«Перед смертью вся жизнь проносится перед глазами»
Скажи ему кто-то, что однажды он испытает это сам — Маликет бы хрипло рассмеялся смельчаку в лицо. Но теперь, ощутив последний болезненный удар клинка Погасшей и падая на землю, Маликет действительно видел всю свою жизнь.***
Первым его воспоминанием была Марика. Вернее, её запах, исходивший от древнего вида кинжала, окроплённого её кровью. Маликет впервые осознал себя в центре светящегося круга-пентаграммы преклонившим голову на полу в зале Двух Пальцев. — Прекрасное творение… — раздался хриплый голос Энии, в чьей руке и был кинжал, предназначенный для магического ритуала. Откуда он знал, что кровь на кинжале принадлежит Марике? Такова была его суть. Два Пальца позаботились о том, чтобы с самого «рождения» созданный ими воин обладал всей нужной им информацией. Почти всей. — О-охх, внемли же, связанный тенью! Пальцы говорят: «Зверь, осознаёшь ли ты, кто ты, где ты и в чём твоё предназначение?» Маликет мог лишь покорно кивнуть, бросив кроткий взгляд на величественное и пугающее существо перед собой, чьё магическое движение пальцев, вырисовывающих в воздухе слова на волшебном языке, были способны уловить его глаза, но не способно понять сознание. — «Хорошо. Поднимись же, встань на две лапы, ведь ты не простой слуга и не безымянный зверь, чья доля ползать по земле, а избранный воин, служащий эмпиреану, богу новой эпохи, послу самой Великой Воли! За этими дверьми тебя ждёт твоя королева. Следуй за ней словно тень, которой ты и являешься. Защищай её до последнего вздоха. Любой её приказ — твой закон. Но не смей забывать, Тень, кто тебя сотворил…». На последних словах монструозные пальцы угрожающе наклонились к теперь уже смело взиравшему на них Маликету, словно желая «произнести» эту неясную угрозу ему в глаза. — Ты всё слышал, Тень, такова воля Пальцев. Ступай же и принеси славу своей королеве и Великой Воле! Накинув заранее приготовленный для него плащ и следуя за манящим запахом, Маликет покинул зал Пальцев чтобы впервые встретиться с Марикой, ожидавшей за дверьми. С первой же встречи, после первого же столкновения взглядов он понял, что сделает ради неё всё. Не только потому, что таково было его предназначение, но и по причине, которую Маликет тогда бы не смог описать только-только новообретёнными словами.И он сделал ради неё всё.
Маликет стал её клыками и мечом. Чем дольше он служил своей королеве, тем тоньше становилась грань в вопросе того, была ли у него свободная воля или все его чувства и верность вызваны лишь причиной его сотворения? Маликет считал, что была. Видя несгибаемую волю, бесстрашие, упрямство и небывалую мудрость Марики, он не сомневался в ней ни на мгновение и не видел причин не испытывать того, что испытывал — по естественным причинам, а не из-за магически заложенной в него верности. Не изменилось это даже тогда, когда Марика приняла крайне сложное решение: изъять Руну Смерти из Кольца Элден, чтобы сделать Золотой Порядок и своё правление вечными. Отчасти она хотела этого сама, отчасти таков был приказ Великой Воли. О приказе знали лишь единицы, конечно же. — Брат мой, ты — единственный, кому я могу доверить эту тяжелую ношу… — признавалась ему Марика наедине в своих покоях, нежно поглаживая по щеке почти в извинение. Со стороны эта сцена могла показаться даже дикой: вечно холодная королева, вдруг проявляющая такую слабость, и спокойно принимающий ласку крупный, крупнее самого Годфри и его регента Сероша, облачённый в чёрно-золотые латы зверочеловек, находиться рядом с которым боялись все в Междуземье, кроме Марики и Годвина Золотого. В ответ он лишь с тихим вздохом наклонился ещё ниже, почти прислонившись своим лбом к её лбу, чтобы их глаза оказались на одном уровне. В её золотом, напитанном сиянием