неприкосновенный

Эдуардо всегда был неприкосновенным. Хрупким, как стекло, недотрогой, для которого простое чужое касание было целым испытанием. Он никогда не брал вещи из чужих, незнакомых ему рук, а потому ходить в бары и клубы ему было трудно. Он не принимал выпивку от бармена – Марку приходилось делать это за него. Если в их общую комнату приносили еду, то Эдуардо всегда сначала убеждался в том, что до тарелок дотрагивались знакомые ему лица – Марк или Крис – и только после этого забирал свою порцию. Марку всегда казалось это чуждым, но он никогда не задумывался об этом глобально. Просто принимал друга таким, какой он есть. Эдуардо не любил, когда к нему прикасались. Особенно незнакомые ему лица. Своим людям он позволял пожимать свои руки, хлопать по плечам или шутливо лохматить волосы, но в чужом кругу он старался держаться ближе к друзьям и не принимал особого участия в взаимодействии с новыми людьми. Он никогда открыто не говорил о том, что ему неприятно. Марк часто замечал, что когда в клубах или барах к нему подходят, Саверин старается как можно быстрее улизнуть от незнакомца, при этом придумав мягкую, необидную отговорку. Глубоко в душе Цукерберг понимал, почему Вардо не ладит с девушками, но ни разу не намекал другу на то, что тому нужно измениться. Знал, что Эдуардо не услышит. Эдуардо был не только неприкосновенным, но и до невозможности ранимым. Он всегда ужасно переживал из-за каких то пустяков, будь то даже одно, не слишком на его взгляд вежливое слово в чью то сторону. И этого было никак не изменить – Саверин просто не понимал, что из-за глупостей не переживают. Он всегда видел Марка другим – хладнокровным, неприступным. Как айсберг, который нельзя обойти – только лезть напролом. Марк никогда ни о чем не переживал, а всегда придерживался одной и той же тактике: работай умом, а не душой. Если нужно было нагрубить, Марк грубил. Если нужно было ответить, Марк отвечал – дерзко и бесстрашно. Если нужно было отстоять свою точку зрения, Марк ее отстаивал, и его всегда слушали. Его речь была прямолинейна, а аргументы – несокрушимы. Наверное, именно поэтому его немного побаивались даже высшие органы. А Марк себя не боялся. Он боялся быть как Саверин – нервным и пугливым, как мальчишка. Таких в юношеском окружении обычно называют «слабыми». Но Эдуардо не был слабым. Цукерберг прекрасно знал о его непростых отношениях с отцом и понимал, как Вардо переживает. Но Марк никогда не видел его плачущим. Быть может, потому что знал и понимал – плачут лишь слабые. А Эдуардо не слаб. Он просто другого сорта – от другого ума, так сказать. Иногда он бывает слишком заботливым: когда Марк подолгу заживался в сети, Саверин всегда заходил к нему и проверял, нет ли у Цукерберга ужа мешков под глазами. Если Марку не удавалось поспать, Эдуардо всегда оставлял ему свежий кофе и убегал на пары. И Марк всегда удивлялся тому, что Вардо не ленится это делать. Тем более что Саверин делал так только для него. Кофе после двухчасового сна – только для Марка. Никогда Цукерберг не видел, чтобы Эдуардо поделывал то же самое с кем то другим. Пиво во время работы – не одна бутылка, сразу несколько – исключительно для него. Марка это искренне удивляло, и он задавался вопросом: а почему он, собственно? Ведь в Гарварде куча разных людей, парни и девушки, блондинки и брюнетки, стройные и не очень, высокие и низкие, пошлые и милые – выбирай не хочу. И из всей этой массы людей Эдуардо Саверин почему то выделял именно его, Марка Цукерберга. Помнится, однажды Марк даже хотел поговорить с лучшим другом на эту тему, но Эдуардо по привычке достал пиво из холодильника, плюхнулся на диван и пошло поехало – закрутил, завертел, да Марк и забыл напрочь про то, зачем вообще пришёл. Рядом с Эдуардо ему вообще часто память отшибало, причём по полной программе. А потом у Вардо появилась девушка. Как так вышло, даже небесные силы, видимо, не знали. Марк