Корабль в бушующем море

      — Ты снова пришёл на мою репетицию! — Джей начинает чуть ли не с порога – когда слышит знакомый стук шагов (хотя, если честно, услышал чужой приход даже раньше – острый слух позволил ему заметить, как скрипит калитка на входе в его участок), видит в дверном проёме Ксеноморфа, криво-криво улыбающегося и снимающего свою кольчужную броню – и вешает её на стойку, поправляя подкошенные металлические звенья.       Иногда Джей выглядит необычайно странным – рядом с Кэпом он улыбается, излишне громкий и возбуждённый действовать, даже зачем-то мнёт в руках страницы собственных этюдов на пианино – излишне нервничает рядом с кем-то особенно важным, кто ведёт себя всегда спокойно и расслабленно.       Даже, скорее, сонно – подавляет зевок, суетливо обегает взглядом музыканта-чаелюба, закрывает глаза, а после и кивает в знак приветствия – всё также рад его видеть в здравии и благополучии – а благополучие заключается в желании трудиться и повторять этюды, переходя с каждым разом на что-то более сложное, замысловатое, извилистое, необычайно забавное и этим же добирающим до глубины души, касаясь тонких струн искренних чувств.       Даже в такие моменты Ксеноморф выглядит неизменно сонным – хотя иногда Джей позволяет себе оглянуться через плечо, отвлекаться от нот, чтобы увидеть, как Кэп подпирает щёку своей рукой и улыбается, блаженно закрыв глаза и стуча пальцами по деревянному столу. Он ленно пытается попасть в такт музыки, хоть и понимая, что никогда не получится попасть в ритм Покермана.       — Ты снова не спал? Синяки темнее обычного. — Покерман хмурится, обхватывает руками чужое тонкое лицо, слегка массируя его и пытаясь понять, чем же занимался Кэп сегодняшней ночью, пренебрегая собственным сном. — Эксперименты…. Строительство…. Или же снова пытался выявить заговор, найденный тобою в закоулках древних разрушенных руин, пораженных тьмой?       Ксеноморф открывает глаза – ленно, сонно, прижимается к чужой руке щекой, слегка трётся, путая свои длинные белые волосы с чужими тонкими пальцами, ощущая знакомое тепло, совсем не сравнимое с холодной океанской водою, где живут его драгоценные светящиеся спруты. Благо, он успел высушиться и промыться от соли – иначе бы вопросов он бы не избежал любой ценой. Говорит тихо — чтобы Джей не задавал лишних вопросов и успокоился, но тёплые руки от лица не убирал.       Чужие прикосновения ему приятны.       — Строил. Я расширил оранжерею – появились новые купола, новые растения... Я сделал новый подводный террариум – там появились первые заготовки для тёплых океанских вод, где будут произрастать кораллы и жить тропические рыбы…. — Учёный остался всё таким же учёным – ярко-голубые глаза пронизаны желанием достроить свои проекты, начать исследовать, но и усталость совсем не миновала – он дёрнулся от внезапного холода, который коснулся его сонливого тела и снова зевнул – не забыв прикрыть рот худощавой ладонью. — Как ты думаешь, я смогу создать свою экосистему там? Если читать старые записи учёных до нашей эпохи, то у меня есть возможность сотворить нечто достойное..... Хотя придётся ускорять процесс при помощи мутаций, хм....       И сразу же заканчивает говорить, когда видит озадаченный взгляд Покермана, пытающегося понять хоть что-то, о чем говорит Кэп. И улыбается неловко - но слушает, точно слушает, хоть и половину не понимает от слова совсем.       Кэпа приятно слушать. Его монотонный говор, медленное размышление совсем не наводит тоску - скорее привлекает, заинтересовывает в продолжении разговора - а может даже монолога. Покерман был в чужом городе лишь пару раз - и рассуждающий Ксеноморф о своих исследованиях и предлагающий синий торт как никто другой был приятным собеседником, читавшим сложные лекции тем, кто ничего не понимает, но это было интересно. Хотя, скорее всего, Кэп ощущал себя очень одиноко и хотел просто с кем-то поговорить, отвлекаясь от экспериментов и холодной воды.       Его новые исследования о существовании алмазного Бога, до событий заражений которого управлял своим подземным царством, требуют от него слишком много сил. Учёные, несмотря на свои старания, так и не смогли прийти к истине самостоятельно.       — ...Да. Я пришёл на твоё выступление. — Ксеноморф потягивается, нехотя отходит от чужих рук и отворачивается, сам уже касаясь собственных синяков под глазами, массируя их - неужели они вправду стали слишком заметными? Кажется, лишних вопросов ему не избежать уже от тех, кто находится рядом с ним на сервере - хотя он редко с ними общается, но имеет возможность очень тоскливо вздыхать на тех за то, что в магазинах нет товаров, которые ему так необходимы. — Я же не опоздал? Не хотелось бы отвлекать тебя от музицирования.       — Нет, не опоздал! Чай, кофе? — Джей сразу же оживает, когда Ксеноморф заканчивает говорить, неловко улыбается, вспомнив маленький нюанс. — Хотя у меня дома только чай…       Он едва сдерживается, чтобы сказать, что он мог бы подождать - лишь бы этот худощавый парень сидел за столиком, стучал по столу пальцами и внимательно слушая - они молчат, но, кажется, прекрасно понимают друг друга и без этого. Без Кэпа он не начнёт даже концерт - который должен состояться совсем скоро.       