Благодати взгляде Маликет видел сомнение и внутреннюю борьбу. Смерть была естественным порядком вещей, позволявшим сменяться эпохам, умирать врагам и обновляться миру. Идея того, что смерть больше не будет частью законов этого мира, звучала тревожно даже для Марики. Но Маликет понимал её и Великой Воли замысел. И готов был взять на себя всю ответственность и столкнуться со всеми опасностями, которые могло принести ему владение руной Предначертанной Смерти. В конце-концов, кто, если не он, годится для такой задачи? — Я сделаю всё, что нужно, моя королева. Вскоре после этого решения его имя стало синонимом слов «Смерть полубогов».***
Какими бы успешными они ни были, даже самые верные и умелые воины со временем становятся просто… не нужны. Когда были повержены все мыслимые и немыслимые противники, когда пала сама Сумеречноокая Королева и её культ, возглавляемый Апостолами Божественной кожи, настала эпоха мира и процветания. Смерть же, заключенная теперь в почерневшем из-за её влияния мече, который обрёл силу чёрного пламени, была слишком большой угрозой и желанным призом для всевозможных противников Древа Эрд, чтобы держать его поблизости. Так Марике пришлось принять очередное сложное решение: приказать Маликету отправиться в странствие с целью найти тихое пристанище, где он сможет скрыться и охранять Предначертанную Смерть. Сколько? Негласно — вечность. — Прости меня, но, как и прежде, ты… — …единственный, кому вы можете довериться, — закончил за неё Маликет. Беззлобно, без раздражения, наоборот — ободряюще. Это всё было естественным, ведь он — её тень, во всех смыслах. Они оба это знали, но то и дело Марика словно проводила мысленную границу для себя в том, какие обязанности на него возложить, хотя прекрасно знала, что он с радостью выполнит любое поручение. Он даже готов был бы остановить или уничтожить звезды по её приказу, если бы Радан самовольно не сковал их движение первым. — Верно. — Его слова и абсолютное принятие любого её приказа вызвали у неё грустную улыбку. Маликет всегда был таким: верным до безумия, никогда не возмущающимся, не осуждающим, почти слепо принимающим все её приказы и сомнения как должное, даже если это могло поставить его самого под угрозу. Лишь изредка он мог уточнить что-то, зачастую для её же собственной безопасности, а не своей. Она прекрасно понимала, что такова его суть, но всё же… …это было до боли жестоко. Что-то изменилось. В ней, в атмосфере вокруг. Маликет не мог точно определить причину, но чувствовал витающую в воздухе тревогу всем своим существом, а также видел насколько усталой теперь выглядела Марика, чьи покои постепенно заполнялись разного рода каменными табличками с древними знаниями, свитками и книгами. Пожалуй, настолько уставшей и тревожной она не выглядела даже во время войны с Огненными Гигантами и их богом. Это заставляло все его инстинкты выть от желания защитить. Но приходилось их подавлять. Маликет был единственным, кому Марика не стеснялась показывать свою человеческую сторону. В глазах других — своих подданных, своих детей и даже собственного мужа — она, несмотря на усталость, внутренние сомнения и собственные взгляды, всегда была королевой и божеством, твёрдой, решительной и готовой тяжелой рукой пробивать путь к тому, что было нужно либо ей самой, либо Золотому Порядку. Но с Маликетом Марика была другой. За образом Вечной Королевы он видел женщину, которая всю свою жизнь положила на служение Великой Воле и создание нерушимого королевства, он знал, чего это ей стоило, на какие жертвы она пошла. Несмотря на то, что Марика была вместилищем невероятной силы и законов самого этого мира, в глубине души она всё ещё оставалась человеком со своими слабостями и тревогами. К сожалению, единственное, что Маликет мог — это по