Amantes nolite flere

      Сигарета тлела в его руке точно так же, как и его израненное сердце. Дым заполнял лёгкие, заставлял расслабиться, но тело отказывалось принимать все подачки его хозяина. Чхве лишь дрожал, как осиновый лист, старался успокоиться, хотя внутри было так пусто, тихо и спокойно. В голове не осталось мыслей, в глазах не читалась надежда, всё в нём погасло, как только она ушла, оставив за собой шлейф сладких, таких противных духов.       Ему они никогда не нравились, но сейчас тошнота подкатывала к горлу, и даже густой дым отвратных сигарет не мог перекрыть этот стойкий запах её парфюма. Именно он напоминал ему о тех чувственных ночах, о тех беззаботных поцелуях, о тех моментах, когда она была такой красивой и беззащитной, когда в её руках была власть над ним.       Сейчас его растрёпанные светло-розовые волосы колыхались от небольшого ночного сквозняка, что как-то должен был заполнить то одиночество, тот ужасный осадок в груди Ёнджуна. Луна светила так ярко, заполоняла своим светом всю комнату, освещая в темноте лишь смятую, скомканную постель после жаркого, страстного, последнего секса.       В глубине души он знал, что эта ночь будет последней, ведь перед тем, как встретиться в отеле, голос по телефону звучал так серьёзно и грустно. Она, как и всегда, приказала ему, как собачонке, немедленно прибежать к ней на задних лапках и успокоить её распятую душу и напряжённое тело. Ёнджун привык к такому поведению этой девушки, к такому обращению к себе, но тогда ему на минутку показалось, что она говорила так бесчувственно, так отстранённо, будто делала то, чего не хотела.       Тогда и вправду Чхве слышал голос своей хозяйки в последний раз. И лучше бы последнего раза никогда не было.       Его глаза, полные слёз, что ещё пока не скатывались по щекам, устремлены на складки белой постели, где недавно лежала она. Её голое утомлённое тело выглядело таким красивым, утончённым, элегантным, так что самому Ёнджуну хотелось писать с неё картину.       Он не мог оторвать свой взгляд от её спящего личика тогда, от этих пухлых сладких губ, на которых видны трещинки и небольшие ранки от страстных поцелуев. Чхве жадно кусал их, а после слизывал кровь языком, ощущая тот горький привкус коньяка и сладость.       Длинные мужские пальцы касались той ямочки между лопаток, а после спускались вниз к пояснице, где пухлые губы оставляли багровые следы. Пока широкие ладони сжимали ягодицы.       Нет, это вовсе не будоражило её крепкий сон, наоборот, доставляло удовольствие, отчего небольшие стоны лились из приоткрытых девичьих уст. Ему нравилось доставлять ей удовольствие.       Даже когда она царапала его спину до крови во время секса, его не волновала боль, не волновала эрекция и то, как приятно ему было, он чувствовал лишь то, как было хорошо ей и насколько. Всё остальное казалось совершенно неважным. Только её стоны заставляли цветы в его груди раскрываться.       А теперь осознание того, что она больше не вернётся, не зайдёт в эту комнату своей модельной походкой, не покажет свои длинные ноги в его любимом бежевом коротком платье, которое всегда так хотелось сорвать. Больше не посмотрит на него своим кошачьим взглядом, пронзающим его ничтожную душу. Больше не прикоснётся к его рельефному прессу с выраженными кубиками, к сильным бицепсам, к шрамам на его спине от её острых ногтей. Не уложит его на кровать, наступив аккуратной ножкой на его грудь, не сядет на его пах в чёрном кружевном белье и не начнёт медленно двигаться, постепенно окунаясь в их совместный грех. Ошибку, которой никогда не должно было случиться. Вероятно, никогда в жизни не придёт в его шумную голову.       Раньше он и подумать не мог, что однажды в баре встретит ту, которая сможет перевернуть весь его внутренний мир. Разрушенный, сломленный внутри Ёнджун явился перед ней со стаканом виски в руке в одну из весенних ночей, когда луна всё так же ярко и высоко светила в бесконечном небе.       Его карие глаза с отливом шоколада пристально смотрели на особу перед собой, тщательно рассматривая каждую деталь на её идеальном теле. В тот день она была в таком же бежевом платье, её чёрные прямые волосы рассыпались по спине так неаккуратно, скрывая оголённые лопатки и длинную девичью шею молочного цвета, что казалось непозволительным для Чхве. Он готов был подцепить её здесь и сейчас, увести куда подальше незнакомку, которую видел впервые. Его никогда не волновало то, как долго он знаком с человеком и кем тот являлся. Но как только острый пронзительный взгляд девушки встретился с его, что-то внутри вновь вздрогнуло. То ли от страха, то ли от неожиданности.       