Лишь бы тот был рядом... Лишь бы...       — Откажусь. Сейчас бы я хотел услышать твою игру - у меня ещё много дел, которые требуют моего разбирательства…. — Учёный сдувает с лица упавшую седую прядь, устроившись поудобнее в мягком кресле, так удобно стоявшее рядом с ним. – И я бы не хотел лишать себя возможности услышать всё «от» и «до», особенно в твоём исполнении. – И улыбается, снова взглянув уставшими глазами на Покермана.       Ксеноморф будет рядом. Недолго, но будет – и это заставляет Джея криво улыбнуться, кивнуть на чужие слова и вернуться к фортепиано – которое так заждалось своего хозяина, который отвлёкся на разговоры и лишнее волнение – за человека, которому он в тайне посвящает свои музыкальные этюды.       О холодном море, о глубинных чудовищах, о тьме – обо всём, что складывается в ноты и лирику человеческих чувств, которые одолевают каждого.       Угнетающие, пугающие, совсем не радостные и не заполненные оптимизмом – всё звучит как шторм, в который попало деревянное судно – совсем скоро оно пойдёт ко дну, не в силах выдержать испытания океана, оказавшись в холодных водах, оставшись в мыслях людей лишь воспоминанием.       Но на небе виднеется солнце – и развевается красный флаг, напоминающий о том, что шансы есть всегда.       Наступает тишина – всё замирает в ожидании чуда, а томительная интерлюдия пугала и будоражила воображение. Пальцы проходят по клавишам, легко нажимая их и….       «Среди моря» начинает медленно набирать свои печальные обороты – и всё внутри обрывается – мысли, желания – и только сердце замирает, начиная стучать по совсем незнакомым раннее ритмам.       И Ксеноморф только выдыхает тихо, блаженно улыбаясь и прикрывая глаза.       Вслушивается в каждую ноту, снова пытаясь угадать ритм мелодии, которая заканчивает счёт на «двенадцать», хоть и попытка была обречена на провал с самого начала.       Остаётся только слушать – внимательно, чутко, раскрывая душу гениальной мелодии, написанной любителем чая. Искать потаённое, прятать эмоции – чужие и собственные, тихо вздыхать, чтобы никто не услышал и думать о чём-то своём, завидев в музыке что-то знакомое.       Музыка – чувства, описанные звуком совсем не похожим на голос. Ни животного, ни человека, ни другого разумного существа – хотя может так кричит душа, которая просит свободы от правил, отдаваясь воле тоски и горечи – на языке появляется горький привкус сожженной карамели, в котором всё-таки таится сладость.       Этюды шли один за другим. «Буря у мыса Айя», «Хаос. Сотворение мира», «Шторм», «Девятый вал» - всё бежит друг за другом, не даёт передышки, заставляя ощущать себя героем бесконечного испытания – и всё остаётся безответным, даже если знаешь конец. Нежный привкус карамели, проблеск радуги, луч света, пробивающие густые облака, соль в волосах, запах водорослей – и нет правды, нет ни одной зацепки и догадки, словно последняя деталь остаётся неизвестной, последняя мелодия будет концом всего.       И может быть – даже началом.       Интерлюдия закончена, Джей выдыхает и даёт себе первую возможность оглянуться назад – на столики, посмотреть на Ксеноморфа, увидеть что-то, чего никогда не видел – боится – в самом деле, как маленький ребёнок, ища того взглядом на пустых рядах, будто не желая встречаться с неизбежным.       Он видит лишь блаженную улыбку спящего Кэпа.       И в его профессиональной сценической улыбке проблескивает что-то новое – до ужаса искреннее, заинтересованное, недостающее истории с самого начала, раз он сразу же поворачивается обратно к инструменту и с новой силой играя – последний этюд, который оборвёт череду сомнений и покажет истинный путь.       Корабль в бушующем море.       Громко, неоднозначно – и звучит иначе, чем всё остальное – душа встрепенулась, всё неожиданно перевернулось сверх на голову, а глубокие воды захлестнули целиком, последнее, что успеваешь сделать – глубоко вдохнуть в лёгкие воздух.       Перед осознанием того, что ты тонешь.       Перед осознанием того, что вокруг тебя холодные воды.       Перед осознанием того, что что-то скользкое касается твоих конечностей, обхватывает и тянет вниз.       Можно не бояться темноты – но можно бояться того, что таится в глубине. И сквозь полуприкрытые глаза виден далеко не собственный конец.       Ярко-красный флаг, развевающийся в небе – такой яркий на фоне солнца, которое освещает путь к лучшей жизни, даёт второй глоток кислорода в непроглядной пучине и силы выбираться наружу.       Надежда.       Всё будет хорошо – несмотря на трудности.       И музыка замолкает в неспешном ритме, освободившись от оков тоски – в зале воцаряется тишина. Ни аплодисментов, ни восхищенных возгласов.       Джею это не нужно – он играет не ради похвалы, которая бы разорвала зал, не ради убеждений о том, что он гений, о котором должно стать известно всем. Его чуткий слух улавливает тихое сопение Ксеноморфа – кошмары сегодня не будут его тревожить.       «У нас всё будет хорошо. Просто останься рядом со мной – и я буду счастлив.»