Давай поженимся!

      Его возлюбленные вели себя странно. Ваньинь был непривычно тих и задумчив, а Сичэнь, наоборот, бодр и полон энергии. Это заставляло Минцзюэ беспокоиться и гадать, что же произошло.       Ответ пришёл сам собой, вечером, когда они сидели в дальней беседке в саду Нечистой Юдоли. С тех пор, как они начали встречаться, Минцзюэ стал терпимее относиться к некоторым увлечениям Хуайсана и даже порой думал, что идея разбить в резиденции сад была действительно не такой уж и плохой. Вслух он, разумеется, в этом никогда не признается. Как и в том, что щебетанье некоторых хуайсановых птиц в ветвях магнолии действовало умиротворяюще.       Итак, они сидели вечером в саду, наслаждаясь закатом, и мирная атмосфера почти успокоила Минцзюэ, заставив забыть о дневных тревогах и собственных тяжких думах, когда Сичэнь нарушил тишину.       — Минцзюэ, нам надо поговорить, — осторожно сказал он, вглядываясь в лицо главы Не. Выглядел он при этом предельно серьёзно и собрано, а вот взгляд Цзян Чэна начал лихорадочно бегать, словно бы он искал пути отступления и повод сбежать.       Сердце кольнуло нехорошее предчувствие. Что могло случиться, что требовало бы такой подготовки? К чему вся эта таинственность? Сказали бы уже прямо! Неужели… Неужели они решили разорвать отношения? Совсем? Или, может, только с ним? Решили, что третий лишний?       Минцзюэ прочистил горло, чтобы совладать с голосом. Что бы это ни было, лучше разобраться с этим побыстрее, чем так болезненно тянуть. Одним движением, как присохший бинт с раны. Если таково их решение… Что ж, он справится. Он и не рассчитывал, что это продлится вечно, что уж. Поддерживать отношения на троих было крайне сложно, особенно главам трёх кланов, им приходилось вырывать каждую минуту. Вдвоём всё же будет легче, он понимал это. Да и с его тяжёлым нравом…       — Я слушаю.       — В общем, мы тут подумали… — Сичэнь глубоко вздохнул, как перед прыжком в воду, и Минцзюэ понял, что и сам задержал дыхание. — Давай поженимся!       Старший Не, уже собиравшийся начать говорить, что всё понимает, как им тяжело, и готов их отпустить, поперхнулся заготовленной речью и закашлялся, шокированно глядя на возлюбленных. Судя по лихорадочному блеску в глазах Сичэня, идея принадлежала ему. Судя по растерянному и смущённому выражению лица Ваньиня, он сам не понимал, как дал себя убедить. Минцзюэ тоже не понимал. Как и не понимал, почему из его собственных уст вырвалось сказанное совершенно ему несвойственным, жалобным, шокированным, неуверенным тоном:       — Да?..

***

      Он не понимал, что происходит и как это всё случилось, каждую дальнейшую секунду. События проносились перед глазами пёстрым вихрем, сбивая с толку, размывались, как в тумане. Красные одежды, три поклона. Шумный праздник. Сияющее лицо Сичэня. Задумчивое лицо Ваньиня — похоже, он всё ещё не до конца осознавал происходящее. Минцзюэ тоже.       Поздравления. Много поздравлений.       Лань Ванцзи, как всегда, был немногословен и краток. Минцзюэ был благодарен ему.       Вэй Усянь был… шумным. Долго причитал о том, как это свадьба его шиди случилась раньше его. Минцзюэ подумал, что Вэй Усянь вполне мог бы выйти замуж раньше, если бы открыл глаза: взгляд Лань Ванцзи в этот момент был донельзя красноречив. Вэй Усянь толкнул длинную витиеватую речь, в которой пожелал Цзян Чэну «много сил и выносливости, потому что для двоих супругов их надо в два раза больше». Судя по лицу, Ваньинь готов был его убить. Минцзюэ тоже.       Хуайсан записал подготовленную речь на свитке. Когда он этот свиток развернул, Минцзюэ сделалось дурно от его длины. Хуайсан прочувствованно разрыдался. Долго читал. От волнения путал строки. Разрыдался от того, что перепутал строки.       Цзинь Гуаншань говорил ещё более долго и цветисто. Минцзюэ от его речи начало мутить. Сичэнь, кажется, уснул с открытыми глазами. Цзян Чэн явно был готов придушить старикашку Цзыдянем. Минцзюэ тоже. Гуаншань продолжал говорить с подозрительно увлажнёнными глазами. Он что, уже пьян? Посетовал, что могли бы и его сына взять, чтобы заключить союз между всеми великими кланами. Какого из сыновей — не уточнял, но судя по тому, как тактично отступил Цзинь Цзысюань к деве Цзян, и какие красноречиво-кровожадные взгляды бросал на родителя Цзинь Гуанъяо, всё было предельно понятно. Минцзюэ впервые был солидарен с мелким змеёнышем. Интересно, если во время праздника глава Цзинь по пьяни случайно споткнётся на лестнице и свернёт себе шею, супруги (супруги?! супруги!..) сильно огорчатся?       После речи отца Гуанъяо был на удивление краток. Пожелал названым братьям счастья, пожелал Ваньиню заботиться о них. Присоединился к пожеланиям Вэй Усяня, потому что «о силе и выносливости братьев он знает, как никто, так что главе Цзян придётся поистине совершить невозможное, чтобы с ними совладать». Кажется, Минцзюэ поспешил сочувствовать гаду… Будет ли слишком подозрительно, если к утру случайно пропадут сразу два Цзиня?       Наконец-то с пожеланиями покончено и начался пир. Ура, можно напиться! Да, Ваньинь, тебе тоже можно. Нет, Сичэнь, а тебе нельзя! Ни в коем случае! Даже одну чарку. Даже в честь праздника. Что значит «а Ванцзи уже выпил»?! Вэй Усянь!!!       Цзян Чэн ушёл разбираться с шисюном. Минцзюэ остался присматривать за Сичэнем… Сичэнь? Лань Хуань! Ты что, уже уснул? Проснулся. О, нет. Нет-нет-нет…       Не уследил.       Чтобы сохранить остатки нервов, остаётся только напиться самому. Чарка. Ещё одна. Да что этот слуга плещет по глотку?! Отобрал весь кувшин и приказал принести сразу ещё штук пять.       Дальнейшие события память милосердно стёрла.

***

      — Да уж, чего только не приснится! — фыркнул Минцзюэ, недовольно хмурясь. Сумасшедший сон не шёл из головы, и он решил поделиться им с возлюбленными. — Безумие какое-то! Как в одной из дурацких хуайсановых книжек… Эй, а что с лицами?       Сичэнь оглянулся на Ваньиня в поисках поддержки и смущённо прокашлялся.       — Минцзюэ, нам надо поговорить, — осторожно начал он. — В общем, мы тут подумали…