возможности быть рядом, почти безмолвно поддерживать и не давить, не обременять лишними вопросами. Таков был негласный уговор между ними, и они оба его придерживались. — Маликет, — встав со своей ложи, Марика вдруг сняла корону и подошла к нему. После секундных сомнений и вопросительно-ожидающего взгляда Маликета, она вынудила его немного наклониться, обнимая за морду с тяжелым вздохом. Руки погладили сильную шею. Это был редкий момент ласки и простой душевной близости, которой ей отчаянно хотелось. Он знал, что такой жест позволяет ей немного расслабиться, выразить тёплые чувства к нему, которые Марика то ли из-за своего статуса, то ли из-за каких-то личных идеалов и причин никогда не могла выразить словами. И потому он просто закрыл глаза и прислонился сильнее, приобняв её одной рукой. Она казалась такой маленькой и хрупкой для него сейчас. И дело было отнюдь не в том, что из-за принадлежавшей ему Великой Руны Маликет магическим образом со временем увеличился в размерах. Вес всего мира на плечах всегда был привычным спутником для Марики, но сейчас казалось, что среди него появилось что-то, что ещё немного и раздавит несокрушимую королеву. — Есть столько всего, что мне хотелось бы тебе рассказать, поделиться, но… я не могу. Не важно, как сильно мне этого хочется, я не могу. Прости меня. — Её объятия стали крепче. — Знай, что ты всегда был и будешь моим братом. И что это — не изгнание. На тебе лежит одна из важнейших миссий… Наверное самая важная со времён нашего похода. Никто не может и не должен больше обладать силой Предначертанной Смерти, она слишком опасна для всех нас, для всего того, что мы создали. И потому пришло время её запереть. — Я знаю. И понимаю. Всё хорошо. — Несмотря на сказанные им самим же слова, объятие его руки также стало крепче. На самом деле Маликету хотелось расспросить её обо всём. О том, что её тревожит, о многочисленных табличках и свитках в покоях, о том, что именно Марика пытается найти и зачем решила исследовать глубины тайн Древа Эрд, Великой Воли, Золотого Порядка. Зачем она ищет всю возможную информацию о них? Но Маликет предпочел промолчать. Благодаря их магической связи, инстинктам и прошедшим десятилетиям он знал, что если Марика может и хочет что-то ему рассказать — она сделает это, она всегда поделится с ним всем тем, что ему нужно знать. Если же она этого не делает — значит так надо, как бы болезненно это ни было и какое бы отчаяние не вызывало. Под покровом ночи Маликет покинул столицу.Этот разговор и день стали последним разом, когда он видел Марику.
***
Прибежища лучше, чем всеми забытая пещера далеко в горах Огненных Гигантов придумать было сложно. Случайные путники тут не появлялись в виду запрета на путешествие в эти территории, отчаянные паломники, всё же пробиравшиеся в горы и теперь направлявшиеся к Святому Древу, эти места обходили стороной и зачастую расставались с жизнью в снежной буре и клыках обитавшего неподалёку дракона, а теперь уже малочисленные коренные обитатели Маликета сторонились, чувствуя исходящую от него угрозу и запах смерти. Дни сменялись месяцами и годами, иногда ему казалось, что если уснуть — он сам и не заметит, как станет покрывшейся льдом частью здешних скал, таящих историю давно минувших времён. День и ночь он нёс свой дозор и охранял ужасный чёрный меч, способный сразить самих богов. Угрозы, казалось, не было. Пока однажды залитой сиянием полной луны ночью чуткого слуха сквозь на удивление глубокий сон не достиг заглушённый лязг и треск. До этого тихо и мирно спавший, Маликет сразу же встрепенулся и приготовился напасть на недоброжелателя: вонзил когти в каменистую землю, собираясь швырнуть острые осколки во врага, но, к своему удивлению, обнаружил, что пещера пуста. Но ему не могло показаться. Всё