Макнэ поймет макнэ

Быть макнэ здорово. Быть макнэ не просто здорово, а самое здорово из всех возможных здорово на свете. Минимум ответственности, максимум послаблений за красивые глазки и заветное «киёми», увеличенные ставки и надежды на блестящее будущее. Макнэ в группе – дополнительный бонус к рейтингам, чрезмерная активность и совершенное послушание. Поэтому всех младшеньких берегут, как зениц ока, подсовывают леденцы для поднятия уровня глюкозы в крови, закутывают в шарфы, оставляя на обозрение общественности только огромные солнцезащитные очки, смотрящиеся, мягко говоря, в осенней кутерьме несколько эпично. Все замечательно и великолепно. Пока все вокруг не сосредотачивается вокруг форменного безобразия с худыми ножками, длинными ручками и таким выражением лица, что плакать хочется от одного только взгляда. Изначально тебя вполне устраивало положение дел. Мальчишка вызывал приступы умиления и уважения – не каждый вытерпит в столь нежном возрасте массу сонбэ и более десятка хенов, гоняющих по делу и без из угла в угол. На него смотрели сквозь пальцы, прощая оплошности в танцах, борясь всеми мыслимыми и не очень способами с одеревенелостью конечностей и жутким произношением. Ты входил в число помощников, позволяя украсть у себя несколько драгоценных часов на подробные разъяснения движений танцев, обучение мимике и прочей ерунды, сопутствующей образу жизни макнэ в среде айдолов. Вы неплохо сдружились на почве общих интересов и совсем несмешных розыгрышей Чонина, доводя до нервного тика Джунмена и, - совсем уж наглость, - бегая по узким коридорам агентства, распевая что-то из Джексона на тарабарском английском. Может именно поэтому однажды тебя вызвало руководство и официально закрепило миссию по внедрению в милую детскую головку прочей ереси. Другими словами: привет наставничеству и шефству. Ты вздрагиваешь, когда широкая кровать прогибается под весом чужого тела. Это тело выше тебя будет, поэтому оказаться погребенным под руками и ногами – дело секундное. У тела холодные ступни, и ты прикидываешь, где оно могло потерять пару новеньких носочков, лично тобой на эти самые ноги надетых. Мальчишка легко простужается. В этом убеждается агентство, когда в первый же месяц после дебюта у него дважды подскакивает температура и из носа течет, как из Ниагарских водопадов. Тебе остается только напоминать его согруппникам о необходимости заботиться и беречь самое ценное, что у них есть, и в редкие встречи набрасывать на оголенные плечи теплые пиджаки поверх промокших насквозь маек. Благодарные взгляды стоят того, чтобы иногда сбегать из-под надзора менеджера и получать десятки штрафных карточек. В спину недовольно сопят, и тебе очень хочется смеяться – со сна мальчишка теплый, доверительно мягкий и податливый. Портится все, правда, взбалмошным характером и дерганностью, от которой порой хочется лезть на стены или выть волком. Сравнение приводит тебя в восторг, и ты цитируешь строки из последнего хита, гремящего из всех радиоприемников. Мальчишка лягается и сопит активнее, а ты в ответ недовольно шипишь, как заправская кобра, и пытаешься сбросить с себя наглые конечности. Конечности, конечно же, не поддаются, лишь сильнее сжимая тебя в объятьях-тисках, сокращая и без того минимальное расстояние между вашими телами. Ты задыхаешься от нехватки кислорода и возмущения – разбудили, удушили, затискали. И вроде пора привыкнуть к подобной схеме в номерах отелей, куда вас поселяют во время заграничных концертов, но все равно каждый раз все, как в первый. - У кого на этот раз стащил ключ? – интересуешься ненароком, пряча улыбку за кончиком одеяла. - Хен, я добропорядочный человек, - бубнит мальчишка, кусая за лопатки. – Мне карту Ки-хен дал под мою ответственность и за красивые глазки. – Ты готов поспорить, что он улыбается в твое плечо – ни один урок еще не прошел даром, уж тебе-то известно. Вы лежите, не шевелясь, наслаждаясь моментом успокоения и единения, в которых нет старших и младших. Есть только тишина, солнечный свет за окном и теплое одеяло, надежно хранящее ваше тепло. Проходят долгие двадцать минут, за которые мальчишка вздыхает бесчисленное количество раз, намеренно действуя на нервы. Ты стойко переносишь все его старания, не желая подниматься с нагретого места. До завтрака еще есть время, которое ты планируешь потратить на лежебокство, но мальчишка за спиной иного мнения. Он отпускает тебя лишь затем, чтобы перевернуть и оседлать твои бедра. И смотрит с таким вызовом, что губы сами собой расплываются в трогательной улыбке. У него горят глаза, когда голосовые связки рождают первые слова… Мальчишка жалуется на стилистов, одногруппников, танец и даже шнурки, которые постоянно развязываются, сколько бы он их не затягивал на узелки. Тебе хочется защекотать это мелкое чудо, что ты и делаешь, прерывая поток ругательств. Заливистый смех заполняет небольшой двухместный номер, аккуратными мазками реставрируя краски. Ты меняешься местами со своим персональным будильником и звонко целуешь его в нос, отсчитывая про себя секунды от двадцати до нуля. Именно это время отведено тебе, чтобы подняться и ретироваться в ванную под аккомпанемент недовольных возгласов и летящих снарядов в виде мягких подушек. Макнэ – это не просто положение в группе, позволяющее завлекать побольше нун и извращенцев в стройные ряды своих фанатов. Макнэ – это призвание и стиль жизни, который не терпит отсутствие изворотливости и умения вовремя смутиться, скрыв за розовыми щечками переживания и страхи. И ты знаешь, что уж лучше пусть О Сехун будет где-то в пределах видимости, чтобы всегда распознавать за поддельной игривостью грусть, тоску и боль, разливающиеся под кожей бледностью. Ведь макнэ всегда поймет макнэ. Ты так точно сможешь понять этого неугомонного мальчишку с серьезным лицом и мечтами о морском бризе в душе. От автора: спасибо за прочтение! С уважением, Никки