектно. Настолько эффектно, что у Владимира захватывало дыхание, и он безуспешно сдерживал желание в своих глазах прикоснуться ко всегда холодной, мраморной коже, зарыться пальцами в тёмные кудри, растрепать их, коснуться губами... — Только посмотрите, кто пожаловал, — такой надменный, быстро приводящий в себя голос. Кого он пытается обмануть? Кризалис явно чувствуют, что за этим холодным тоном скрывается что-то источающее желание и интерес. Он слишком хорошо знает этого большого ребенка, поэтому не ведётся на фальшивую игру в "кошки-мышки". Владимир здесь не для этого. Он не посмеет стать снова игрушкой в этих безжалостных руках. Он знает, на что способна эта коварная ухмылка, на что способен этот человек, скрывающийся под маской смазливого личика. Поэтому он пропускает все колкие высказывания и старается не смотреть в глаза, чтобы вновь не повестись на эту фальшивую игру в любовь. Собравшись с духом, Кризалис делает лицо на столько серьёзным, на какое только способен в этот момент. Он даже забывает, что остался не один против опасно блестящих глаз Поэта – где-то позади него стоит Чумной доктор в полном непонимание. Не стоит сейчас выяснять отношения, не для этого они тут. Поэтому Владимир упорно шагает вперёд, надеясь оставить за собой мужчину со слишком вызывающе растегнутой рубашкой без особого внимания. Да, он не мог не смотреть на него, не мог не цепляться взглядом за каждую складочку, за каждый миллиметр его тела – это выше его сил. Это было что-то инстинктивное, животное, воспитанное в этих безумных отношениях. Поэту всегда нравилось, когда Кризалис восхищался им, когда глаза мужчины блестели от каждого вызывающего движения рифмоплета. Поэту это нравилось, а Кризалис страдал каждый раз, когда прикасался к нему, когда подходил слишком близко и получал очередной удар ножом под ребра... Он специально отходит на безопасное расстояние, чтобы не видеть больше этот зелёный плащ и бледных рук и, чтобы, не дай бог, коснуться его. Пытается пройти как можно быстрее, чтобы поскорее уйти из этого места – уже не было никакого настроения оставаться в "Зазеркалье". Но Поэт зачем-то делает шаг в сторону. Кризалис не смеет отступить, пусть сердце больно сжимается, а кислород перестает поступать в лёгкие, и он на мгновение задыхается. Владимир всегда был слабее рядом с ним. Он обладал нечеловеческой силой, жестокостью, но его всегда размазывало рядом с этим мужчиной. Он не может взять себя в руки, пойти против его воли – это выше сил Кризалиса. Ему приходится испытывать странную, ни на что непохожую боль. Поэтому, когда он сталкивается с острым плечом Поэта, он чувствует, как в спину врезается с десяток стрел с заострёнными наконечниками, и как одна из этих стрел застревает прямо в сердце. Поэту опять хочется играть, а он опять страдает из-за этих игр... Он скрывает свои разочарование и гнев за хмурыми бровями и непроницаемой холодностью. Сколько это может продолжаться? Владимир не может ответить на этот вопрос, потому что уточнённый запах Поэта идёт за ним до самой комнаты Фарида, медленно сводя с ума. Но даже там его не отпускает. Он продолжает теряться в своих мыслях, потому что картинка то и дело перебивается на тонкие губы, изогнувшиеся в злой ухмылке, или обнаженную шею старого знакомого. Он бросает какие-то фразы, не слишком углубляется в разговор Чумного доктора и гениального айтишника, но суть всё равно улавливает. Пусть это и очень тяжело сделать, когда губы постоянно пересыхают, а в низу живота разливается подозрительное тепло. Тепло, которое хорошо знакомо Владимиру. Он злится на себя и свою беспомощность, что Поэту потребовалось только глазками стрельнуть, только голос до шёпота понизить, только попробовать дать отпор и начать казаться независимым, как он тут же заводится, словно подросток. Воистину отвратительное чувство. Когда они с Чумным доктором узнают то, что им требуется, он даже не ждёт своего нового друга и покидает комнату Фарида. Девчонка еле за ним успевает, но возразить не может или просто не хочет – послушно догоняет его, всё ещё оглядываясь по сторонам, не до конца доверяя посетителям "Зазеркалья". Кризалис неожиданно для себя улавливает единственно знакомую песню в этом месте: он часто слышал эту мелодию, потому что Поэту она очень нравилась, и он любил сводить с ума мужчину, аккуратно двигаясь под этот трек. Какое-то странное ощущение заставляет Владимира остановиться и отвести взгляд в сторону барной стойки. Но потом он тут же жалеет, что делает это, потому что загипнотизированный больше не может отвести взгляд. В зелёном свете под какой-то очередной клубный трек Поэт с невероятной ловкостью танцует на стойке. Его движения резкие, но по особенном привлекательные, а иногда совершенно медленные, гипнотизирующие. Сложно не утонуть в этом импровизационном танце, особенно когда последние минуты твои мысли сосредоточены лишь на том, как Поэт