выглядело довольно обычным и нетронутым. Не похоже, что кто-то в спешке пытался спрятаться за углом или уносил ноги, лязгая доспехами. Даже слегка припорошенный снегом лёд не выдавал чьего-то присутствия и того, что по нему кто-то ходил. Но что-то было не так. Идея о том, что кто-то мог прокрасться мимо него, перегородившего вход к маленькому, тёмному и практически незаметному, для кого-то не знавшего о нём, ответвлению пещеры, где хранился Чёрный Клинок, казалась бредовой, но следуя тревожному чувству Маликет всё же решил всё проверить. Крадучись, словно сам был вором, Тень направился к своему сокровищу. Уже на повороте к нему в напряжённый нос ударил знакомый запах — запах пламени Предначертанной Смерти. Пламени, которое должно быть запечатано. От тихого шага не осталось ни следа. Как?! Как это могло случиться?! Услышав в ярости сорвавшегося с места Маликета, под чьими мощными лапами и когтями затрещали лёд и каменные стены, нарушители заторопились, и потому все вокруг залило звуками уже ничем не подавляемого беспокойного лязга, треска, через мгновение после которых по пещере прокатилась обширная чёрно-красная энергетическая волна. — ВОРЫ! — От яростного рыка, наполненного дикой жаждой крови и эхом прокатившегося по пещере, можно было оглохнуть и потерять способность сопротивляться от ужаса. Когда казалось, что хуже уже некуда, Маликет увидел то, что стало с его клинком. Некогда величественный чёрный меч, способный рассекать любое оружие, доспехи, камни и при желании даже горы, сам превратился в обломок скалы. Истекающий красно-чёрной энергией словно кровью, весь испещрённый трещинами и царапинами, обнажающими золотую сердцевину, потерявший былую элегантную форму… лишь кривое изломанное подобие былой славы, от которого кто-то жадно отламывал куски. И этот некто умер бы на месте, если бы не одно но. Маликет никого не видел. Даже сейчас, стоя у входа в маленький каменный карман из которого только что раздавался лязг, он никого не видел, не слышал и не чувствовал. Это было похоже на кошмар наяву. Отчасти в ярости, а отчасти пытаясь доказать себе, что не спятил, он вонзил когти в стену и сильным рывком швырнул расколовшиеся от удара камни прямо перед собой. И тут появились они — фактически невидимые, беззвучные, еле уловимые тени в плащах резко метнулись в стороны, уворачиваясь от летящих в них осколков. Убедившись, что угроза рядом, он перестал сдерживать себя. Камни, когти, клыки, а мгновением позже и рассекающие всё живое и неживое удары чёрного клинка начали разносить лёд, камни, пещеру и её своды на куски. Он пытался убить их. Поймать, убить, задержать, любой ценой не дать уйти с осколками Предначертанной Смерти. Даже если для этого ему придётся обрушить на себя и них гору. Но едва видимые наглецы оказались слишком проворными. Они хаотично уклонялись от ударов с пугающей лёгкостью и плавностью, будто отвергая законы притяжения. Они метались от стены к стене, к потолку и полу, скользили по пещере словно самые настоящие тени. В итоге Маликет действительно обрушил за собой небольшую гору, но этого оказалось недостаточно. Маликет потерял их. Потерял воров и отколотые ими осколки Предначертанной Смерти. Если в пещере они были почти неуловимыми, то в поднявшейся вне пещеры снежной метели поймать их и вовсе оказалось невозможно, хоть он и пытался. Пытался найти следы, услышать, унюхать, догнать. Сделать хоть что-то. Но всё было бесполезно. «Я подвёл её. Я потерял её!» Его поражение ознаменовал прокатившийся громом среди снежных вершин отчаянный рёв, сорвавшийся в вой. Через два дня все жители Междуземья содрогнулись от ужасных вестей о Ночи Чёрных Ножей.Первенец королевы Марики, Годвин Золотой, был убит. Убийцы были вооружены чёрными клинками, наделёнными силой Руны Смерти.
