***
Тысяча Первый часто ссорился с родителями, считая, что они слишком его опекают. Детский пух с него уже слез, а они продолжали обращаться с ним, как с ребенком! Туда не ходи, то не делай, этого не задирай… А то, что Девятьсот Первый сам драку устроил, так это все враки! Не мог он так поступить, все знают, что это Тысяча Первый — тот еще забияка и всех обижает, а Девятьсот Первый — ни-ни! Тогда Тысяча Первый уходил к своему другу. Мамы у Тысяча Второго не было — ее убили браконьеры, — а папа был молчалив и часто пропадал на работе. Маленьких пингвинов никто не боялся оставлять одних, потому что одни они никогда и не были. Вот рядом пройдет бабушка Шестьсот Шестая, вот приветливо махнет ручкой тетушка Семьсот Седьмая. Если они проголодаются и сами решат половить рыбу — в воде всегда есть кто-нибудь из пингвинов, кто проконтролирует, чтобы они не утонули. Но сейчас это была не просто ссора. Тысяча Второй при этом не присутствовал и не знал, что произошло. Он только заметил толпу громко верещащих пингвинов, среди которых раскатом грома раздавался голос Первого. Пробиться сквозь толпу сам Тысяча Второй никак не мог — он хотя и подрос до размеров взрослого пингвина, но все равно не мог протолкнуться среди более сильных сородичей. Он бы, наверное, так бы ничего и не узнал, если бы мама Тысяча Первого не увидела его и, схватив за крыло, не протащила бы вперед, взволнованно крича. Тысяча Первый стоял перед Первым и выслушивал ругательства. Старый пингвин не унимался ни на секунду: дескать, опять ты взялся за свое, вечно всех задираешь и обижаешь, позоришь нас перед другими колониями, если будешь и дальше так продолжать, то отправишься в изгнание! Тысяча Первый раскаяния не чувствовал. Он повел ногой по льду и буркнул: — А вот и отправлюсь! Первый такого не ожидал. Чтобы ему отвечали так нагло! Ни во что не ставили его авторитет! Такой невоспитанный пингвин не имеет права оставаться в приличном обществе. Старый пингвин сначала хотел отправить проказника в тюрьму, но его мать так громко заплакала, что Первый уже был готов смягчить наказание… Вот только Тысяча Первый уже все решил. — Мне никогда здесь не нравилось! — важно заявил он и, не дав главному пингвину больше сказать ни слова, развернулся и ушел. Такое грубое нарушение! Теперь он мог не ждать, что его примут обратно с распростертыми объятьями. Когда Тысяча Второй его догнал, Тысяча Первый уже собрал чемодан. Чемодан был доверху набит свежей рыбой, а на грудь Тысяча Первый важно прикрепил рыбий скелет в качестве украшения. Все ругались, что это глупо, немодно, а теперь никто не мог ему ничего запретить. Он сам себе главный пингвин. — Ты куда? — обеспокоенно поинтересовался друг. — Я с тобой! И побежал за своим чемоданом. Более продуманно собрать его он не успевал, только сложил в него куличики из снега и красивый камешек, оставил папе записку, и был таков. Тысяча Второй боялся, что Тысяча Первый уже ушел, но тот оставался ждать его на том же месте, низко опустив голову. Кажется, он все-таки грустил, хотя там, перед Первым и мамой, пытался этого не показывать. — Ты медленный, — тут же обвинительно заметил Тысяча Первый. — Из-за тебя мы чуть не опоздали на наш рейс! — Какой рейс? — опешил Тысяча Второй. Корабли здесь иногда ходили, но у пингвинов никогда не было билетов, чтобы вступить на борт. Да и к тому же, куда им плыть? Им и так хорошо! Но Тысяча Первый ничего не ответил и молча отправился к океану. Тысяча Второму ничего не оставалось, как поспешить за ним. Уплывать Тысяча второй никуда не хотел. Пусть здесь у него больше не было друзей, он очень любил папу и хотел бы с ним нормально попрощаться. Но он понимал, что все это ненадолго, всего лишь игра, как та, с кладом. Сейчас они немного погуляют с чемоданами, Тысяча Первый успокоится и вернется домой… Нет, домой он сразу точно не пойдет, чтобы не получить нагоняй от мамы. Значит, сначала пойдет к Тысяча Второму, и они вместе поужинают свежей рыбой и послушают, как трещит лед. Когда Тысяча Первый вступил на небольшую льдину, Тысяча Второй с тревогой подумал, что их путешествие, пожалуй, может и затянуться. Когда Тысяча Первый оттолкнулся ногой, и льдина поплыла, он стал уверен в этом на все сто. — Куда мы