Хочешь?...

      Знаешь, мы знакомы уже… Да пёс его знает, сколько. Сама посуди, мы познакомились, когда были не то чтобы врагами, скорее незнакомцами по разные стороны баррикад со своими персональными тараканами в голове. Да, признаю, познакомились дерьмово, но что поделать?       Жизнь сама по себе такая, мы не виноваты.       Столько мы с тобой вместе пережили, люди прошлого поколения, что наблюдают за тем, как тяжко растут новые лепестки жизни на нашем древе пиздеца, пытаясь распуститься в прекрасные бутоны, а на деле это паучий кокон, из которого жалким бабочкам уже не выбраться. Суровая реальность, убивающая нас каждый день.       Интересно, задумывалась ли ты об этом хоть когда-нибудь, Мона Мегистус, например, когда твой младший сын тащился за тобой в бар? Я всегда рядом, потому что мне это выгодно, ставить на тебя в спорах всегда выгодно, да и тебе копеечка в карман не помешает, потому что одной зарплаты не хватает, а брать у своего мужа ты не будешь. Да он тебе и не даст, ублюдок. Если бы не твои мольбы, я бы… давно свернул ему шею. Ты разводишь пьянчуг с разбитыми сердцами на деньги, я помогаю, заводя толпу и ставя больше всех, потому что знаю, что ты — коварная дрянная девчонка, которая со своими навыками астрологии всегда выиграет. Не ты ли раньше говорила, что никогда так не будешь использовать свой дар? И к чему это привело, а?       В баре ты всегда выбираешь игры, в которых хороша, я всегда сообщаю охране, чтобы эти черви даже проиграв тебе, не смотрели в твою сторону, иначе я точно не сдержусь, убью, я и без того на грани.       Знаешь, твой муж — говно. Я не одобряю. Твои дети ещё куда ни шло, но муж… Мона, когда тебе отбили мозги, объясни мне?       Почему? Потому что даже я лучше справляюсь с его обязанностями лучше, чем он, а я тебе всего лишь друг, слышишь?       Друг, чёрт тебя дери!       Да, в прошлом — я твой враг, но теперь-то друг!       Не знаю, что он там пережил, но это никоим образом не оправдывает его поведения. Он любит тебя, не спорю, эти его багровые хитрые глаза, смотрящие на меня с прищуром, когда ты не видишь, не замечаешь или вовсе не хочешь… Они так и кричат, что ты не моя. Знаешь, как я хочу в такие моменты вспомнить былое, а? Я хочу перерезать ему глотку, тем самым клинком с его именем, наполовину стёртым.

Хочу быть им для тебя, чтобы быть, наконец, с тобой.

      Я… Знаешь, у меня ведь остались связи с фатуи. Я могу найти себе того, кто поможет. Я могу запустить в него сотню молний, отдать на эксперименты старому другу, я могу всё, если захочу. И я хочу. Ты останавливала.       Хоть глаза Кадзухи и кричат о том, что ты не моя, но… ты всё равно рядом, как и я всегда была с тобой.       Рождение Акеши я пропустил, меня не было два года в твоей жизни, всё из-за чёртовых проблем с законом и деньгами, выкручивался как мог. Но, когда у пацана были проблемы, когда росток надломился и начал увядать, кто ему помогал? Ты? Ладно, ты после всей своей геройской жизни с великим путешественником не можешь, ты не знаешь как оказывать поддержку столь ранимому созданию как ребёнок, но твой дорогой муж?       Что он сделал?       Унижал.

***

      — Что это у тебя? — ледяной взгляд тусклых голубых глаз мужчины скользнул по запястьям парня, у которого сполз к локтю рукав, пока он тянулся за ключами, намереваясь вновь сбежать вечером из дома.       Куникудзуши застал это чисто действо случайно, приехав к Моне в гости.       — А… Дядя Куникудзуши, — парень был в растерянности, не зная, как вести себя с этим человеком.       Он источал энергию агрессии и злобы, он готов впиться зубами в любого и сразу перегрызть глотку, если ему что-то не понравится. Обычно парень сторонился близкого друга своей матери, не понимая, как и всех вокруг.       Сторонился, считая таким же ненормальным, как и всё его окружение… Бывшие злодеи не бывают бывшими, хотя всей истории Куникудзуши, а в прошлом Скарамуччи, Акеши не знал. Просто отец отзывался о нём отвратительно, поэтому парень верил отцу и старался по возможности избегать пронзительного взгляда голубых глаз.       В любом случае Куникудзуши излучал опасность даже покончив со своим прошлым и Акеши его очень боялся. Или же просто старался слушаться отца, опасаясь его.       — Ну-ка, иди сюда, — мужчина грубо вытащил на улицу, подтолкнув к своему мотоциклу, припаркованному возле гаража. У него всегда с собой была аптечка, небольшая, на случай аварии, поэтому он пожертвовал единственным в ней бинтом, чтобы перевязать Акеши запястье, на котором красовались свежие порезы, едва успевшие покрыться корочкой засохшей крови. Любое неверное движение могло растормошить рану и пустить кровь, этого Куникудзуши допустить не мог.