Её тоненькие ручки переместились с барной стойки на шею стоящего рядом парня. Он был так близко, что, когда девушка решила спрыгнуть со стула, кончик её острого носа коснулся его бледной щеки. Сердце замерло и время вокруг будто остановилось для Чхве вовсе. Девушка схватила своими тоненькими пальчиками его запястье и потянула за собой. Не отрывая своего завороженного взгляда от красоты, какой не видел раньше, парень просто шёл на ватных ногах куда-то в неизвестность.       Казалось, ему всё это снилось и такая прекрасная девушка не могла так просто без слов выйти с незнакомцем из бара.       Тогда Чхве понял, что нашёл что-то большее, чем девушку на одну ночь.       Ведь слова в тот момент были ни к месту, они поняли желания друг друга, поняли, что нужны друг другу здесь и сейчас. И с того дня не прошло ни минуты, чтобы Ёнджун не скучал по ней, зная, что вечером они снова будут вместе. Ему всегда не хватало её, не хватало, даже будучи в постели вместе. Она как кислород, которым невозможно надышаться, как вода, забирающая все силы, так что тело идёт ко дну от одного лишь прикосновения её пухлых губ. Она как наркотик, что постепенно превращался в яд и отравлял его. Яд, которым Чхве был ненасытен.       Их мимолётные разговоры после жаркой ночи вечно ни о чём так грели одинокую душу Чхве. С ней он чувствовал себя нужным, кем-то важным. И с каждым днём всё внутри него менялось. Он больше не казался слабым беспомощным мальчиком, закрытым от всего мира, брошенным когда-то матерью. Стал мужчиной, обожаемым одной девушкой, от которой он без ума. Но кто знал, любила ли она его по-настоящему или нет. Ведь, когда разговоры заходили о её так называемом муже, она уходила от темы и не желала о нём говорить.       Ёнджун чувствовал, что супруг был противен ей и, вероятно, не доставлял должного удовольствия, не ублажал, не почитал и, наверно, не любил так сильно. А в Ёнджуне она нашла то утешение, тепло и уют, которого явно не хватало. Хотя он никак не мог понять, как можно лишить такую невероятную особу счастья.       Любовь — это лишь привязанность, наркотик, зависимость. Есть много слов, чтобы описать её истинное значение, но для Ёнджуна это был яд. Яд, который он выпил, прежде чем осознать, что совсем скоро умрёт от него. Как уличный пёс, съевший гнилое яблоко. И пусть с виду оно казалось прекрасным.       Воспоминания били ключом в его голову, длинные пальцы проникали в непослушные пряди волос, где только недавно побывали девичьи хрупкие ручонки, и сжимали их так крепко, что казалось, вот-вот и он вырвет их с корнем.       Одна за другой слёзы бежали с опустошённых глаз. Боль и сожаление заполнили весь его сосуд, стали его сущностью, его частью. Он не помнил, как долго сидел здесь, в этой тёмной комнате, весь разбитый, изнеможённый. Силы покинули его с того момента, как её уста произнесли несколько заветных слов, расколовших его душу на тысячи маленьких кусочков: «Я бросаю тебя, Чхве Ёнджун». И после он лишь смотрел в спину уходящей, чьи лопатки усыпаны красными пятнами, что уже постепенно сходили с белоснежной кожи.       А звук хлопнувшей двери отозвался звоном в ушах, после чего шок поверг Чхве с головы до ног.       Не было ни слов, ни эмоций, ничего. Лишь тишина, сдавливающая ушные перепонки. Как и сейчас, ведь данная комната всегда была наполнена ею. Её стонами, криками и сладким сном. Это то, чем всегда довольствовался Ёнджун, мелочами, которые однажды стали частью его ничтожной жизни. И теперь он лишён этого богатства. Богатства страсти, чувств и эмоции. Лишён смысла, который у него отобрали за секунду лишь двумя словами. А всё потому, что она была его хозяйкой.       Конечно, Ёнджун никогда не слышал слов благодарности за жаркую ночь, за полученное ею удовольствие, за нежность, порой жесткость, то, как она того хотела. Ни слов о том, что она правда любила его или же он симпатичен ей. Нет. Она приходила и уходила так, будто так и должно быть. Чхве, как верный пёс, ждал её в той маленькой комнатушке с двуспальной кроватью и бордовым бельём на ней, чтобы трахнуть так, как ей хотелось. Быстро, жёстко, вбивая в кровать её хрупкое тело, кусать шею и губы, облизывать её соски, играть с её клитором, а после умело лизать. Или медленно, настойчиво, аккуратно целуя каждый сантиметр, водить длинными пальцами по её телу, усыпанному мурашками, пока она выгибалась под ним, наслаждаясь оргазмом в полной мере.       