плывем? — Куда-нибудь. Не все ли равно? — Тысяча Первый уселся на лед и задумчиво раскрыл чемодан, как будто собирался вытащить из него теплый плед и чашку с кофе. Но ничего такого он не достал, только мрачно закрыл крышку обратно и посмотрел на друга немигающим взглядом. — Пристегни ремни, мы уже отплыли. Расчетное время прибытия я не знаю, но надеюсь, что мы успеем уплыть как можно дальше. Тысяча Первый даже не сомневался в том, что Тысяча Второй поплывет с ним. Более того, если бы Тысяча Второй отказался, Тысяча Первый был бы неприятно удивлен и навсегда вычеркнул бы друга из памяти. — Здесь нет ремней, — буркнул Тысяча Второй, но на всякий случай пошарил глазами по льдине, как будто ремни там могли внезапно появиться. — Почему ты решил уплыть? — Да так, — Тысяча Первый равнодушно отвел глаза, как будто говорить на эту тему ему скучно, — подумал, что этот Первый всегда был не прав. Почему я должен с ним соглашаться? Просто создам свою собственную колонию где-нибудь, и все. Кстати, зови меня теперь только Первый. — Я всегда тебя так звал. — Но теперь я действительно Первый! — Первый распушился от гордости. — А ты — Второй! И мы будем главными в нашей колонии. Здорово, правда? Это действительно было здорово. Тысяча… Точнее, просто Второй, такого даже представить не мог! Для того, чтобы приблизиться к верхушке общества, надо быть самым сильным, быстрым, умным, а это все про Второго не скажешь. Как все-таки здорово иметь такого друга, как Первый! Расчувствовавшись, Второй открыл чемодан, достал из него камень и подарил его Первому. Первый внимательно рассмотрел его со всех сторон, попробовал на зуб, одобрительно кивнул и спрятал в свой чемодан. На этом церемония закончилась.***
Они долго спорили, кто из них должен выносить яйцо, но так и не пришли к единому мнению. Откуда эти яйца вообще брались, было не понятно, просто пингвины просыпались однажды в гнезде, а там яйцо! Так что для начала надо было сделать гнездо. Второй ловил в воде проплывающие мимо ветки, а Первый им командовал. Иногда они подплывали на льдине ближе к берегу, к которому тоже прибивались веточки, а потом отплывали обратно — Первый каждый раз говорил, что они недостаточно уплыли. Второй был благодарен Первому за повышение от Тысяча Второго до Второго, так что не роптал. Все-таки колонию основывать будет Первый, ему и решать, где остановиться. Гнездо они худо-бедно собрали, но яйцо в нем почему-то все никак не появлялось. Первый ругал Второго, уверенный, что это тот делает что-то не так. И вообще, гнездо плохое, неудобное, он бы тоже не захотел в таком появляться на свет. Второго эти придирки немного обижали, но он уверял себя, что дело в перепадах настроения Первого. А значит, яйцо скоро все-таки появится. И оно действительно появилось. Второй своими глазами видел, как нечто большое и округлое соскользнуло с берега. Льдина как раз плыла навстречу, и вскоре «нечто» беспрепятственно закатилось на льдину и остановилось около гнезда. Сонный Первый, недоразбуженный шумом, цапнул «нечто» под себя и затих, снова провалившись в сон. А когда проснулся, радостно закричал: — Получилось! — Кажется, это не яйцо, — с сомнением заметил Второй. — Как это не яйцо? — Первый нахмурился, присмотрелся к «нечту» и выдал: — Белое, круглое, тяжелое, конечно же это яйцо! Второй сразу спорить не стал, только через несколько дней продолжил разговор, будто тот и не прерывался: — А почему из него тогда никто не вылупляется? — Потому что еще рано, балбес! — фыркнул Первый. — Или ты его плохо высиживаешь, — поддел Второй. Первый обиженно нахохлился: — Это я-то плохо его высиживаю?! Что-то я не видел тебя за этим занятием. Теперь твоя очередь! И сиганул в воду, чтобы добыть им немножко рыбы. Прошлая уже закончилась, и пустой чемодан превратился в стул, поставленный перед чемоданом-столом Второго. Иногда он на нем сидел и со скуки выдалбливал из льда фигурки, пытаясь сделать жилище уютным. Фигурки получались кособокими и некрасивыми, жилплощадь из-за отрываемого льда уменьшалось, и в итоге об этом занятии после очередного укуса в бок пришлось позабыть. А делать тут больше особо было и нечего. Вздохнув, Второй пересел в гнездо и принялся ждать. Первый радостно плескался в воде, и