своими тонкими ногами не пируэты на барной крутит, а тебе ягодицы сжимает. Кризалис коротко даёт понять Чумному доктору, чтобы тот ждал его на улице, и что он скоро вернётся. Новоиспеченный помощник не сразу понимает в чём дело, но спорить не начинает и поспешно удаляется из заведения в то время, как Владимир пытается протиснуться через толпу, чтобы приблизиться к танцующему мужчине на столе. Чем ближе он подходит к Поэту, тем яснее становится то, что тот совершенно пьян и совсем не контролирует своё поведение. Его движения на столько раскованны, потому что алкоголь дал волю эмоциям, а не потому что на него почти никто не обращает внимание – не всем есть дело до тех, кто перебрал в баре и таким образом пытается отпустить надоедливые мысли. Кризалис уверен, что Поэту всё равно смотрят на него или нет. Он даже не уверен, замечает ли его бывший, когда он ловко опускается на коленки, а потом, извиваясь, прогибается в спине, демонстрируя свою прекрасную талию. У Владимира внутри всё горит. Ему кажется, что ещё чуть чуть, и он сойдёт с ума. Поэт бессердечно добивает Кризалиса, когда вытягивает длинную, изящную ножку, а потом ловко возвращается в исходное положение на коленях, не забыв тряхнуть своими кудрями и томно прикрыть глазки. После такого Владимир окончательно теряет контроль. Он делает несколько шагов вперёд, и ему остаётся с два метра до злополучного стола, как два ярких изумруда устремляются в его сторону. Он не ожидал увидеть на столько проникновенный взгляд зелёных глаз. Несмотря на немалое количество выпитого алкоголя, глаза смотрят очень осознанно, словно в душу заглядывают. Из-за этого Кризалис смешивается, не знает что предпринять и немного отшатывается назад. Поэт не двигается. Он долго и очень проникновенно смотрит на Владимира каким-то просящим взглядом, а его грудь прерывисто вздымается от недавнего танца на столе. Спустя какое-то время Поэту становится неудобно сидеть, подогнув под себя одну ногу, а другую элегантно выставив в сторону, и спускает две ноги вниз, оставаясь сидеть на столе. У Кризалиса мир сжимается до этих жутких метров, что отделяют его от зеленоглазого. Он подрывается с места, ведомый какой-то опьяняющей магией, и почти вплотную подходит к своему бывшему. У того дыхание сбивается и это явно не от танца. От Поэта несёт дорогим алкоголем – он никогда не пил дешёвые марки, позволял себя напиваться лишь с дорогих брендов, – но Владимиру кажется, что опьянён здесь не только Поэт. Они какое-то время смотрят друг на друга со страстным, животным желанием, а потом Кризалис не выдерживает. Поверх холодной ладони Поэта он кладёт свою грубоватую, но очень горячую ладонь, а потом внимательно наблюдает за реакцией мужчины. Тот невольно вздрагивает от неожиданности, а потом осознает, что это тепло очень приятное и нахождение в такой близости с Владимиром тоже очень приятно... Кризалис не понимает, что творит. Зачем он подошёл к нему? Зачем взял за руку? – на эти вопросы он не находит ответов, зато точно знает, что поступает правильно. Поэт, не сопротивляясь, выдыхает и немного расслабляется, когда вторая рука Кризалиса ложится ему на скулу и обжигает своим теплом. Он прижимается к шереховатой руке, немного прикрывая глаза, и поддаётся чуть вперёд, разводя коленки и разрешая Владимиру подвинуться ближе. Он понимает все сразу. Не убирая ладони, мужчина притесняется между костлявых ног Поэта, и кладет тому вторую руку на поясницу, немного надавливая на него. Разум тут же путается, а ноги не ощущают твёрдой поверхности. Владимира пьянит один запах Поэта, он сводит его с ума, когда ласкается, как котенок, к его руке, когда так податливо прогибается в пояснице и позволяет ему быть ближе. Это невероятное чувство, когда твои руки касаются изумрудной рубашки и ощущают, как все тело любимого напрягается от одного твоего прикосновения, а в следующую же секунду становится послушным и ласковым. Кризалис ощущает холодный атлас у себя под пальцами и слышит учащенное сердцебиение Поэта. Впрочем, у него сейчас точно такое же, потому что невозможно оставаться равнодушным, когда Поэт так сладостно дышит над ухом и изредка поскуливает, когда Владимир аккуратно прикасается пальцами к белоснежной шее, возбуждая его. Кризалис хочет опуститься ниже, не до конца довольствуясь обнаженным горлом Поэта, но тот срывается и сам прижимается всем телом к мужчине, чуть не падая со стола. Владимир тут же подхватывает своего "танцора", не давая ему, перевозбужденному, упасть на пол, а сам пользуется случаем и проводит носом по острой скуле, вдыхая знакомый аромат. Поэт для него наркотик. Вызывает сильное привыкание с плачевными последствиями. Самая настоящая отрава. Он не выдерживает первый и хватается руками за плечи Кризалиса, откровенно намекая на последующий поцелуй. Владимир не сопротивляется и не собирается останавливать его, потому что сам уже изнывает от нехватки