Она никогда не улыбалась, не говорила простое «пока», когда уходила. Всё, что делал Ёнджун, лишь смотрел на то, как её изящные ручки с аккуратными острыми ноготками надевали нижнее бельё, которое хотелось вновь сбросить с неё и опять уложить в постель, но на этот раз не отпускать.       Но шанс упущен, а всё потому, что у Ёнджуна не было смелости остановить её, заставить остаться, ведь боялся, что с ним она недостаточно счастлива. И если она останется, будет ли ей по-настоящему хорошо? А что если Чхве забрал её шанс найти достойного любовника? Богатого, красивого, со статусом в обществе, умелого в постели? Вместо бедного, разбитого обществом человека, у которого нет ни статуса, ни денег.       Дорожки от слёз стягивали кожу на его щеках. Круги под глазами и опухшие веки говорили сами за себя. За окном постепенно светлело, и в комнату пробирались первые лучики раннего солнца, что скрывалось ещё за горизонтом.       Внезапно за дверями послышались чьи-то тяжёлые шаги и какие-то неясные разговоры, которые трудно разобрать. Но как только они стали приближаться к двери, парень услышал мужской голос и ещё один. До боли знакомый. Тот самый голос. Её голос. Голос той, кто убил всё прекрасное в Чхве Ёнджуне.       — Оппа, прошу, не надо, — последнее, что услышал Ёнджун перед тем, как деревянная дверь комнаты распахнулась настежь, а за ней показался высокий раздражённый парень с чёрными, уложенными набок волосами, впалыми скулами на щеках. По телосложению он был в разы сильнее и больше Чхве, его бицепсы просто рвали белую рубашку. Казалось, вот-вот и она порвётся от его частого, тяжёлого дыхания. Эта горилла показалась Чхве несильно приветливой.       А за его руку держалась маленькая хрупкая девушка, та, на лице которой никогда не виднелась улыбка.       — Нин…нин… — прозвучал хриплый, томный голос парня, что еле поднялся на ноги, немного шатаясь. Видя её вновь, сердце в груди замерло.       — Это ты любовник моей жены? — его низкий голос ввёл в ступор Чхве, что не понимал происходящего в данный момент. Он и представить не мог минуту назад, что вновь встретит девушку, в которой погряз целиком и полностью. Да и ещё и со своим мужем.       «Конец?» — пронеслось в голове Чхве, как только через секунду в руках мужчины появился пистолет. Такой новенький, матовый ствол. Настоящее, холодное оружие.       Ёнджун не верил своим глазам. Всё происходящее и вправду реальность? Высокий огромный мужчина, похожий на медведя, угрожал ему пистолетом за то, что Чхве просто доставлял удовольствие чужой жене. Разве не это сон? Сон, от которого невозможно проснуться.       — Да… Это я… — всё, что оставалось сказать парню, что вот-вот снова погрязнет в своей одинокой, бесконечной, тёмной пропасти.       — Нет, дурак, ты что такое говоришь! — вскрикнула девушка, становясь прямо перед мужем в попытке отговорить его, успокоить пыл внутри. Но если этот мужчина решил, то уже, вероятно, его решение никогда не изменится. — Прошу, оппа, посмотри на меня. Не надо этого делать, умоляю тебя.       Мужчину злило, что она защищала его, злило, что она не была верна ему, что их супружеская клятва нарушена из-за какого-то дохлого пацана. А может, злило и то, что он сам был во всём виноват, ведь не смог сделать Ичжоу счастливой. От этого огонь изнутри вырывался наружу и палец на спусковом крючке готов был дёрнуться и убить ненавистного любовничка, что снова прикасался к его обожаемой жене. И здесь даже лёгкий ветерок, проникающий из открытого окна в комнате, никак не поможет.       Слёзы сами выступили на тёмных раскосых глазах Нин Ичжоу и уже готовы были спуститься вниз, как холодная дрожащая рука из-за спины коснулась тёплого предплечья.       — Тише, — шептал на ухо спокойный голос Ёнджуна, который постепенно заставлял расслабиться напряжённое тело, пока его голова спокойно уместилась на плече девушки, — пусть сделает то, что должен.       И вот одна из них уже покатилась по бледной, усталой щеке. То ли от сожаления, то ли от безысходности, а может, всё же от любви…       Его пухлые измождённые губы коснулись её щеки, а после такие любимые для Ёнджуна кошачьи глаза закрылись в надежде, что это продолжится так, как раньше, и последняя фраза отозвалась эхом в ушах китаянки:       — Любовники не плачут.       Секунда, и терпение мужчины лопнуло.       А дальше прозвучал громкий выстрел, оглушивший ту пугающую тишину, что стояла так давно в его душе.       Кровь вмиг украсила белые пустые стены, бордовую, лишённую их двоих постель и её тонкую шею, по которой множество красных капель стекали вниз, сбегая по ключицам и по усыпанной поцелуями изящной груди.