***
С каждым минувшим днём после этих ужаснейших ночей, изменивших его жизнь, окружающий мир продолжал разрушаться. Маликет хотел вернуться в Лейнделл, но считал, что не имеет права предстать пред Марикой после случившегося. Ей нужно было, чтобы он сохранил Предначертанную Смерть, она доверилась ему, а он подвёл её. И его ошибка привела не только к краже оружия, угрожающего всем в Междуземье, но и к смерти её дражайшего сына, чья потеря стала трагедией не только для Марики и наследников золотого рода, но и для древних драконов. Маликет знал это из первых рук, ведь после своего позора он смиренно обратился за помощью в Фарум-Азула, к самой благосклонной из древних драконов — к Ланссеакс. Ему нужен был способ спрятать то, что осталось от клинка так, чтобы никто больше не смог украсть его. Идея была проста: заточить Руну внутри себя и отточить инстинкты и чувства настолько, чтобы не пропустить больше никого вроде Чёрных Ножей. Но чтобы что-то обрести — надо чем-то пожертвовать, чтобы усилить одни чувства — нужно притупить другие. Он не сомневался ни секунды. Это было даже почти приятно — получить наказание за свою слабость и через него шанс на исправление.И ради этого шанса Маликет вырвал себе глаза.
***
Он почувствовал начало Раскола до того, как оно стало очевидным для всех. Магически связанный с Марикой, Маликет ощущал каждый удар её молота по Кольцу Элден, приводивший к появлению трещин на её собственном теле и вспышкам на небосводе.Один. Второй. Третий.
Каждый удар заставлял Маликета хрипеть от боли и корчиться на полу, чувствуя, будто это его собственная плоть покрывается трещинами словно камень или чёрный клинок. Не помогало и влияние теперь заточённой внутри его тела Руны Смерти вместе со съеденными в попытке уничтожить Корнями Смерти. Во всех смыслах Смерть изъедала его изнутри. К счастью, поблизости не было никого, кто мог бы застать его — теперь никому ненужного зверя-священнослужителя Гурранка — в зверином прибежище в таком неподобающем и уязвимом виде. Единственным спутником его одиночества был один из служивших Маликету прежде горгулий-стражей, но того не волновало ничего, кроме прямых угроз. Когда же финальный удар молота Марики по руническому Кольцу привёл к энергетическому взрыву, разлетевшемуся по небу и всему Междуземью от Древа Эрд, что-либо волновать перестало и всех остальных. Кольцо Элден оказалось расколото и, как результат и наказание от Великой Воли, всех жителей Междуземья покинуло благословение Благодати. Некогда процветающие земли окончательно погрузились в хаос, упадок, а позже и масштабную войну, развязанную полубогами в попытке обрести ещё большую силу из рунических осколков Кольца. Но Маликета это всё уже не касалось. Всё, что он мог — это лишь посильнее натянуть на морду капюшон, проверить обвязки мантии и убедиться, что привязанный к его левой руке медальон невредим. После его собственного позора и поражения, после смерти Годвина, Раскола и подобного смерти ощущения почти прервавшейся духовной связи с Марикой, всё, что ему оставалось — это попытаться выполнить свой последний приказ о сохранении Руны Смерти и не дать ей снова быть украденной. А ещё он медленно, но отчаянно пытался исправить последствия её кражи в виде разрастающихся по всему Междуземью Корней Смерти, что прорастали в осколках Смерти. Исправить это всё казалось почти невозможным, но у Маликета была робкая надежда на то, что если он найдёт их все, съест их все, утолит свой (или уже не свой?) смертельный голод, то всё закончится. Если исправить хоть что-то, то может хоть что-то станет как прежде… Может быть, если он уничтожит все Корни Смерти, то это даст ему право предстать перед Марикой снова?.. Но, как и всем его предыдущим надеждам и мечтам, этой тоже суждено было быть уничтоженной Смертью.***
