1
Даниэль — легкомысленный парень. А ещё он умён, красив и… ненадёжен, хотя совсем не лентяй. Персонал океанариума, в котором Даниэль проработал уже почти пять лет, не пылает к нему особой любовью — не без причины. Но ему никто не пытается насолить, потому что все считают: Даниэль немного не от мира сего. Хотя он и не неженка: во всём океанариуме не сыскать такого работника, который не хотел бы съязвить Даниэлю при удобном случае; Даниэль и сам остёр на язык. А ещё ему ни до кого нет дела. Коннор — серьёзный молодой человек. Он тоже умён и красив, но весьма надёжен и невероятно трудолюбив. За долгие годы работы в детройтском Океанариуме не было у него ни одного поручения или рабочего дня, которые он закончил бы неуспешно. Его навыки идеально отточены, а чувство ответственности обострено до предела. Но Коннор никогда не раздражается из-за поведения Даниэля, а Даниэль не сетует на Коннора, потому что они неплохо друг друга уравновешивают. Когда шеф говорит Коннору присмотреть за Даниэлем («Даниэль сегодня какой-то странный, Коннор, не спускай с него глаз пока что»), Коннор присматривает — и Даниэль это чувствует. Под жёстким взглядом такого администратора, как Коннор, любой приструнится — приструняется даже Норт. — Возьми булку, Ко, — говорит она в один прекрасный день. — Ты курица, Норт, — бросает ей Джош со своего уголка. Вместе с едким замечанием он излучает на неё недобрый сверкающий взгляд, а потом продолжает барабанить пальцами по клавиатуре компьютера — как барабанил до её фразы. — От петуха слышу. Я вообще-то угощаю. — Я не люблю булки. Норт. — Коннор с бесстрастным, но по-странному напряжённым выражением лица — будто его беспокоит надоедливый зуд — усаживается за своё рабочее место. Они в кабинете персонала. Там у каждого из них есть свой уголок — и свой стол. Даже у артисток вроде Норт и Трейси, которые, вообще-то, трудятся побольше прочих и, по молчаливому мнению благодушного Коннора, заслуживают в своё распоряжение даже по целому дивану. Норт со скучающим выражением лица рисует на лице грим — водостойкой косметикой. Коннору больше нравится, когда Норт не накрашена совсем, но своё мнение о таком он всегда оставляет при себе, даже если ему очень хочется его выразить. К тому же… Коннор совсем не тот человек, который прямо сказал бы Норт о том, какой у неё прекрасный аккуратный нос или какие у неё восхитительные карие, глубокие, загадочные глаза. Вместо этого он говорит, вздохнув тихонько: — От булок ты будешь усталая. Попробуй вместо них злаковые батончики без сахара, они не влияют на инсулин. — Ладно, — отвечает Норт просто. Джош издаёт благодушный смешок. Почему-то Коннор не сомневается, что Норт и сама знает эту нехитрую мудрость.***
В тот день Даниэль опаздывает на работу — на час; шеф заявляется раздражённый; а Коннор приходит отдохнувший — он выспался и в отличном настроении, и даже чуть-чуть улыбается. Его улыбку всегда сложно распознать со стороны, но не зря Норт говорит ему шутливо, уходя в раздевалку, что сегодня он не похож на истукана. Вскоре после прихода Даниэля Коннора вызывает шеф. Фаулер, сведя брови и нахмурив смуглое лицо, говорит Коннору в кабинете: — Я поставил Даниэля на испытательный срок. Мне уже даже не жаль его — и ты не жалей. Если он не покажет неделю идеальных смен, то будем гнать его в шею. Свободен. Бредя по коридору офисных кабинетов, Коннор думает о своём задании — ему очень жаль Даниэля. Он уверен, что Фаулеру тоже его жаль — не зря же он так и не уволил Даниэля за эти пять лет несмотря на все огрехи. Но тут дело явно не в одной только жалости — Коннор в этом не сомневается, хотя к разгадке до сих пор не приблизился ни капли. — Ты знал, что Даниэль работает нянькой? Джош сегодня сказал! Это говорит ему Норт, когда они во второй раз за день пересекаются в кабинете персонала, пустующем на сей раз. Посреди того разговора Коннор сидит на краешке её стола, до удивительного хмурый. После беседы с Фаулером ему плохо удаётся поддерживать разговор. Он раздирается противоречием: с одной стороны, ему хочется помочь Даниэлю, а с другой — приказ шефа нельзя игнорировать. Чувство профессиональной ответственности никогда не позволяло ему уходить от требований и заданий начальства, а в этот раз ему почему-то очень сложно выполнить его беспрекословно. Он думает об этом, анализируя самого себя — ему никогда и не удавалось разрешать свои противоречия иначе. Тут-то Коннор выпадает из своих дум и нахмуривается ещё сильнее, пытаясь поймать нить разговора: — Но… он же работает у нас? — Да я сама в шоке. Но меня больше удивляет не то, что он пашет на двух работах, а то, что… нянька? Даниэль? Коннор всё хмурится, задумчиво глядя в грудь Норт, покрытую плотным пёстрым лифом в форме ракушек. Его брови продолжают ползти друг ко другу, а лицо становится совсем суровым, когда он отвечает: — Мы ведь не так уж много о нём знаем. Он мало о себе рассказывает. Но за столько лет… Во многом Норт и Даниэль — люди похожие. Они оба закрытые и не любят распространяться о своём прошлом, оба грубияны с доброй душой, но… да, всё же различий между ними куда больше. Они откликнулись на объявление о поиске сотрудников в одну неделю, явились на собеседование в Океанариум в один день пять лет назад: Норт пришла на должность подводной артистки, а Даниэль стал аквалангистом-уборщиком. Коннор же работает в их заведении уже одиннадцатый год, но теперь не представляет себе рабочие дни без этих нарушителей спокойствия. Он их вроде как… полюбил? — Да его никто ни о чём и не спрашивал, — вздыхает Норт с сожалением. Коннор чувствует, что ей неудобно — может быть, даже совестно. По крайней мере, Коннору и самому теперь совестно перед Даниэлем, а потому он говорит: — Может, сходим куда-нибудь вместе? Норт резким жестом кладет ладонь на стройный живот и машинально поправляет поясок костюма. Коннор слишком задумчив, чтобы анализировать её движения, так что он добавляет просто: — Может, поможет с ним сблизиться. Можем позвать ещё и Джоша. — Оу… — Коннор замечает, что она зарумянивается — не заболела ли? Вот это будет фокус, думает он; оформление больничных — это всегда волокита. — Эм… Лучше втроём. Не люблю гулять толпами. — Отлично! Знаешь, ты как самый прекрасный член нашей команды сама выбирай день и место. Лицо Норт лучится сдержанной улыбкой — Коннор доволен: это значит, что комплимент ей понравился. — Можем даже сегодня. После смены. — Она встаёт и добавляет с ухмылкой: — Ты только что проявил профессиональную слабость. — Как же?.. — Истинный администратор не упустил бы возможности самостоятельно назначить дату такого мероприятия. Коннор смущается: Норт права. И она наверняка говорит не о всяком администраторе. Впрочем, он бы так и сделал, но… тогда он подумал, что Норт и вправду слишком прекрасна, чтобы лишить её возможности сделать собственный выбор — тем более что дело не такое уж серьёзное. Впрочем, для неё Коннору никогда ничего не жалко. — Ты хорошо себя чувствуешь? — только и спрашивает Коннор. Он снова замечает на лице Норт лёгкую неуверенность, но она отвечает в своей знакомой манере, бросая телефон в висящий на спинке её стула рюкзачок: — Я наелась булок и готова притворяться скользкой рыбиной до конца смены. Лучше не бывает! — Это моя обязанность — следить, чтобы работникам было хорошо. — Знаешь, Коннор, — она сминает ему плечо ладонью, — ты такой дурак. — А у тебя лямка перекручена. И он поправляет ей лямочку витого лифа, а потом глядит на пышную косу — Норт всегда носит её на одно плечо. Сегодня коса заплетена туго и прикреплена к лямке силиконовой резинкой: причёска у русалок должна быть стойкой в течение нескольких часов. Глядя, как покачивается свисающий с колен Норт русалочий хвост, когда она, ничего не ответив, поспешно уходит из кабинета, Коннор решает, что ему не стоило трогать Норт холодными пальцами.2
