love if it’s torture

— Давай, если сможешь, — произносит дрожащим голосом парень, подставляясь под дуло пистолета. Казалось бы, потасовка и безобразный скандал набирают действительно серьезные обороты: револьвер в плотно сжатых ладонях связанного медленно уходит в сторону, небрежно обходя черты лица неподвижно терпевшего напротив. — Ублюдок! — взмывает Блэк, вместе с тем ударяя оружием по виску своего друга детства. Тодд отшатывается и, зажмуривая глаза от боли, заставляет скопившиеся слезы стекать видными дорожками по щекам. Он понимает, что ничего из пафосных речей, ничего из громких слов, наполненных выдуманной наспех нелепостью и отчаянно жалостливыми призывами, не повлияет на того. Крез даже мучительно не знает, что должно случиться, чтобы речи такого рода могли оказать некое давление на несгибаемого и малодушного оборванца. Он пробует сфокусироваться на зрительном восприятии, пытаясь пристально вглядеться, но терпит провал в виде размытой картины умалишённого перед собой. — Развяжи, будем честно считаться, — смотря исподлобья с деланным равнодушием, буквально приказывает Блэк, сдвигая брови. Тодд, возвращаясь, словно на круги своя, все ещё покачивается то-ли от количества виски, потребляемого практически ежечасно дабы умолить разыгравшуюся совесть, то-ли от накатывающей истерики из-за разрушения убежденности. Никакое из этих оправданий не будет иметь значения для отчаявшегося. Неужели ему абсолютно наплевать на себя? Парню думается, что быть такого не может, ведь теперь от того зависит и жизнь младшего брата, что, очевидно, является центром вселенной для старшего. Вайт — Солнце, вокруг которого он неустанно крутится. Неужели они должны сейчас выяснять отношения? Неужто это момент для хорошо ими известного «mettre les points sur les i et les barres sur les t»? Предатель не знает, чем перекричать злобу и обиду друга: не знает, как объяснить, да и что объяснять в целом. Тодд с ужасом касается чужих пальцев, что плотно сжимают обшарпанную рукоять, тем не менее, идеально вычищенного и незапятнанного пистолета. Они бесстрастно холодные, но тактично не препятствуют. Верёвка, сдерживающая, казалось бы, все ожидаемые манёвры, на руках поддаётся не с первого раза под пронзительной паникой. — Пожалуйста, — не узнавая собственного голоса, шепчет он, поднимая затуманенный взгляд на потолок апартаментов не в силах совладать с тревогой. Блэк тут был под разными предлогами и раньше: бегство от сознательной жизни, от матери-судьи, которой больше не нужен по престижу. Блэк появлялся здесь, выдыхал дым разделённой с ним сигары до тех пор, пока не познал предательство, находясь на грани жизни и смерти посреди ярко освещённой больничной палаты, куда его запихнул тот же человек. Блэк был тут под предлогом мести прямо после того, как сошёл с койки по-неродному дорогой больничной палаты, с трудом удерживая любезный сердцу револьвер на уровне глаз своего друга. Блэк всегда был тут, не находясь физически: проживал прямо в омертвевшей и загибавшейся душе владельца всего здания, не только квартиры. Владельца корыстных побуждений, что в некоторой степени прав, но это настолько выводит из себя Блэка, что он готов задушить богатея собственными ручонками. — Чушь! — наконец, врезая свой освобождённый кулак прямо в нос содрогавшемуся и перепуганно подавляя мысли о сердце, что вот-вот вырвется, он бегает взглядом по лицу Тодда, что смирно принимает удар, не уворачиваясь, подобно принятию греха на душу, который придётся исповедовать. Вопреки этому, парень сомневается доведётся ли освободиться алчному и сребролюбивому в один из дней. «Деньги всё приходят и я это знаю, но они не имеют контроля над нами». — Было столько времени сделать по-другому. Ты, сученыш, дерись со мной, — он плюет в покрывшуюся кровью физиономию жалости. «О, это весело». Тот поднимается и выполняет единственную просьбу за все время, заламывая ему руку и опрокидывая на пол, наседает сверху с горечью вязавшей рот и уязвлённым самолюбием в укор совести. — Не надо, — в попытке усмирить разразившуюся катавасию шепчет Тодд, хватаясь за чужую рубашку, смотрит на такие же красные глаза. «Сотни мыслей о наших отношениях преследуют меня и все тяжелее дышать». — Не надо? — шепотом переспрашивает, словно издеваясь. — Тогда расскажи сколько у тебя денег, что ты аж не знаешь, что с ними