Второй ему завидовал: сам он в воду лез только по необходимости, слишком боялся не управиться с поврежденным крылом и потонуть. Иногда Первый подплывал, выплевывая на лед рыбу, но чаще просто резвился и возвращаться, кажется, не собирался. Отплыл он достаточно далеко, чтобы не заметить, как к ним приближается еще одна льдина. Совсем маленькая, и на нем черным пятном выделялось какое-то очень маленькое существо. Второй терпеливо высиживал камешек, и, хотя и понимал, насколько это бессмысленно, свой пост покидать не хотел. Все получилось, как тогда с «яйцом» — льдины плыли друг другу навстречу и вскоре поравнялись. Черным пятном оказался крохотный пингвиненок с ошалевшими глазами, за которым явно не уследил кто-то из родителей. Он подошел к краю берега, льдина внезапно оторвалась и унесла бедолагу в открытый океан. Второй быстро схватил пингвиненка за шкирку и втащил к себе. Малыш весь дрожал и не шевелился, было трудно понять, живой ли он вообще. Недолго думая, Второй выкинул ставший бесполезным камень, а пингвиненка пихнул под себя, грея. Именно эту картину и застал Первый, когда вернулся. — Я был прав! — обрадовался он, клюнув малыша в крыло. Тот испуганно затрепыхался, но глаза не открыл, только теснее прижался ко Второму. — Это было яйцо! — Может, он просто на льдине к нам приплыл, — пробурчал Второй, пытаясь отстоять правдивую версию истории. А то Первый заставит и дальше высиживать камни для разрастания своей колонии, а Второй вместо этого лучше бы фигурки поделал. — На какой льдине? — снисходительно поинтересовался Первый. Льдины, на которой приплыл малыш, и правда уже не было. А жаль, такой материал для фигурок пропал! — Да и сам посуди, если бы он откуда-то приплыл, это обозначало бы, что он чей-то! А так — он наш! Поспорить с этим было трудно. Возвращаться на материк и искать настоящих родителей малыша было бы слишком долго и муторно, куда проще воспитать его самому. Первый вытащил пингвиненка из-под друга и, покрутив его со всех сторон, важно заметил: — Я нарекаю тебя Третьим! И так их стало трое.***
Очень скоро Первый понял все «прелести» родительства и отказался заводить еще детей. Второй этому был рад, потому что ему и Третьего, честно говоря, с головой хватало. Тот постоянно плакал и не ел рыбу, которую ему протягивали. Приходилось разжевывать и проталкивать получившуюся массу ему в клюв, но не всегда он ее проглатывал. Еще он постоянно ныл, что хочет домой — видимо, на материк, — и Первому пришлось смириться с мыслью, что пора уже наконец причалить к берегу и выбрать место для новой колонии. Третий порывался называть их мамой и папой, но Первый был категорически против и раз за разом показывал то на себя, то на Второго: — Я — Первый, он — Второй… Никаких «мама» и «папа»! Если Третий говорил иначе, Первый норовился пнуть пингвиненка под хвост. Второму это не нравилось, так что он всегда внимательно следил за обоими. Пару раз Первый в порыве злости выкидывал Третьего «за борт», не понимая, что тот может утонуть, но когда Второй не успел за ними уследить, Третий уже начал сносно плавать. Пронесло. Третий был любопытным и задавал очень много вопросов. Почему все вокруг — белое, а пингвины — черные? Почему вокруг нет других пингвинов? Почему Первого и Второго нельзя называть мамой и папой? Почему Первый злится? — Иди ты ему объясни, — неизменно говорил Первый, открещиваясь от всех своих обязанностей перед Третьим. Но как только Второй начинал объяснять, тут же вмешивался и поправлял: — Белое не потому, что лед, а потому, что снег, дубина! И ничего меня не выгоняли, я сам ушел, не перевирай факты! И вообще, я не злюсь, это Третий достает меня своими дурацкими вопросами. — Ничего я не достаю, — обиделся Третий, который взял характер по чуть-чуть и от Первого, и от Второго. — Я просто спрашиваю. Жалко, что ли? Первый так на него посмотрел, что стало ясно: сейчас точно головой в снег зароет. Второй вздохнул и обреченно попросил: — Хватит ссориться. Собственной колонии не получилось. Семьи — тоже. Но Второй и забыл, как можно жить по-другому, без вечных придирок Первого и вопросов Третьего. И без моржа Михалыча, который время от времени заглядывал в их новый дом поболтать. До Всемирного потопа оставался месяц.