В тот день Коннору не пришлось нарушать прямой приказ начальника: Даниэль и сам неплохо справляется со своими обязанностями и даже не выкидывает никаких фокусов — будто чует неладное. Просто молча делает свою работу, но Коннору отнюдь не становится от этого спокойнее. Он чувствует, что с Даниэлем что-то не то, но, конечно, ничего у того не спрашивает. В конце смены кабинет персонала забит под завязку, но народ быстро рассасывается, и сотрудников остаётся только четверо. Коннор и Норт по молчаливой договорённости ждут, когда из кабинета уйдёт Джош, но он, как назло, всё копошится в своём компьютере, тихо шикает на «долбучие отчёты» и явно не спешит уходить. А вот Даниэль — спешит; он как раз становится из-за стола и надевает рюкзак, когда Коннор решается на действия: — Даниэль, пошли есть пиццу. Даниэль замирает — слышать такое от коллег ему приходится нечасто. Тем более от Коннора. — Пиццу? На свиданку меня зовёшь, что ли? — Даниэль с дерзкой ухмылкой скрещивает руки на груди. «Защитный жест», — думает проницательный Коннор. — Ага. На неромантическую. Внезапно Норт теряет покой и взмахивает влажными волосами: они всегда мокрые после смены — после душа. В такие минуты Коннору кажется, что Норт темноволосая. Глядя на Норт, а потом на Даниэля — голова у которого тоже мокрая, — Коннор вздыхает от своих мыслей, как добрый уставший пёс. — Да, такое свидание называется «вылазка с приятелями», — замечает она. — Вау, пицца? Я с вами, — вызывается Джош — дела у него закончились на удивление внезапно. — О нет! — взмаливается Норт, явно сдерживая улыбку. — Я не хочу слушать твои лекции о вреде пива. — А придётся, — хмыкает Джош, и все четверо уходят из кабинета.***
Оказывается, что Джош совсем не в настроении читать никакие лекции: он и сам пьёт пиво с немалым удовольствием, а когда Коннор разомлевает от первой же бутылки, тот подшучивает над ним как-то по-новому добродушно. И вообще они славно проводят время, но операция «докопаться до сути Даниэля» не продвигается вперёд ни на шажок. Похоже, придётся спрашивать его напрямую, думает Коннор, глядя в стол с легкомысленной улыбкой и затуманенным взглядом. — Даниэль, а ты правда нянька? — Вот почему Коннор пьёт редко — у него развязывается язык. Ребята замолкают, переглядываются, а потом Даниэль спрашивает у Джоша с раздражённым вздохом: — Ты всё-таки рассказал им? — Блин! Ну прости. Мне лучше не доверять секретов, я слишком ненадёжный. — Джош отводит взгляд, несколько смущаясь — ему и вправду неудобно. — Ладно вам, на самом деле это я виновата. Это я рассказала всё Коннору. Коннор глядит на Норт с воодушевлением. Вот она, настоящая Норт: бухтит на всех, грубит каждому второму, а потом заступается за тех, кого Коннор ожидает увидеть под её защитой меньше всего — теперь это Джош. Коннор воодушевлён, но у него снова всё получается наперекосяк: — Секрет — это когда знают двое. Так что это Джош раскрыл секрет, — говорит Коннор и морщится — ему самому неприятно, что он становится таким скучным, когда выпьет. — Ну ты и душнила, — говорит Даниэль. — Ладно, я не сержусь. — Они отхлёбывают пиво, и каждый молчит о своём. — Эмма — моя подопечная почти с рождения. Я пошёл к Филлипсам воспитателем в качестве подработки, когда учился в колледже, а потом… так и остался. Вот, десять лет уже. Если честно, я не знаю, почему они меня до сих пор не вытурили. Эмма уже достаточно большая, чтобы нуждаться в няньке, да и потом… ей бы больше подошла воспитательница-женщина. И это не я так считаю. Отец её это понимает, я вижу. Ну а я понимаю то, что скоро так оно и будет. Молчание, повисшее за столом после этой внезапной исповеди, Коннору видится как неловкое: Даниэля надо поддержать. Потому — в то время как Норт теребит рукав водолазки, а Джош цепко держится за свою бутылку — он и решается на шевеление: — А я аромантик. После своих внезапных слов Коннор чувствует на себе три пары удивлённых взглядов, а потом Джош хохочет и говорит безобидно: — Если честно, ничего удивительного. — Даниэль и Норт тоже смеются — тихо и неуверенно. Очевидно, Коннору удалось разрядить обстановку. — Ладно… чёрт с вами. Я вот с женой разошёлся, месяц как. Если коротко и не про ссоры, то… мы просто наконец пришли к пониманию, что стали слишком разные. А я всё равно теперь в таком раздрае, что сам себя не пойму. Но удерживаю себя на плаву. Хотя мне кажется, что я ещё долго ни с кем не захочу