Shoes

Гарри сегодня грустный — стилисты сказали ему неприятную штуку. Разношенные замшевые ботинки, в которых так уютно уставшим после выступления ногам, нужно выбросить или засунуть поглубже в шкаф, надевать их больше нельзя. Ноги, привыкшие к просторной обуви от предстоящей экзекуции, кажется, заболели еще больше, но спорить Гарри не любил - молчаливо смирившись со своей судьбой, он зашагал домой, в последний раз ощущая тепло замши, мягко касающейся щиколоток. — Гарри, ты чего? — Луи не может видеть своего Гарри таким. Он знает, что переживет любую боль, только еще не разобрался, выживет ли, если больно будет кудрявому. — Они сказали их выбросить, — кривится Стайлс и Луи отчетливо понимает, что это больше, чем обувь, больше, чем замша и больше, чем потертый каблук. Это культ, ритуал Стайлса, которому тот не собирался изменять. — Ты всегда можешь носить их дома, — пытается придумать выход Томлинсон, но сегодня Гарри не ищет выходов - он расстается со своим юношеством. Он расстается со временем, когда он легко мог влезть в замшевые туфли, выглядящие ужасно, и побежать вниз по улице, чтобы заскочить в булочную за хлебом к ужину. Он расстается со временем, когда он мог легко ходить в гости в той же обуви, в которой он совсем недавно играл в футбол, сбивая носки. Он больше не может, ведь он — знаменитость. — Не то, — коротко отвечает Гарри и сбрасывает растоптанные ботинки в коридоре, зафутболивая их ногой под тумбу — чтоб не светились. — Чаю? — спрашивает Томлинсон, заботливо обнимая Гарри. Кудрявый, ничего не отвечая, скрывается в ванной. Ему нужно подумать. На следующий день весело щебечущий стилист подбирает Гарри обувь, в одном из магазинчиков, заставляя его примерять каждую пару по несколько раз. Стайлс только бурчит и натягивает на себя вычурные кеды, кроссовки и туфли, всем своим видом показывая, что ему плевать на то, что носить. Новенькие лакированные туфли лежат в коробке, сверкая полированными боками, но мысли Гарри все время возвращаются к юноше, который носит потрепанную обувь, и к этой самой обуви, в котором заключена вся его юность. Маленькие вещи, к которым приходим мы сами, гораздо сложнее осознавать, чем высокие мысли, озвученные кем-то еще. До прощания с обувью Гарри не знал, насколько незаметно уходит детство. — Тебе удобно, Гарри? — тихо спрашивает Луи, когда Гарри приходит домой в новых туфлях. — Нет, — бурчит тот, и Томлинсон все отчетливее понимает, что сейчас творится в душе кудрявого. Частичка его самого сейчас отмирает. Конечно, ей на замену придет другая, но детство, такое важное и беззаботное, ему больше не вернуть. — Почему же ты купил неудобную обувь? — допытывается Луи, жестоко заставляя Гарри переживать все то же еще раз. Лу понимает, что это необходимо — необходимо, чтобы Гарри до конца осознал то, что произошло, не уходя в депрессию. С последним же Луи в состоянии ему помочь. Иногда, взрослые проблемы наваливаются на нас так плотно, что мы не можем их тащить. Иногда, тоска за ушедшим детством так щемит в нашей груди, что мы сдаемся. Замшевые туфли Гарри Стайлса стоят на пороге квартиры Луи Томлинсона. Луи опускается на пол рядом с ними и плачет, потому что есть вещи, с которыми людям приходится справляться в одиночку.