Ведь это второй сын женщины, в которую он влюблён.

      Акеши не хотел разговаривать с ним, хотя бывший фатуи и не спрашивал ни о чём, догадываясь, что дело, как обычно, в чёртовом Каэдахаре. Этот ублюдок так ничему и не научился в своей жизни, что очень раздражало. Всё его спокойствие стекло в психопатию и приступы агрессии к собственным близким.       Идея убить его с каждым днём казалась всё более и более правильной.       — Захочешь поплакаться, звони, — мужчина всучил парню свой номер мобильного, начиркав его на чеке от последней заправки и, отсалютовав, направился обратно в дом. — Если что, то прикрою, пиздуй.       Через пару минут, когда фигура подростка скрылась в темноте улицы, Куникудзуши зашёл внутрь и закричал на весь дом:       — Ну и хули ты меня не встречаешь, совсем оборзела, Мона?!       Гравитационная бестия (так мужчина её начал называть с тех пор, как они стали друзьями) сразу к ней спускается, делясь дневными новостями. Отмазывать Акеши и не приходится, Мона попросту о нём позабыла, решив этот вечер посвятить рому и разговору с другом. Да и парень уже большой, глупостей натворить не должен…       Наверное.       Куникудзуши и рад только был, давно им не удавалось вот так посидеть и поболтать по душам.       Мона Мегистус — бывшая танцовщица и звезда эзотерической стороны социальных сетей, сейчас была дикой девушкой, любящей выпить, лишний раз высказаться не очень цензурно и устраивать дебоши. Мона Мегистус — бывшая героиня танцпола, родившая от своего супруга, Каэдахары Кадзухи двух парнишек. Мона — девушка, ставшая сильной и самостоятельной женщиной. Куникудзуши до сих пор удивлялся, как она умудрилась при браке оставить свою фамилию, Кадзуха ещё долго ругал её, мол, женщина не должна ему перечить в таких вопросах. Они тогда сильно поругались, но в пылу чувств быстро помирились, чёрт бы подрал этого Кадзуху, не желающего отпускать Мону из своих объятий.       — Выпьем?       — Конечно.       Акеши опасался его ещё какое-то время, однако вскоре…       Куникудзуши оказался очень понимающим человеком и неплохим собеседником.

***

      Я впервые видел Акеши так близко, знаешь, он и правда неплохой парень.       Знаешь, с твоих рассказов, он действительно походил внешностью на девчонку, но это разве плохо? Ему даже шло, эти длинные белокуро волосы, слегка волнистые, эти веснушки, что достались от тебя… И эти проклятые гранатовые глаза. Не такие хитрые, как у его отца, скорее… Грустные, мрачные и одинокие, отверженные от всего живого, внушающие страх. Знаешь, кто ходит с таким взглядом? Те, кто собрался умереть.       Акеши, этот чёртов пиздюк, во всём пытался походить на твоего драгоценного муженька. А что получал в ответ? Лишь боль и страдания, его печаль вылилась в блядские попытки покончить с собой, за что он уже от меня пару раз получил по шее. У него почти нет стимула жить, ты в курсе? Если узнаешь, то меры принимать начнёшь, в отличие от своего мужа-идиота, ты можешь подбодрить парня.       Когда я рассказала тебе, ты, на удивление, даже не устроила скандал. Всего лишь позвала Акеши к нам, дала выпить стакан виски и просто попросила… рассказать. Тогда ты была серьёзна и парень не сопротивлялся, рассказывая тебе всё, что говорил до этого мне. Он не злился на меня за то, что я всё тебе разболтала, он просто… смущался? Он не понимал, почему ему хотят помочь. Видишь, к чему приводит равнодушие?

— У тебя нет успокоительного, мам?

— Конечно, есть, сейчас, — Мона открыла бутылку и подлила в стакан сына алкоголь. — Вот тебе успокоительное, давай понемногу и продолжай, мама выслушает, мама разберётся. Мама рядом, милый мой.

— Поверь мне, Акеши, — Куникудзуши улыбается, смотря как парень доверчиво прижимается к матери, чуть ли не плача. — Если Мона сказала, то она это сделает. Эх, видел бы ты былое, как она отбивалась от навязчивых поклонников…

— Скара, заткнись!

— Не вспоминай это прозвище, — Куникудзуши чиркает зажигалкой, закуривая сигарету. — Это в прошлом.