Поэта рядом. Их губы соприкасаются, и Кризалис думает, что он в очередной раз совершает ошибку. Такую же горькую, как и привкус алкоголя на губах Поэта. Несмотря на это, он бережно и с пристрастием касается каждого миллиметра тонких губ, стараясь взять как можно больше, не упустить ни одной детали. Поэт, на удивление ласковый, совсем охмелевший, уже полностью висит на Владимире, обхватывая его за бедра своими ногами. Ему все равно, что их может кто-то заметить, ему все равно, что их могут выгнать из "Зазеркалья", главное, что его не оттолкнули, снова простили за все выходки, а не набили лицо и не оставили с разбитым сердцем одного танцевать в этом баре. Он чувствует тепло и защиту от Кризалиса, и это главное. Владимиру кажется, что это неправильно, вот так целоваться посреди бара, поэтому он прижимает лёгкое, почти невесомое тело к себе и уносит в сторону подсобного помещения, где, по его расчетам, не должно никого оказаться. Он тут же чувствует, как Поэт начинает сжимать кофту на нем сильнее и как ближе притирается бёдрами к Кризалису. Из-за этого в голове у мужчины что-то щелкает, и его скорость замедляется, но руки сами посильнее обхватывают худые бёдра и приподнимают их выше. Поэт, ощущая, как его задницу сжимают все крепче и крепче возбуждается все сильнее и сильнее, и поэтому контролировать ему себя становится все труднее. Тем более что это мешает делать ещё и выпитый алкоголь. Из-за этого он на секунду отстраняется от горячих губ Кризалиса и заглядывает ему в глаза, нагло ёрзая своими бёдрами на руках мужчины и стараясь притиснуться ещё ближе. Владимир еле сдерживает стон и вваливается в темную подсобку, тут же прижимая нарушителя своей спокойной жизни к стенке. Он почти рычит от возбуждения, не совсем довольный вызывающим поведением Поэта. Припечатывает его силой к стене, заставляя раздвинуть ноги своей коленкой, и отрывисто кусает за шею. Поэт на это лишь заливается бархатным смехом, едва контролируя себя, и старается не грохнуться на пол, сильнее прижимаясь к стене: — Что, на столько понравился мой танец? — он, пересиливая себя, делает неаккуратное движение бедрами вперёд, касаясь своим пахом возбужденного члена Кризалиса. Тот мгновенно втягивает воздух со свистом, переставая покусывать шею зеленоглазого и давая себе передышку. Поэт тут же ловит себя на мысли, что зря он так поступил, потому что возбуждение накатывает новой волной, а трясущиеся ноги больше не могут его удерживать. Он начинается скатываться по стенке без сил, чувствуя, как низ живота приятно сводит, как его тут же дёргают обратно, своевольно хватая за талию для лучшего равновесия: — Помолчи хоть раз в жизни, – командует Кризалис, оставляя алые засосы и следы от зубов на белоснежной шее. Он в темноте нащупывает уже немного согревшуюся, но всё ещё холодную руку Поэта и переплетает с ним пальцы. Брюнет сейчас совсем податливый, совершенно не может себя контролировать и только продолжает подставлять шею для всё новых укусов и тереться пахом о чужой пах: — Меня так возбуждают твои клыки, — признается он, когда Владимир в очередной раз прикасается к беззащитной и очень чувствительной коже сначала цепляя ее зубами, а потом мягко прилизывая ее языком: — Знаю, — коротко отвечает Кризалис, не в силах скрывать свои возбуждение с желанием. Меньшее, что ему сейчас хочется – это тратить время на разговоры, но Поэт любит, когда с ним говорят, поддерживают контакт, поэтому он и отвечает, пусть и односложно и грубо, но отвечает. Главное не спугнуть, а показать, что он рядом и готов быть опорой. Длинные, бледные пальцы зарываются в волосы Кризалиса. Он поднимает глаза на Поэта и застаёт его в совершенном своём виде. Глаза полуприкрыты, веки подергиваются от возбуждения, ресницы прикрывают бесноватые искорки в зелёных глазах, а на щеках проявляется румянец от почти детского смущения и совсем недетской дозы алкоголя. Что они себе позволяют? Один напился и не может контролировать себя, другой потерял над собой контроль уже давно и лишь обманывается тем, что обрёл его снова. Два глупых влюбленных даже не подростка, а мутанта, урода этого мира. Они – исключения, нарушения нормальной жизни природы, генетические ошибки. Они не такие, как все. Обычные люди не могут столько чувствовать, сколько чувствуют они. Оба сходят с ума, и оба ничего не могут и главное не хотят с этим сделать. Поэтому целуются до приятных мозолей в тесной и пыльной подсобке. Сколько раз Кризалис так зажимал Поэта? Сколько раз заставлял его стонать под собой и выгибаться как последнюю сучку? Сколько раз он сминал на нем одежду и изучал каждый его миллиметр? Они целуются бешено, дико, остервенело, забывая дышать и задыхаясь друг другом. Кажется, что они не могут остановится. Оба ловят кайф, когда находят своё сбитое дыхание, когда слышат бешенный стук сердца даже через громко играющую музыку. Так любить умеют лишь они и никто больше.