Башня Кои

      - Брат, я… Не мог поступить иначе.       Зловещая тишина воцарилась во дворе Башни Кои, в котором стояли лишь двое. Лань Сичэнь смотрел на Цзинь Гуанъяо с долей неугасающей надежды в глазах, надежды на то, что все сказанные слова – ложь, чья-то наглая ложь, которую составили так складно, что не поверить было невозможно. Но глава ордена Цзинь не собирался отнекиваться, изворачиваться и решил впервые не таиться перед единственным человеком, который ему верил. Верил безоговорочно каждому его слову, взгляду, действию, слепо следовал за ним и никогда не задавал лишних вопросом.       «Если не хочешь говорить, значит так нужно», - любил повторять Сичэнь с неизменной улыбкой на лице, от которой тепло разливалось в груди Яо.       Но теперь эта улыбка казалась какой-то слишком уж болезненной, не такой, какую он привык видеть. Для Цзинь Гуанъяо Лань Сичэнь был своего рода отдушиной в этом мире, единственным, кто ни минуты в нем не сомневался, когда он пробивал себе путь на вершину. А теперь ту нежность, с которой он смотрел ранее, заменил страх. Неподдельный, липкий, передающийся и Яо.       Ранее, когда они только связали себя узами брака, Лань Сичэнь пытался забрать Цзинь Гуанъяо в Облачные Глубины, чтобы была возможность присматривать за ним, ведь слухи ходили разные, но тот лишь отнекивался и шутил, что пока не готов оставлять бразды правления племяннику, чья молодость и буйный нрав были на своем пике. Лань Хуань все понимал, поэтому не настаивал, но сейчас все становилось на свои места.       После того, как Сичэнь получил письмо от неизвестного адресата, где было подробно расписано о злодеяниях его возлюбленного, он отказывался в это верить. Листы бумаги были сожжены, а ветер развеял пепел и унес его далеко-далеко, будто кто-то мог бы собрать по крупицам своего рода признание. Он раздумывал недолго, прежде чем собраться и навестить Цзинь Гуанъяо и расспросить об этом его самого. Поручив все дела своему младшему брату, он сразу же отправился в путь, в душе надеясь, что все прочитанное окажется ложью.       - И после того, что ты сделал, ты хочешь и дальше называть меня… - Лань Сичэнь осекся, не зная, что сказать дальше. Братом? Возлюбленным? Мужем? После стольких лет яростного сокрытия правды и заметания следов он уже не мог сказать, что за человек стоит перед ним – тот, с кем он стоял в храме и сделал три поклона или же безжалостный убийца, не пощадивший никого, кто встал у него на пути к вершине. Не Минцзюэ, второй брат, почти с самого начала видел его истинное лицо, но Лань Сичэнь упрямо отказывался ему верить, разглядев чистую и незапятнанную душу, которую ему показал Цзинь Гуанъяо.       Лань Хуань опустил руки, которые безвольно повисли вдоль тела, а его взгляд опустился в землю. Внутри него зарождалась пустота, будто все чувства, переполняющие его до сегодняшнего дня, разом стерли, оставив зияющую дыру. Силы разом покинули тело, а звенящая тишина давила на виски, вызывая сильную головную боль.       - Позволь мне все объяснить, - улыбка сошла с лица Цзинь Гуанъяо, и он сделал несколько шагов вперед, но Лань Сичэнь выставил руку, приказывая остановиться. Ладонь уперлась прямо в грудь Яо, а под пальцами Сичэнь почувствовал бешено бьющееся сердце, которое, казалось, готово выпрыгнуть из груди.       - Не приближайся, - голос Лань Хуаня дрожал, а сам он не мог ни отступить, ни оттолкнуть от себя, глядя на собственную ладонь на чужой груди. Подул прохладный ветер, кажущийся обжигающим, Цзинь Гуанъяо поежился.       - Давай зайдем внутрь и все обсудим, - голос его по-прежнему был мягким, а в глазах отразилась печаль, которую ничто не могло бы скрыть. Пришла пора отвечать за свои грехи, но Лань Сичэнь должен был стать последним, перед кем ему бы хотелось держать ответ. Тихий, охрипший от волнения голос прошептал лишь «Нет», что означало конец всего, что еще даже не успело начаться. – Глава ордена Лань…       Сичэнь достал из ножен Шоюэ, без колебаний приставляя к горлу Цзинь Гуанъяо. Сознание его помутилось, а по светлой коже покатилась небольшая капля крови от сильного нажатия. Яо застыл на месте, не желая проверять, насколько у первого нефрита хватит смелости. Он был уверен – хватит. И принять смерть от руки возлюбленного было не такой уж и плохой затеей. Все же ему Гуанъяо никогда не врал, в этом его совесть действительно чиста.       - Сичэнь, все, что ты мне рассказал сегодня, - правда. Сегодня я буду честен с тобой, скрывать правду уже нет никакого смысла. От моих рук погиб второй брат, именно я совершил столько дурных поступков, что на пальцах не счесть, но я никогда не врал тебе о том, насколько сильны мои чувства к тебе. Я знаю, что ты не сможешь мне этого простить, но я прошу дать мне шанс доказать тебе, что я больше не оступлюсь, - Цзинь Гуанъяо, превозмогая боль, наклонился вперед, потянулся к губам Лань Сичэня. Рука того дрогнула, и Шоюэ оставил глубокий надрез на горле, из которого хлынула кровь. – Лань Сичэнь…       Тихий шепот сорвался с губ, опаляя горячим дыханием губы Хуаня. Шоюэ со звоном упал на каменную дорожку, а тело Цзинь Гуанъяо рухнуло вместе с ним. Лань Сичэнь на мгновение замер, широко распахнув глаза, не в силах поверить, что по такой нелепой случайности он оборвал жизнь человека, которого любил всем сердцем. Опустившись на колени, он прикрыл ладонью рану на шее, которая оказалась глубже, чем казалось на первый взгляд. В уголках глаз Цзинь Гуанъяо собрались слезы, а с губ сорвался последний хриплый выдох. Лань Хуань смотрел на свою окровавленную ладонь, не видя ничего вокруг, кроме алеющих пятен крови, устилающих все вокруг. Сердце гулко билось где-то в горле, подступала тошнота, а он все пытался сфокусировать взгляд на лице Яо, который больше никогда не сможет вдохнуть.       Эта ночь оборвала две жизнь, стала последней, которую они провели вдвоем. Лань Сичэнь вскоре вернулся в Гусу уже другим человеком – сломленным, изможденным и не умеющим улыбаться. Ведь вся его жизнь закончилась там, под Башней Кои.