Когда мы вместе, я, наконец, чувствую счастье

・・・

      Луна мягко светила в открытое окно, отражая блеск городских огней внизу и яркий свет звёзд сверху. День был пасмурным, но к вечеру всё прояснилось и, наконец, можно было насладиться чистым, глубоким оттенком ночного неба.       “Как жаль, что звезд почти не видно”, — улыбнулся Хёнджин, смахивая длинную чёлку с глаз.       Это был тяжёлый день, и оказаться дома, в родных стенах, кажется таким успокаивающим, хотя, Хёнджин мог с уверенностью сказать, что это лишь физическая необходимость, он чувствовал, что его ум ясен и спокоен, как никогда.       Они завершили третий концерт в рамках своего второго мирового тура. Их первое выступление перед таким количеством Стэй после длинного, вынужденного перерыва. Чувства были… переполняющими, сердце всё ещё быстро билось, когда Хёнджин вспоминал каждую минуту, каждую секунду прошедших выступлений. Лёгкий нервный, смешок сорвался с губ – он не знал, что он больше чувствует в эту конкретную минуту: радость, переполняющее счастье, ностальгию? Хван позволил себе тоже поплакать с остальными ребятами. Совсем немножко. Совсем капельку. Он особо не привык ронять слёзы на публике, Хёнджину больше по душе подставить плечо для других ребят и поддержать, обнять, показать, что он рядом и всегда будет.       Но в тот момент… наедине со своими мыслями, Хёнджин почувствовал, что мог бы легко загнать себя на аттракцион с эмоциональными качелями. Он мог бы.       Прохлада ночного воздуха, сквозящая из открытого окна, навевала слезливое настроение.       Поверить невозможно… После прошедших лет Стэй всё так же любят их и поддерживают. Все три дня зал был полон, пустых мест не наблюдалось. Фанаты пели вместе с ними, кричали, танцевали, поддерживали, плакали…       Не то чтобы Хёнджин сомневался в поддержке их фандома, но слишком много всего произошло за последние два года, чтобы быть настолько самоуверенным и утверждать, что концерт — сто процентов — пройдёт успешно. Больше всего он не был уверен в себе — что достоин успеха, достоин любви, которую получает. Это сложно, если честно, Хёнджин ещё не совсем в себе разобрался. Но словами не передать, на самом деле, какое счастье накрыло, когда часть сомнений, которые жили в его сердце, растворились в переливающемся, светящемся океане лиц Стэй, который он видел три дня подряд.       “Я должен работать усерднее. Я хочу видеть это перед собой, до тех пор, пока не умру. Вместе с ребятами”.       Глаза заслезились.       Внезапно на плечи опустилось что-то тёплое, Хёнджин дёрнулся слегка и обернулся.       — Простудишься, – нежно улыбался Чан, укутывая Хвана в серую толстовку. – У тебя волосы ещё влажные.       — А, я даже про это не подумал. Спасибо, Чани-хён, – улыбнулся в ответ Хёнджин, застёгивая молнию.       — Что ты здесь делаешь? Я думал, уже спишь. Третий час ночи, – Чан мягко растирал плечи Хёнджина, чтобы тот быстрее согрелся.       — Я… я задумался немного. Пришёл попить воды, потом думал к тебе зайти, но не хотел беспокоить. – Промямлил парень, снова обращая свой взгляд на ночное небо.       — Брось, как бы сильно я ни уставал, я всё равно не засыпаю раньше трёх-четырёх утра, ты же знаешь.       — Знаю. Но последние три дня были… особенными. У нас давно не было такого насыщенного расписания и… хён, тебе надо хорошо отдохнуть.       — Хёнджини, – ласково звучит. Хоть взгляд и усталый, но любви в нём непочатый край, – я никогда не устану от тебя.       Скулы Хёнджина покрылись лёгким румянцем из-за сказанного, а успокоившееся было сердце вновь затрепетало. Только Чан мог, в доли секунды, заставить его испытать такой вихрь эмоций, который уже поднимался у парня в груди.       На фоне всего происходившего, их отношения с Чаном – это дополнительный повод быть самыми счастливыми во всём Сеуле. Нет, на всей планете.       Если у кого-то из них спросить — а когда всё началось? — то, скорее всего, ни один из парней не сможет конкретно ответить на этот вопрос. У них в группе границы в отношениях всегда были размыты, они все больше, чем просто друзья, они – братья, семья. И для некоторых из них это так естественно переросло в нечто такое яркое и необъятное, что начинается с более нежного и длительного объятия, чем принято между близкими друзьями. Хёнджин и Чан были в их числе.       