Крыша. Сигареты. Банановый бисквит

Вода долго стекает к краю крыши, лениво собираясь в капли и под собственным весом падая вниз на асфальт. Или кому-то на макушку. Под тяжестью неба, будто рюкзака на первый учебный день, люди скукожились до движущихся точек. Или это просто высота. Минхо ежится от порыва ветра, поднявшего с ржавым хрустом рубероид. Легкий плащ шелестит дёшево и не согревает совсем, хотелось курить, но Минхо чего-то ждёт. Ах да, Джисон. Куда же без него. Окоченевшие пальцы теребят чуть мятую и порванную пачку — последствия боя с Дуни за неё — Минхо пообещал себе больше не оставлять на полу пакеты с покупками. Минута. Две. Кап. Три. Кап. Четыре. Холодно. Может он и не придет. Посиделки на крыше не было их обязательным ритуалом и вообще у Джисона правда могут быть другие дела. Уроки, например. Подготовка к экзаменам. Девушка. Кап. Холодно. Минхо раздраженно цокает и опускает голову к груди. Лицу теплее, подбородок трется об онгоровую шерсть свитера. Колет. Какое-то тотальное безмолвие. Хочется поговорить хотя бы с самим собой, но как-то неловко. В конце концов, он сидит там уже больше пятнадцати минут — нет, он не смотрел на экран телефона каждые три минуты, правда — можно уже забить на джисона и наконец покурить. Если придёт на третьей сигарете, будет думать, что он здесь не нужен в общем-то. И хорошо. Потому что Минхо тоже никому не нужен, в общем-то. Хотя это все лирика — Минхо не любит говорить (думать) об этом, и, на самом деле, он самый счастливый человек на планете земля. И только Джисон никогда его улыбки не видит. Потому что с крыши не видно другим, а если этот школьник соизволил вторгнуться в одиночество, то пусть терпит все накопленное раздражение за день, его не приглашали. Минхо собирается вскрыть пачку, как железная дверь скрипит-вопит, и как-то воровато дрожащими руками убирает сигареты обратно в карман. Как будто его застал не школьник, а собственная мать. — Привет! — жизнерадостно. Тепло. Как Джисон умеет. В ответ только взмах руки. Максимальное безразличие. — Чего не куришь? Тебя жду. Дверь захлопывается, Джисон в своей ярко-красной куртке подходит ближе и падает совсем рядом. Плевать он хотел на личное пространство, какая разница, это ведь Хен. — Я недавно пришёл, — Минхо поджимает губы, понимая, как странно будет выглядеть, если прямо сейчас достать упаковку, но становится как-то все равно, потому что это крыша и здесь можно. Можно быть нелогичным. Джисон все равно ничего не скажет. — Понятно, — он улыбается ярко, смотрит на профиль Минхо и щеки его коснуться хочет. — А я вот только домой вернулся. Где был? Минхо вскрывает упаковку и достаёт одну сигарету. Рыщет по карманам зажигалку. Находит. — Откуда эти следы? — Джисон хватает за запястье и лезет пальцами к костяшкам, полностью обхватывая чужую руку. Минхо не сразу понимает, но затем видит погрызенную упаковку. — Это Дуни. Я оставил пакет из магазина на полу. Она, видимо, тоже хочет рак лёгких. Джисон возмущённо сопит и его рот округляется. Он слишком эмоционален. Всегда. Минхо щёлкнул зажигалкой. — А если бы она нажевалась этой гадости? Хен, нужно было сразу разобрать покупки! Она же ест все подряд! — Джисон раздраженно выдыхает, если посадить на сцену, зрители скажут — плохой актёр. Но он просто жизнь любит. Почему ты такой драгоценный? — Ты-то откуда знаешь? Ты ее только по фотографиям видел. — Минхо затягивается и выдыхает долго, руки будто перестают дрожать на секунду. Как-то легче. — Ну она же кошка, а они постоянно что-то грызут. Если бы ты был умным не только в области кошек, давно бы исчез совсем или остался навсегда. Безмолвие опять рушится на голову, но говорить нечего. Их разговоры изредка касались чего-то личного, Минхо не хотел раскрываться, а Джисон не настаивал. Сам он мог часами болтать о школе, экзаменах и бесконечных друзьях, пока Минхо его не обрывал, потому что начинало бесить. Единственные темы для редких разговоров — кошки Минхо и громкие аварии на улицах перед глазами. Джисон шуршит курткой и достает одноразовую электронную сигарету. Он ее секунду рассматривает, будто гордится покупкой, и затягивается. — Опять сладкую дрянь покупаешь? — Минхо в отношении курения был консерватором — элктронного не признавал, от сладости тошнило. — А сам-то? Куришь