Склонившись над Погасшей, протягивающей ему последний, как ему казалось, росток Смерти, Маликет медлил. Это был момент, которого он так долго ждал. Момент истины. Практически невыносимый голод велел мгновенно сожрать пугающее растение, а заодно и державшую его Погасшую, пропитавшуюся запахом Смерти, но после своего позорного, животного и неконтролируемого нападения на новообретённую подругу, выжившую лишь благодаря удивительной силе и воле, Маликет решил быть осторожным. Аккуратно взяв Корень одними лишь когтями, он положил его себе в пасть и начал жевать. Отвратительный, гнилостный и затхлый вкус был невыносим, ровно как и сухая внешне, но склизская внутри текстура. Если бы когда-то давно Маликет съел что-то такое, его тотчас бы вывернуло, но проклятым образом это ужасное растение было единственным, что дарило ему облегчение, словно наркотик. Постепенно Маликет его пережевал и проглотил. Сразу же после этого отчаяние захлестнуло с головой. Голод. Только голод. Один лишь голод. Разъедающий заживо, сводящий с ума, требовательный и бесконечный голод не исчез даже сейчас. Даже наоборот, он стал лишь больше, сильнее, ужаснее. Но утолить его теперь было нечем. Не в силах вынести накатившее отчаяние, страх и боль, Маликет взмолился. — Марика! Вот каково… каково это грешить? Неужели… ничто уже не будет прежним?.. «Неужели мы никогда не вернёмся?..» После этого поражения у него не осталось больше причин находиться в грешных землях Междуземья, осквернение и падение которого теперь, казалось, было невозможно остановить. Всё напрасно. Всё зря. Раз ничего уже не вернуть и не исправить, остаётся только полноценное изгнание. Осталось лишь завершить одно дело. — Погасшая… Я благодарю тебя за твой тяжёлый труд. Маликет слышал и чувствовал беспокойство наблюдавшей за его душевными метаниями Погасшей, знал, что она хочет помочь, но большее сделать уже не в её силах. Она и так уже сделала достаточно — изучила и исследовала самые тёмные и опасные углы Междуземья в поисках проклятых Корней по его прихоти, для утоления его аппетита и страданий. Да, он платил ей инкарнациями и всем тем немногим из того, что у него ещё оставалось, но по тому, как часто она возвращалась даже без Корней побыть в этом всеми забытом храме и посидеть с ним рядом, наивно полагая, что Маликет уснул, было легко понять — ей было не всё равно. Она искренне хотела помочь. — Но для этих земель я сделал всё… что мог. Отныне, мой аппетит станет моим единственным компаньоном. Прощай. Он не мог её отблагодарить как полагается. Но знал, что она всё поймёт. И потому оставил последнее ценное, что мог в этом облике — кузнечный камень из чешуи самого Пласидусакса. Ведь каждый Погасший ищет способ стать Повелителем Элдена. Девушка перед ним обладала всеми нужными качествами, включая волю и силу. Вместе с последним воем он исчез, отправившись в застывший во времени Фарум-Азула.***
Маликет ненавидел богов. Ненавидел судьбу. Ненавидел то, во что превратилась его жизнь. Поражение за поражением, отчаяние, одиночество и безнадёжность. А теперь и предательство?.. Перед ним вновь был человек, пришедший забрать Руну Смерти. Человек, от которого он этого не ждал. Или, вернее, не хотел думать, что к этому всё придёт. — Погасшая, почему же ты… Почему?.. Самым ужасным было осознание, что вопреки всему — он понимал и не мог её ненавидеть. Ослаб. Размяк. Доверился. Снова доверился и поверил кому-то, поверил во что-то. Глупые надежды и слабости, заглушающие инстинкты и единственную задачу. Ненужные чувства для Тени. — Неважно. Я принёс клятву, что Предначертанная Смерть больше не будет украдена. И с этими словами он вступил в бой. Бой славный, но ужасно горький. Бой, в котором оба не хотели сражаться, но оба не могли проиграть и бились на пределе возможностей, до последней капли крови. Настолько, что ему даже пришлось обнажить Смерть. Вполне возможно, что когда-то давно, в прошлой жизни, именно так он и хотел бы уйти. В бою против соперника, к которому не питал ненависти, против того, кого уважал и биться с кем было даже… весело? Давно забытое чувство. Но сейчас Маликет не мог об этом думать и чувствовал лишь горечь и боль. Вину. — Прости меня, Марика… Золотой Порядок… не сможет быть восстановлен.***