делать, — сквозь зубы рычит снова захваченный и перекидывает нависшее над ним тело, тем самым меняя положение. Он вжимает голову врага в его же дорогущее напольное покрытие и, жестко сжимая чужие волосы, оттягивает, чтобы с той же силой опять вмять в пол. Блэк судорожно поднимается на ноги: все вокруг ходит ходуном, а вид кровавой пены ближнего заставляет учащенно дышать, потирая уже теперь взмокшие ладони. Лежачий также, оправляясь, принимает попытку вернуться в строй, за что получает резкий пинок в бок, сразу скрючиваясь в позу эмбриона. Вероятно, Тодд желает повернуть время вспять. Определенно, он хочет столько всего сказать, однако доносится только жуткий хрип, через который все же прорезается: — Прости меня, — чего богатей даже не успевает договорить из-за вошедшей охраны. Он слышит многочисленные голоса, но они не могут сложиться в голове, создавая неприятную какофонию. Тодд чувствует, что его поднимают и держат поперёк живота, вследствие чего все кружится ещё сильнее, а подступающая тошнота заставляет прикрыть глаза, не оставляя ни одной возможности даже силой воли сконцентрироваться: кругом мельтешащие радужные круги, сливающиеся в одно цветное пятно. — Скажи своим шавкам, — шепчет Блэк, укрываясь самым верным врагом от многочисленного оружия направленного в его сторону. «Скажи мне что-нибудь приятное, вроде цветов и голубых небес». — Ну же, — он сжимает свою ладонь на его челюсти и, беспечно открывая рот, перемещает большой палец на нижний ряд зубов, надавливая. — Нормально, уходите, — еле как произносит фразу и, все так же оставаясь в подвешенном состоянии, слышит заторможенные шаги следующие к выходу. В ту же секунду его тело грохается обратно из рук выпустившего с тошнотворным хрустом, не чувствуя собственной тяжести. — Сука, помнишь ли ты тот вечер на своей мажорской кровати? — склонившись над ним, Блэк возмущённо стискивает окровавленный подбородок, грубо поворачивая в сторону. — Помнишь ли ты, как сжимал мои руки до синяков? — он резко отпускает, пуская в ход удар по скуле. — Лучше тебе помнить, как выглядел в тот момент, — в который раз выплёвывает парень вместе с нервным смехом, отходя в сторону, словно очухиваясь через раз. Имеет ли значение говорить о том, чего уже не изменить? Однозначно, нет, но Тодд никогда не сможет забыть ту ночь даже при особом желании. В памяти, будто в золотом сундуке на замке, сохранены обжигающие касания, подпитываемые своей же нетерпеливостью. Он не может просто так оставить искру грубой чувственности в глазах того. В память так и врезается, непонятно откуда взявшаяся, ненасытная страсть между ними. Из сознания нарочно не стирается вкус разбитых пухлых губ, что мешался с алой кровью и тягучей слюной. Стоит ли упоминать о притягательном господстве парня под полным восхищения взглядом богатея? Ему казалось, что это момент ещё и эмоциональной близости, но сейчас он уже ни в чем не уверен, кроме одного: — И я бы снова сделал это, если бы мог, — в его словах слышится усмешка: его слова надменны и это фантастически нервирует ходящего из стороны в сторону до играющих желваков. — Ты не убьёшь меня, — с болью поворачивая голову, смеётся Тодд, однако звук похож лишь на кряхтение. На такое заявление Блэк, никаким образом не меняясь в лице, поднимает того и начинает избивать, нанося удар за ударом куда попадя. Бунтарь резко швыряет измученное тело в сторону, словно ненужную игрушку. Покалеченный стонет от боли охрипшим голосом: — Ты ничего этим не добьёшься, — подметил он, шепча будто в пустоту. «Ну же, приляг со мной». — Я не хочу быть друзьями, — присаживаясь на корточки возле обессилевшего креза, Блэк пытается равнодушно взглянуть на то, во что превратилось лицо его верного предателя. — Хочу, чтобы ты сходил с ума, — шепчет оборванец, параллельно снимая подвеску с шеи Тодда. — Я хочу тебя трогать, но не так, — поглаживая его ухо, парень сильнее сжимает подвеску в другой ладони. Полностью опустошенно Блэк совершенно просто поднимается и, не оборачиваясь на оставленного судьбе, прямо следует к охране, выкидывая пистолет к их ногам. Он поднимает руки в безопасном жесте, говоря лишь «господина бы в больницу», после чего, конечно же, телохранители ринулись внутрь, а парень удалился. Когда Тодд очинается из комы, он видит единственное сообщение от контакта «Блэк»: «Я жажду твоей мести».