и сам не знал и даже не имел никаких идей, как те двое начали встречаться. Саверин знал свою даму сердца от силы пару месяцев, а они уже несколько раз исчезали с вечеринок вдвоём. Цукербергу это не нравилось. Исключительно и полностью объяснимо. Он не понимал людей, которые заводят отношения с человеком, которого знают меньше чем полгода, ведь тогда где гарантия, что ваша любовь до гроба не покатится к черту вместе с вами? Гарантии нет, это во первых. Во вторых, неужели не лучше сначала узнать друг друга до такой степени, чтобы по одному взгляду можно было сказать, что будет дальше? Марк не разбирался в отношениях от слова совсем и никогда не считал себя специалистом, но сейчас даже с такими способностями он понимал – Вардо нужна помощь. Конкретно он понял это, когда позвонил Саверин домой из офиса Фейсбука и сообщил, что тот может приехать. Голос Эдуардо сначала показался Марку совершенно обычным, повседневным, но потом он услышал странный, незнакомый щелчок, а затем недовольнее шипение Саверин. Цукерберг хотел было уточнить, все ли у его друга в порядке, но потом раздался звучный треск, ужасно похожий на треск костра в камине. Марк не успел и слова сказать, как Вардо заверил его, что все в порядке, пообещал приехать и благополучно отключился. А Марк остался стоять посреди комнаты со включённым монитором и телефоном в руках. Как дурак. Марк терпел долго. Почти полчаса. Он сидел за своим рабочим столом, то и дело постукивая пальцами о закрытую крышку монитора. Громкостучащее заставляло его поехать и проверить, не натворил ли Вардо какой нибудь хуйни, а мозг говорил, что от дома Цукерберга до Гарварда – закачаешься. На самом деле, конечно, никакого «закачаешься» там не было – от силы минут 15 – но часики то идут. Марк взглянул на экран лежащего рядом смартфона, надеясь увидеть там хоть что то, что поможет ему узнать как дела у друга. Но ни звонка, ни уведомления там не было. Марк подождал ещё несколько минут, а потом словно прозрел. Сунул телефон в карман, схватил куртку со стола и выскочил за дверь. По улицам Марк нёсся так, словно опаздывал на последнюю годовую сессию. Ему не хотелось переживать, ведь он был уверен что Эдуардо в порядке, но потом он вспомнил, что с его лучшим другом в одной комнате ещё и его девушка ошивается. Не всегда, конечно, но из рассказов Саверин Марк вынес, что большую часть времени точно. Юноша взлетел по лестнице на нужный этаж и только около знакомой двери глубоко выдохнул и прислушался. В квартире было тихо – даже слишком тихо, чтобы ничего не заподозрить. Марк дернул ручку и с удивлением обнаружил,что дверь была незаперта. Он мысленно пожелал себе удачи и, предварительно одернув сбившуюся после бега одежду, шагнул внутрь квартиры. Эдуардо обнаружился у себя на кровати, сидевший по турецки поджав ноги под себя и тупо смотря в одну точку. Около кровати стояла большая корзина, куда обычно Саверин скидывал неудачные планы проектов или эссе. — Вардо? – окликнул его Марк. Саверин вдруг встрепенулся, дернулся и повернулся к гостю. — Марк? Ты что тут делаешь? – брови броши удивленно поползли вверх,как две темные гусеницы. Цукерберг раздраженно закатил глаза и выдохнул – он бежал сюда не жалея ног и сердца, а он вот так просто? — Это ты что тут делаешь? Что происходит? — Да ничего, – растерялся Саверин, неловко оглядывая комнату, словно пытаясь найти там что то, на что намекал Марк. — Да? А вот это? – Марк специально задел носком кроссовка корзину и скрестил руки на груди. Он уже малость пожалел о том, что вообще примчался сюда. Эдуардо виновато улыбнулся. — А,это.. — Да, это, – ещё более раздраженно процедил Цукерберг. — Это Кристи, – неожиданно быстро отозвался Эдуардо, так, что Марк даже изумился. Он ждал, что Саверин начнёт отпираться и играть в молчанку, но Вардо, на удивление, быстро сдался. Цукерберг присел рядом с другом на край кровати и уставился на корзину, где на