встречаться. Только не после этого, — Джош со вздохом хлопает Коннора по плечу. — Ну вот, стоило только пойти всем вместе попить пива. — Коннор хмыкает и обводит всех довольным взглядом, а потом Норт выпаливает: — Я раньше была стриптизёршей. Норт почему-то смотрит только на Коннора: задрав нос и нахмурив брови, и взгляд её говорит о том, что никакого осуждения она не боится. Коннор точно знает, что она смотрит на него с вызовом, но… почему именно на него? Тем более что осуждать кого-либо — не в его характере. Джош и Даниэль наблюдают за их гляделками молча, но Коннор, решив, что на свете нет ничего лучше, чем прямота, говорит: — Уверен, ты была самой красивой танцовщицей в твоём клубе. Почему-то Норт краснеет. Остаток вечера проходит спокойно: все четверо довольны тем, что открыли друг другу по секрету. Может быть, теперь они станут ещё ближе, думает чуткий Коннор — не без надежды.3
На следующий день Коннор бродит по отделам океанариума. Полдень — посетителей пруд пруди. Это тот самый час, когда среди гостей их экзотического заведения больше всего детей: с родителями или учителями; есть и сплошь детские компании — редкие пары и тройки друзей, вертящие головами по сторонам и наблюдающие за снующими за стенами и потолком рыбами. Коннор тоже наблюдает — за детьми и за рыбами, за экскурсоводами. Ещё он ищет глазами рыжую русалку: вообще-то он выполняет своё задание и следит за Даниэлем, но он знает также, что в ту смену Норт и Даниэль работают в одном отделе, а потому, кажется, ему удастся совместить приятное с полезным. Норт отыскивается среди стаек маленьких морских рыб: они, разноцветные, бросаются от неё наутёк всякий раз, когда она возвращается на импровизированное дно морской секции, надышавшись воздуха. В камнях работает Даниэль — чистит резные валуны своей особенной щёткой. В этот раз Коннору хочется прилипнуть носом к толстому стеклу аквариума, лишь бы рассмотреть Норт поближе — он не знает, откуда в нём зародилось такое странное желание — быть ближе к Норт; тем не менее, оно не так уж ново. И он почти так и делает: подходит к стеклу вплотную, чтобы Норт увидала его среди школьников, и зачем-то постукивает указательным пальцем по стенке — он и сам не слышит никакого стука. А Норт его видит — и подплывает поближе. Коннор не отрывает пальца от стекла и только смотрит на Норт заворожённо, и поражается, какая у неё мощная дыхательная система — она может извиваться под водой в своём изящном танце, улыбаясь детям и порой строя им непосредственные гримасы, и не уплывать, чтоб подышать, и три минуты, и пять, а иногда и дольше. Взрослым она, между прочим, никогда не улыбается. Наверное, потому Коннор и теряет концентрацию, когда она широко улыбается ему, тронув ладошкой стекло напротив его пальца: улыбается широко, так, что видно зубы, и изо рта у неё выплывает несколько пузырьков воздуха. Коннор, забывший обо всём, не может отвести взгляда от Норт, а потому не видит, как со спины к ней подплывает замурованный в костюм аквалангиста Даниэль — подплывает и незаметным движением разрезает её ракушечно-резиновый лифчик. Лифчик всплывает от груди Норт, и она понимает, что обнажилась, только когда чашечки оказываются на уровне её лица. Когда Норт видит, что произошло, Даниэль уже далеко от неё, и она лишь коротко опускает взгляд на свою аккуратную грудь, а потом поднимает глаза на Коннора и улыбается — снова, заразительно. Ей очень хочется рассмеяться, Коннор видит это, и его лицо тоже расплывается в широкой улыбке. Норт показывает Коннору сердечко пальцами и целует стекло напротив его лица, а потом кто-то из детишек громко удивляется: «Смотрите, голая русалка!», — ровно когда Норт уплывает прочь. Кажется, ей надо пополнить запас кислорода.***
