Кошмар

      Железная стена перед глазами Чуи медленно расплывается. Слёзы застилают глаза, дополняя стремительно подступающую к горлу воду. Накахара пытается поднять голову ещё выше и удержаться на поднимающейся поверхности, но потолок всё больше приближается, и становится очевидно, что сейчас всё заполонит эта чёртова вода, и дышать станет нечем. Голова болит, будто сейчас взорвётся, всё тело отвратительно ноет, и всё говорит о том, что смерть снова близко.       - Мне жаль, - разносится эхом где-то наверху. Он узнаёт голос: это Осаму.       Где он? Почему ничего не делает? О чём он думает? Что чувствует?       В ушах звенит его перепуганный крик, затем шёпот, и слёзы рекой разливаются по щекам, мешаясь с озером вокруг. Чуя вспоминает ночь, когда на одной из миссий чуть было не погиб, и пролежал в отключке необычайно долго; тогда он и выяснил, что Осаму всегда волновался за него. Сквозь пелену было слышно его голос, почти как сейчас.       "Чуя! ЧУЯ!! Ты слышишь меня? Сделай хоть что-нибудь, чтобы я знал... нет... прошу, пожалуйста... не умирай... умоляю, просто будь в порядке. Скоро нам помогут, всё будет хорошо... только живи... если хочешь, я умру вместо тебя, но ты просто должен вернуться живым!"       "А мне-то как жаль, Осаму."       Остатки силы покидают тело Накахары, и он с полными лёгкими воздуха висит в воде, не шевелясь. Сознание постепенно слабеет, а потом и исчезает вовсе...       ...как вдруг Чую резко встряхивают.       Он кричит. Громко и долго кричит, чуть ли не срывая связки.       И открывает глаза. Тело мокрое, будто действительно только что из воды, а глаза болят, как от слёз, но сердце очень ощутимо бьётся в побаливающей груди, и воздух вокруг снова есть (Накахара практически истерично хватает его ртом, пытаясь надышаться как следует)... а ещё конкретно болят плечи.       Только тут Чуя понял, что вдруг произошло с плечами: Осаму вцепился в них, перепуганно смотря в затуманившиеся голубые глаза.       - Чёрт возьми, Чуя... ты так меня напугал!       - А... ч-что случилось? - с трудом выговорил Накахара.       - Как - что случилось?! - вскричал Дазай. - Ты долго плакал и звал меня... посмотри на себя. Ледяной весь, бледный, как простынь, трясёшься... кричишь... господи!       Осаму крепко обнял Чую и... как на секунду показалось, заплакал. Накахара еле-еле соображал что-то; в голове у него вдруг снова всплыли железная стена и разбитое "мне жаль", и он вздрогнул, ударившись головой об изголовье кровати.       - Аккуратнее, умоляю, - Осаму погладил его по голове, позволяя уткнуться в своё плечо.       Теперь только всё стало ясно. Чуе приснился очередной кошмар. А на самом деле всё... вроде как, в порядке. Стоит только сосредоточиться на мягкой подушке за спиной и Осаму - становится всё легче и легче; страх довольно быстро ретируется, уступая место любви.       Дазай бережно гладит его, целует в макушку и тихо шепчет, что всё хорошо и он рядом, готовый оберегать его. Совсем не так... как Дазай из снов Чуи, который всегда был ходячим мертвецом.       - Солнышко моё... любовь моя... не пугай так больше...       - Постараюсь.       Осаму отстраняется всего на секундочку, и то только затем, чтобы посмотреть на Чую повнимательнее, взять его за влажные от слёз щёки и нежно поцеловать.       Из окна выползает первый луч света, попадая в лицо Чуе и пригревая похолодевший лоб. Осаму не пускает его и всё целует, гладит, обнимает, нашёптывает, окутывая собственным теплом; а Чуя и не думает сопротивляться или что-то говорить, только жмётся ближе к нему и тихо хихикает, когда он тыкается кончиком носа в шею или касается губами нижнего края челюсти.       Нежность Осаму способна уничтожить самые страшные кошмары из всех, что только могут быть. Каким бы холодным и беспощадным ни был человек с его лицом во снах, он неживой, и нечего из-за него плакать - так думает Чуя, пока Осаму - его Осаму, - умилённо улыбается, смотря на порозовевшие веснушчатые щёчки и прищуренные голубые глазки.       - Вот, так-то лучше... чай будешь?       - Да, конечно... всё равно вряд ли засну обратно после такого.       Дазай не отлипает от Накахары всё утро. То обнимет со спины, пока он стоит за плитой, то возьмёт за руки и поцелует, то скажет что-нибудь хорошее - Чуя прямо тает, о нём никогда прежде столько не заботились и не ласкали так часто.       - Ты не устал? Час уже вокруг меня крутишься.       - Нет, конечно, что за вопрос.       Осаму немножко думает, и добавляет, опережая мысли Чуи:       - Даже не думай об этом, ты не обуза. Мне в тысячу раз труднее было смотреть, как ты плачешь и дрожишь от страха, да ещё и отмахиваешься, если попытаться тебя разбудить. Да и на что я ещё гожусь, кроме этого...       - Цыц. Ты тоже не начинай тогда.       - Как прикажешь, любовь моя, - тянет Осаму, и снова целует Чую в уголок губ.       Накахара игриво отвечает и виснет у него на шее, довольно улыбаясь. До начала рабочего дня осталось три часа, два из них можно целоваться и трепаться о всяких незначительных мелочах, - что может быть лучше? Осаму никогда не будет против этого; он обожает мимолётную нежность, а если к ней прилагаются голос и смех Чуи - он и вовсе прибьёт кого угодно за неё. А Чуя так же сильно обожает его умилённое личико, привычку брать Накахару за руку во время разговора (в знак высшего сосредоточения внимания) и то, как он придумывает шутку на основе совершенно любой фразы, и ещё огромный список мелочей, складывающихся в, по его мнению, самого комфортного человека на свете.       С ним не страшны никакие кошмары. Вот бы и он сам так же хорошо об этом знал.