Вина, голод, боль и горечь, всё ушло, сменившись пустотой и небытием. Никаких мыслей и чувств. Блаженное ничего. Пока пустоту вдруг не разорвал гул трубы лодочника Тибии. Не сразу, но Маликет понял. Погасшая не украла Предначертанную Смерть, а лишь освободила. И то, что Маликет слышал сейчас призыв Тибии означало лишь одно — пав в бою, он удостоился чести попасть в мир духов и своим призывом мёртвый лодочник указывал ему и другим путь к Хелфену. Заслуживает ли он этой чести после всего? А есть ли у него теперь выбор? Откровенно говоря, когда-то Маликет был уверен, что не может умереть и попасть куда-то как все другие души. …души? Разве может быть его душа здесь, когда её сердце, та, ради которой эта душа создана, всё ещё где-то там, в Междуземье? Он хотел повернуть в противоположную от Хелфена сторону, но Тибия с подвластными ему призрачными водами и духами убедил, что сделать это будет проблематично. Не имея иного выбора, Маликет повиновался и потерял счёт времени и ощущение пространства, пока шёл туда, куда ему указал проводник мёртвых. Здесь не было ни запахов, ни привычных звуков, ничего, кроме призрачных вод, благодаря чему можно было бы ориентироваться. Говорят, что путь в загробном царстве указывает красное сияние, но пожертвовавшему своими глазами Маликету узреть его было не дано. Вскоре пропали и призрачные воды, сменившись новой пустотой. А затем… дуновение ветра, шелест травы, ощущение того, как она щекочет лапы. Маликет не мог поверить в происходящее. Разве это возможно? Резко вернувшиеся в окружающий мир звуки, запахи, ощущения просто оглушили его, заставив оцепенеть. Разве он это заслужил? Вопрос повторялся в сознании без ответа снова и снова, пока звериный нюх не уловил принесённый с новым порывом ветра знакомый запах. Её запах. — М-Марика…? Всё, что Маликет мог, это только сесть, боясь спугнуть наваждение. Словно издеваясь, ветер кружил вокруг, перемешивая запах Марики с запахами цветов, деревьев, гор, воды, травы, реки… из-за обрушившихся разом на все органы чувств испытаний и душевных волнений Маликет просто не мог сконцентрироваться. И тут на его нос легла женская ладонь. Её ладонь. — Я здесь. Здравствуй, Маликет. Не желая быть обманутым и пытаясь ухватить мгновение чуда, он схватил её. Она была реальной. Ощущалась реальной, пахла реальной. Может ли это быть?.. — Это… иллюзия? Сон?.. Марика… — Почему бы тебе не открыть глаза и не убедиться лично? — С этими словами она сняла с него шлем и приспустила закрывавший глаза чешуйчатый воротник. — Я не… Свет окружающего мира был просто ослепительным. Отвыкшему видеть Маликету понадобилось несколько невыносимо долгих минут прежде, чем его глаза вновь ко всему привыкли. Перед ним, в его собственных руках была Марика. Живая, не иллюзия, не обман. Настоящая. И она улыбалась. Той самой мягкой, доброй и снисходительной улыбкой, какой улыбалась ему всегда, когда он порой перегибал с осторожностью, защитой или попытками ей угодить. — Снова здравствуй, брат мой. Столько всего невысказанного скопилось за эти столетия. Столетия вины, сомнений, ещё большей вины и бессмысленных извинений в пустоту… Но сейчас, наконец оказавшись перед Марикой — рядом с ней — Маликет не мог найти слов. Но слова и не были нужны. Она всё прекрасно видела в его глазах, нервном движении ушей, подрагивающем хвосте. Один лёгкий кивок и уже не казавшаяся такой хрупкой богиня оказалась заперта в почти смертельно крепких объятиях зверочеловека. Позже Маликет постарается рассказать ей все, сказать то, что важнее всего… Но сейчас главное, что она рядом. А её мягкий голос шепчет:— Ты всё сделал правильно.
-/-