В конце смены Фаулер устраивает им взбучку. Шеф рвёт и мечет: — Что вы устроили? Решили переделать аквариум в тематический стриптиз-клуб? С ума сошли? У нас тут ноль плюс, чёрт возьми. Норт откидывает влажные волосы за плечо: по выражению её лица очевидно, что она ни о чём не жалеет и перед Фаулером ей не стыдно — как и перед детишками. — Хотя, ха, я понимаю, кто устроил эту клоунаду, — шеф кидает злобный взгляд на Даниэля. — Но вот это, — Фаулер тычет могучим пальцем в экран компьютера — там на стоп-кадре красуется полуголая Норт с записи камеры наблюдения, — надо было прекратить сразу же. — А ты о чём думал, чёрт тебя дери? — Фаулер перебрасывается на Коннора — тот молчит, нацепив на лицо самое бесстрастно-дружелюбное из своих выражений. — Может, мне вас всех троих поставить на испытательный? М? — Свирепое лицо шефа становится ещё мрачнее. — Я не понял! Я так и буду разговаривать сам с собой? Коннор решает проявить инициативу: — Шеф, это моя вина. Я не увидал Даниэля вовремя. Отпустите ребят. А я отработаю — сколько скажете смен, хоть неделю. Фаулер закатывает глаза и фыркает, как лошадь: — Ой, просто съебитесь с глаз моих, нахрен. Детский сад, блядь. И троица уходит — поспешно и без комментариев.***
— Спасибо, Коннор. Даниэль толкает его в плечо, и Коннор машинально приглаживает пиджак на месте удара. — Ничего не «спасибо», идиот, — шипит Норт. — Это ты виноват. Ты всех подставил. Ты вообще знаешь, чем это могло покараться? Это незаконно. Коннор вспоминает округлые маленькие груди Норт, то, как плавно на них играл голубоватый свет аквариума, её широкую улыбку и подводный поцелуй — ему кажется, что в мире нет ничего более прекрасного, чем голая Норт. Но голая Норт на публике — это и вправду незаконно. — Грудь — это не гениталии, — нахально замечает Даниэль, сажая задницу на свой стол. — Уж ты об этом отлично знаешь. Норт сжимает кулаки: — «Уж я»? В её голосе Коннор слышит тихий гнев. Он и сам почему-то вскипает. — Лучше молчи, — грозит он Даниэлю, теряя над собой контроль — редкость для него, всегда бесстрастного. Может, Даниэль промолчал бы и без его предупреждения, но агрессивный тон Коннора вынудил его на контратаку: — А то что? — Даниэль вскидывает подбородок и переводит взгляд с Коннора на Норт — и обратно. Глаза его излучают неуверенность. — Тебе, Норт, вообще должно быть по барабану. Работа в стриптиз клубах ведь не противозаконна. — Причём тут это? — цедит Норт. Даниэль не успевает ей ответить, потому что в нос ему летит кулак Коннора. Потом — тихое «бля» со стороны Норт и струйка крови из ноздри Даниэля. — Пошёл вон, урод, — говорит Коннор тихо, но звучно; Даниэль явно не намерен бить Коннора в ответ. Отчего-то его дерзость нейтрализуется. Может быть, из-за несвойственного Коннору поведения — сам он знает: дело не только в том, что Даниэлю попросту стало стыдно. После того, как Даниэль удаляется, а дверь в кабинет оглушительно захлопывается, Коннор тоже уходит — не глянув на Норт и не прихватив с собой ничего из вещей.***
Коннор сидит напротив аквариума, свесив ноги с подвесной дорожки и уткнувшись лбом в стеклянную стенку. Перед ним и над ним — тонны чистейшей воды. Место, в котором он предаётся думам в тот странный вечер, называется «Отделом Лялиусов». Никто из персонала так и не понял, на кой чёрт в Океанариуме целое помещение отдано под рыбок одного вида, но это до сих пор кажется странным для всех. Коннор не проводил никаких расследований и решил, что, наверное, дело в Фаулере: может, он неравнодушен к этим полосатым, меланхоличным на вид рыбам. Коннор поднимает руку и беззвучно постукивает по стеклу; его воображение вдруг заполняется жутковатой сценой: как он стучит пальцем по стеклу и оно даёт трещинку, а потом толща воды взрывает стеклянную стену, и Коннора накрывает океаном осколков и лялиусов. Ровно в тот момент, когда он покрывается мурашками — такой реалистичной показалась ему эта фантазия, — он слышит звук мягких шагов. Потом рядом с ним садится Норт — Коннор видит, как её покрытые джинсами мускулистые бёдра устраиваются около его собственных. Она спускает ноги с навесного пола, и так они и сидят поначалу, тихо, болтая ногами; под ними пролегает технический этаж с коммуникациями, а перед глазами снуют туда-сюда усатые лялиусы. — Как ты меня нашла? — спрашивает Коннор. — Ты ж часто тут ошиваешься. Я уже давно усвоила: если после закрытия Коннор куда-то пропадает, бросив телефон в