самом дне темнел пепел, точно дно Марианской впадины. С минуту оба молчали, каждый погруженный в свои мысли, а потом Марк спросил. — Там были важные документы? — Да не особо, – покачал головой Вардо. — Так,пара бумажек, – и снова замолчал. Потом вдруг развернулся к Марку. —А ты как узнал? — Треск в трубке услышал, – отшутился Цукерберг, не собираясь выдавать настоящую причину,спочему столь быстро тут оказался. — Надо же было проверить. Саверин вдруг вздёрнул брови почти к линии волос и посмотрел на Марка таким взглядом, какой у него бывал только когда до него резко доходила вся суть дела. — Ты волновался? — Ты тупой? – ринулся в оборонительную Марк. — Какой волновался, ты что, маленький ребёнок? И осекся. В некоторые моменты Эдуардо действительно был как высокий, нескладной ребёнок, с упрямым и немного пугливым характером. И у Марка эта фраза чуть вслух с языка не сорвалась, но он успел сжать зубы до такой степени, что они, кажется, даже хрустнули. — Так ты волновался, – довольно протянул Эдуардо, расплываясь в дурацкой, но одновременно до безумия красивой улыбке. Марк еле сдержался, чтобы не дать звонкую пощёчину лучшему другу. — Молчать, – коротко бросил Цукерберг, поднимаясь с места и направляясь к двери. Он не собирался больше находится в этом дурдоме ни секунды. Но рука Эдуардо, оказавшаяся под его рёбрами, остановила его. — И куда ты? – все еще улыбаясь, пропел Саверин. — Ты только две минуты назад пришёл. — Вообще то пять, – привычно взглянув на часы, парировал Марк, но умолк, едва подняв глаза. Он моментально утонул в них: в таких добрых и ласковых, цвета темного шоколада. Вардо это даже понравилось. Он с небольшой силой пихнул Марка в плечо, заставляя того повалиться на кровать, и опустился рядом с ним на локти. — Уверен,что не хочешь остаться? Марк нервно сглотнул. Голос Эдуардо звучал до дрожи возбуждающе, манил, заставляя забыть обо всем на свете, упрашивал остаться. Эдуардо вообще умел упрашивать, так, как это не умел никто – только он один. И это ужасно нравилось Марку. Цукерберг вдруг незаметно для себя улыбнулся, и наверное, со стороны это выглядело очень глупо, потому что Саверин вдруг заливисто рассмеялся, уронив голову на руки. — Хорош ржать, достал, – в своей обычной манере начал было Марк, однако замолчал, наслаждаясь смехом лучшего друга. А Эдуардо смеялся не останавливаясь, а когда успокоился, внезапно навис над Марком, оперевшись на руки по обе стороны от чужого тела. — Прямо таки достал? – дразняще протянул Саверин, нагло улыбаясь и не отрываясь глядя Марку прямо в глаза. На секунду тот даже потерял всякую самоуверенность, но потом все же пришёл в себя. Марк усмехнулся, удобнее устраиваясь на кровати,и протянул руку, убирая растрепанные волосы Вардо тому за ухо. — Снимай рубашку. *** Позже, когда они оба валялись в кровати Саверин, раздетые, разгоряченные и уставшие, но до безумия довольные друг другом, Марк вдруг погладил Вардо по худому подбородку и улыбнулся. — Бросай ее, а. — Кого? – непонимающе поднят голову Эдуардо. — Кристи свою,ну. — Так уже все, – довольно усмехнулся Саверин, очерчивая торс Цукерберга тонкими пальцами. — Что все то? – теперь уже настала очередь Марка потерять нить разговора. — У нас с ней все, – Эдуардо потянулся за телефоном и, открыв мессенджер, показал юноше нужный чат. В самом низу короткой синей строчкой печатными буквами было выведено: «Я тебя не люблю,прости. Мы расстаёмся.» Марк чуть было не присвистнул от такого поворота событий. — Ты когда успел? Ты же ни на секунду от меня не отвлекался. Эдуардо только повел плечом и усмехнулся. — У каждого свои тараканы в голове,на минуточку. Меньше знаешь – крепче спишь, забыл? Марк на это махнул рукой и прикрыл глаза, с улыбкой пропуская чужие волосы сквозь пальцы и вспоминая прошедшие часы. Эдуардо Саверин всегда был неприкосновенным. Но каким то образом Марк Цукерберг стал для него единственным исключением.