      Ты хорошая мать, Мона. Но муж твой — то ещё дерьмо. Бесит меня.       Скажи мне, чего ты хочешь? Что тебе нужно, чтобы ты… открыла глаза на реальность?       Куникудзуши в шоке смотрит на подругу, пока та смеётся с принесённой ей книжки с анекдотами. Врач сказал, что такие нагрузки ей сейчас не нужны, но женщина не могла себя контролировать, находя что-то смешное в каждой строчке.       — Хочешь… сладких апельсинов?       — Хочу.       И в эту же ночь Куникудзуши на своём спортивном байке мчится в ближайший круглосуточный, рыская по полкам в поисках самых лучших и сладких апельсинов. В больницу его долго не пускают, однако мужчина прекрасно умеет договариваться, обещая превратить яйца охранника в рулет, если он не пустит его к Моне Мегистус, всё равно та лежит в одиночной палате, благо хоть тут её муженёк подсуетился.       — Как решили назвать?       — Ну, я подумала, что раз Кадзуха назвал первенца, то я назову второв…второ…короче его, — Мона указала на свой живот, аккуратно его начиная поглаживать. — Скар. Мне кажется, ему подойдёт. Это вроде означало у тебя «Сказитель»?       Её лукавый взгляд заставляет бледные щёки мужчины покрыться пунцовым румянцем.       — Д-дура!       — Я знала, что тебе понравится.       Достаточная мелочь, но почему-то у мужчины на глаза наворачиваются слёзы. Почему-то кажется, что это их с Моной ребёнок, а не ребёнок Кадзухи.       — Да, — согласно кивает он. — Ему подойдёт.       Слёзы всё же удаётся сдержать, впервые мужчина благодарит свою стальную выдержку.       — Ну чего ты? Не реви.       — Не реву.       — Ну, вот и не реви.

Хочешь…вслух рассказов длинных?

      Куникудзуши не уходит до самого утра, укладываясь рядом с Моной, поглаживая её тёплый живот, в котором зародившаяся жизнь будет скоро готова появиться на свет. И рассказывает, что происходило в те дни, когда её не было. Что было после рождения Акеши, когда она по нескольку месяцев пропадала из-за вспыльчивости и постоянных дел. Они вспоминают, как познакомились в клубе, где Мона зарабатывала танцами, а Куникудзуши, один из верхушек Снежной мафии, приходил туда на переговоры по делам, заворожённый плавными движениями девушки. Вспоминают, как подружились, как он учил её гонять на мотоцикле. Как он чуть не умер и Мона потребовала от него бросить преступную жизни. Куникудзуши бросил. Ради неё.       Друзья обнимаются, плачут и смеются, вспоминая о былом. А с рассветом невесомо касаются губ друг друга, напоминая себе о том, что никогда не получится забыть.       — Может… убежим?       — Я бы с радостью, Скара. Я бы с радостью, — Мона усмехается, не выпуская мужчину из объятий. — Всё же замужество было моей самой большой ошибкой.       — Да уж, не повезло тебе. Но ничего, на ошибках учатся. После нашей свадьбы ты будешь счастлива.       — Что? — удивлённо восклицает женщина, глядя на друга округлившимися от шока глазами.       — Что? — повторяет за ней Куникудзуши, оставляя на пухлых губах влажный поцелуй. — Я тебя ему не отдам… Не дам свести окончательно в могилу. Будь со мной, милая. Я сделаю тебя счастливой.       Мона улыбается, перебирая тёмные локоны мужчины, уютно устроившегося на её груди.       — Я подумаю.       И они снова смеются.       Когда рождается Скар, Куникудзуши напивается от счастья и осознания того, что он — полная копия своей матери и ничего от Кадзузхи, кроме музыкального таланта, ему не досталось.       В жизни действительно всякое бывает. Моны часто не бывает дома, но Кадзуха к этому привык, хоть в последнее время и зачастила она… однако, порой он задавался вопросом, а где же его супруга? И где сыновья, которые тоже начали пропадать по «своим делам»? Редко когда он этим интересовался, но одиночество и пустота дома его напрягали.       Поздно вечером на телефон Каэдахары приходит сообщение с незнакомого номера. Мужчина хмурит брови, думая, что написанное шутка.       — Акеши? Скар?       В доме пустота.

Она у меня. И дети тоже. Суд рассмотрит иск о вашем разводе заочно, так что, можешь даже не приходить. Детей я усыновлю сразу же после удовлетворения иска. Упустил ты свой шанс, мудила.

И я бы очень хотел увидеть твоё выражение лица, когда ты осознаешь, кого потерял.

      Только после этого сообщение Кадзуха подрывается и с ужасом осознаёт, что в доме нет вещей ни жены, ни детей. Он звонит в полицию, но слышит в трубке лишь чрезмерно насмешливые гудки...

***

      — Дядя Куникудзуши…       — Слушай, зови хотя бы как твоя мать, слово «дядя» уже ко мне неприемлемо.       — А что означает Скара? Похоже на моё имя, тебя так мама называет, — юноша забирается на диван рядом с мужчиной, пытливо на него глядя, требуя ответы на свои вопросы.       Куникудзуши усмехается, поглаживая мальчишку по голове.       — Скарамучча, если полностью. Это был когда-то мой титул.       — Вау, у тебя был титул!       Где-то на кухне слышится недовольное ворчание Моны и возня Акеши, который вызвался помочь приготовить ужин.       Одинокая берлога Куникудзуши кажется такой уютной, с наполнившими её людьми.       — А… всё будет хорошо?       Скар прижимается к нему так доверчиво, точно котёнок, нашедший родителя.       — Конечно, —сказал мужчина, обнимая младшего сына Моны. — Вас никто больше не тронет, я обещаю.

Я слишком долго добивался эту драгоценную женщину.