кабинете, то он по-любому у лялиусов. — Но ты же… раньше не приходила. Откуда ты знаешь? Коннор впервые глядит Норт в лицо — и успевает заметить, что она закатывает глаза. — На камерах видела, тормоз. — Блин… Они вздыхают в унисон. Поначалу оба сидят молча, глядя в воду, и вокруг тихо, только помещение гудит — это доходит до них слабый звук работающих генераторов, смешивающийся с эхом от покатых стен океанариума. А потом Норт нарушает тишину: — Он же не хотел этого говорить, я видела. Зачем он это сделал? Зачем он вообще ведёт себя так? Коннор пожимает плечами. — Он просто такой. Неудовлетворённый. Сам мучается и другим жить мешает. Не бери в голову. — Кстати… ты же не думаешь, что я на него обиделась? — Вообще так не думаю. Чтобы обижаться, надо стыдиться. А тебе нечего стыдиться. И ты сама это знаешь. Я знаю, что знаешь. Коннор чувствует на плече тяжесть её головы. На сердце у него теплеет, и он обнимает её одной рукой за плечи, глубоко вздохнув с улыбкой на лице. — Но мне всё равно приятно, что ты ему вмазал, знаешь? — Да? — Ну, это любому на моём месте было бы приятно. — Я думал, ты будешь злиться. Что я заступился за тебя. Норт тихонько засмеялась, а потом взяла его за ладонь, поднесла к лицу и поцеловала — прямо в ушибленные костяшки. — Ты никогда меня не обидишь. Коннор не знает, почему она так говорит; может, она сказала это просто так, а может, с ней приключилось что-то в прошлом: Коннор в любом случае не собирается её об этом спрашивать — только не в этот вечер. — Почему ты в этом так уверена? А если я сойду с ума и сделаю тебе больно? — Тогда я тебя пойму. Коннор не знает, что означают её слова; догадывается, но решает, что этой фразе вполне можно остаться недосказанной. И даже такая, полуясная, она оставляет на душе Коннора приятное тепло. — К тому же, я смогу дать тебе отпор, — Норт хихикает, и Коннор смотрит на неё с шутливым возмущением: — Эй! Знаешь, какой я сильный? У меня очень жёсткие мышцы. — Зато я выше тебя, дурачок. Коннор смеётся и снова переводит взгляд на рыб. Ощущая тепло от пальцев Норт, которые так и не отпустили его ладонь, он думает, что они двое вполне могут друг друга уравновешивать — впрочем, так у них всегда и было.***
На следующий день Коннора вызывает в свой кабинет Фаулер; от шефа он узнаёт, что Даниэль уволился — по собственному желанию. Не выразив ни капли возмущения, Коннор сухо кивает и уходит выполнять свои обязанности: на этот раз ему нужно оповестить команду об уходе сотрудника. Ему будет нелегко сделать это, и груз ответственности лишь утяжеляется от грусти, которая почему-то сковала его, идущего по коридору. Спустя пару недель они узнают от всеведущего шефа, что Даниэль устроился работать по специальности — учителем биологии в школе. Ещё позже они получают известие от Даниэля, притом получают в самом старомодном виде, до которого тот только мог додуматься: в виде электронного письма и дополнительного сообщения с приглашением погулять. Послание Коннор зачитывает вслух, в общем кабинете после закрытия океанариума, дождавшись, пока все остальные члены команды разойдутся по домам. Он читает письмо стоя, будто выступает перед публикой, а Норт и Джош сидят напротив, за своими столами, и слушают: Коннору, Норт и Джошу. Норт, прости. Простите все. Я просто понял, что был не на своём месте. Я засрал вам много дней, принёс много неудобств. А теперь я чувствую, что делаю то, что у меня хорошо получается, что я сам получаю удовольствие от своей работы. Мне просто нужно было сдвинуть себя с мёртвой точки — это очень сложно, когда костенеешь. А ещё… я иногда прихожу и забираю Эмму со школы, довожу ее до дома. Родаки её говно полное, конечно. Нельзя так делать — просто отнимать у ребёнка того, с кем она провела всю свою жизнь. Я же, блин, её лучший друг. Но они, кажется, нихрена не понимают в воспитании. Ну, нам с Эммой никто не запретит видеться без спроса — потому что об этом никто не узнает :) А если и узнает… ну, гулять с лучшим другом по городу — не противозаконно :) Мы тоже можем погулять как-нибудь ещё. Звоните, если не злитесь.