по четыре сигареты за раз, у кого вреднее? — Джисон как ребёнок, правда, возмущается громко, как в дорамах романтических, жестикулирует, будто на языке жестов пытается объяснить. — Зубы испортишь. — Не испорчу, они крепкие. — в доказательство он зубы показывает и улыбается широко, но Минхо не смотрит. Он обычно избегает глаз этой улыбающейся личной катастрофы, потому что неловко и страшно. Джисон затягивается сильнее, и Минхо морщится. — Что это? Опять новый вкус? Улыбается, видно боковым зрением, поглаживает в руках сигарету, как сокровище. — Банановый бисквит. Я такой ещё ни в одном магазине не видел. — Кто на этот раз купил? — Минхо это бесит почему-то. Ему не хочется на самом деле слушать, кто там что Джисону покупает и где он с кем ходит. И от самого себя противно, потому что так не делается. — Я тебе не рассказывал о ней. — О ней? — Минхо аж передёргивает и губы сжимает, потому что вырвалось слишком резко и совсем не безразлично. Джисон удивлённо склоняет голову, заглядывая в чужое лицо. — Да, Джису, подруга Чана. Она уже в универе на втором курсе. Она милая. Милая. Милая. Милая. — Понятно. Минхо берет вторую сигарету. Руки трясутся, это уже не спишешь на холод и на «показалось». Нервы ни к черту, пора пить таблетки. И бросать курить. — Она мне вчера предложила встречаться. И ходить сюда, видимо, тоже пора бросать. Минхо смотрит на темнеющий город, зажигающиеся точки, взгляд не цепляется за конкретности, остаётся в расфокусе. Пальцы так и держат незаженную сигарету. Долго молчит. — А ты что? Сигарета ломается между пальцами. — Мне уже нравится кое-кто, так что я отказал. Но электронку она мне все равно помогла купить. — Ты девушке отказал, а тебе лишь бы дрянь купить. Надеюсь тот, кто тебе нравится, заметит, насколько ты безответственен. — Минхо сглатывает. Он смотрит в одну точку, пытаясь не фокусироваться ни на чем. Дышать нужно медленно, как говорил психолог. И считать. Один. — Хен, ты… — Джисон губы поджимает и пальцы мнёт, ему неприятно. — Этот человек, видимо, это уже и так знает. Два. — Ты кажется… Вот ты сидишь здесь, даже ведь не смотришь на меня! А каждый гребанный день сидишь и ждёшь, курить не начиная! — Джисон челюсть сжимает. Три. — Ты долбанный лицемер! Ты смеёшься везде, где я тебя вижу. А здесь ты будто ненавидишь всю вселенную. — ему хочется громче кричать, но не получается, ветер заглушает. Четыре. — Узколобый кретин! Тебе перед глазами красной тряпкой машут, а ты от неё отворачиваешься! — Губы кусает, лицо морщит. Пять. — Знаешь? Надоело. Шесть. Джисон отворачивается и волосы ерошит, а Минхо смотрит вперёд и дышит. Потому что кажется, что если не контролировать лёгкие, он задохнётся. Семь. — К черту, Хен. Ты отвратительный. Восемь. — Я хожу к тебе каждый гребанный день, пытаюсь понять, зачем ты ждёшь меня, почему не прогоняешь и рассказываешь про своих кошек. Почему только на меня ты злишься и не смотришь в глаза. Девять. Джисон выдыхает. Он ерзает на месте и резко подскакивает. Убирает руки в карманы, подбородок задирает, чтобы слез было не видно. — Ты мне нравишься. И я тебе нравлюсь. только ты это отрицаешь, Хен. Вот и все. Пошёл ты к черту. Десять. Джисон шаркает рубероидом и носом шмыгает, когда Минхо отмирает и с крыши подрывается. Взгляд у него все ещё потерянный, глаза с блюдца и сердце трепещет. Он не дышит. Подбегает к Джисону и за руку хватает, разворачивая к себе. Смотрит долго в глаза стеклянные. На пальцах неприятно саднит табак от разорванной сигареты, в нос забирается аромат бананового бисквита этого противного. Хочется спрыгнуть с крыши или уйти с неё в квартиру и зарыться там. С Джисоном. Можно прямо в куртках. — Нравлюсь? — Нравишься. Джисон ведёт рукой по рукаву чужого плаща, забирается под ворот свитера, ближе к шее, а кажется — под кожу. Пальцы холодные, Минхо вздрагивает, но глаза не отводит. Смотрит и молчит. А потом Джисон притягивает за шею и банановый бисквит становится не таким уж противным. И Минхо выдыхает. И бросает курить. И крышу бросает. И улыбку натянутую свою бросает. Только Джисона не бросает, а держится как за спасательных круг — только чтобы не утонуть. Обнимает непозволительно близко и целует непозволительно глубоко. Или уже позволительно? Минута. Две. Кап. Три. Кап. Четыре. Тепло.