Просто Хёнджин однажды нашёл себя у Чана в студии в два часа ночи, бесцеремонно выливая на хёна всё накопившееся, он даже разрыдался тогда позорно. Даже и не вспомнит уже — о чём он тогда говорил, но после того случая что-то точно изменилось. У них с Чаном и так сложились тёплые отношения к тому моменту, но после… Наутро лидер ему сказал, что каждый раз, когда Хёнджину нужно будет выговориться, он может спокойно к нему прийти, в любое время дня и ночи, не держа в себе ничего. После этого Хёнджин стал чаще приходить к хёну в студию, даже просто так: спросить как дела, принести перекусить, обсудить новую песню, получить какой-то совет, просто посидеть рядом и помолчать. Им было хорошо и уютно вместе. Их молчание не становилось тягостным, таким, как это бывало с кем-то из других мемберов, их молчание являлось каким-то… особенным. И оба это чувствовали.       — Мне хотелось бы показать тебе одно место, сходишь со мной? – предложил как-то осенью Чан, на что Хёнджин просто согласился, не задумываясь.       Он привёл его к Саду Белых Роз. Хёнджин даже рот раскрыл, когда впервые увидел, как перед его взором загорелось целое поле светодиодных цветов. Это было так красиво, так невероятно, что он почувствовал, как тело покрывается мурашками, а дыхание перехватывает. Он никогда не видел ничего подобного, это выглядело как будто океан светлячков или Стэй с лайтстиками. Хёнджин не удержался от смешка.       — М? Что такое? – спросил Чан.       — Это так красиво. Я пытался понять, что это мне напоминает и почему-то подумал про Стэй и лайтстики.       — А ведь и правда, – рассмеялся Чан, оглядывая поле с искусственными цветами.       Они какое-то время не спеша прогуливались, переговариваясь о последних событиях, предстоящем камбэке, да и о ерунде всякой, пока не задержались на очередном повороте.       — Хёнджини, я не умею говорить красивых слов, из меня вообще такой себе оратор… – чувствуя внезапно изменившееся настроение хёна, Хёнджин лишь вцепился в рукав его пальто и мягко улыбнулся, ничего не говоря. – Ты мне нравишься, Хёнджини. Очень.       Это было взаимно. Хёнджин знал, что он нравится хёну, чувствовал, но всё равно сердце бабочкой трепыхалось в груди, а в голове немного гудело от услышанного признания.       — Ты тоже мне нравишься, Чани-хён, – тихо ответил тогда Хёнджин, прижимаясь к боку своего лидера, стараясь не смотреть в глаза. Если уж быть честным, то сразу, с самого начала и вот так, с разбегу. Ему было неловко, щёки пылали багрянцем.       — Боже, посмотри на себя, ты такой милый, – ласково проговорил Чан, разворачивая младшего к себе, обнимая за плечи нежно, прижимая ближе.       Хёнджин тогда схватился за хёна, как за спасательный круг, всё ещё чувствуя себя неудобно, но, одновременно, счастливо. Сердце, кажется, готово было взорваться сверхновой прямо в груди после того, как он почувствовал мягкий поцелуй у себя на лбу. Это было по-другому, не так как обычно. Хёнджин не знал, но сердце Чана билось так же стремительно тем вечером.       — Знаешь, я самый счастливый, – прошептал Хёнджин, опираясь на крепкую грудь позади себя.       Чан взял младшего за руку, перебирая тонкие пальцы, ласково улыбаясь, ничего не говоря. Он чувствовал настрой своего бойфренда, тому нужно было немного выговориться.       — Сегодня я ощутил колоссальное счастье. Истинное счастье, хён. Ты же видел их? «Когда мы вместе, я, наконец, чувствую счастье». Я улыбался, как придурок, когда прочёл эти слова. Как же мне этого не хватало, я так скучал по сцене, по выступлениям перед целым залом всей группой, по Стэй… Я всегда хочу получать столько любви, сколько мы получили за эти три дня. И отдавать! Мне кажется, я даю недостаточно, – на этих словах Чан хотел вмешаться, но Хёнджин остановил его, заглянув в глаза и мягко сжав его руку. – Я знаю, что ты хочешь сказать. Спасибо за это. Я… понимаю, но всё равно кажется, что этого недостаточно. Думаю, когда-нибудь я приду к другому выводу, но не сейчас. Хорошо?       — Конечно. А я буду рядом. Все мы будем.       — Знаешь… – Хёнджин запнулся. Ему есть ещё, что сказать. Это тоже важно. – Знаешь, я… хён, я счастлив, что встретил всех вас, тебя. Я счастлив, что мне довелось родиться именно в этом тайм-лайне, я счастлив, что у меня есть всё это. Но ещё более счастлив, что у меня есть ты и… – голос сломался. Столько эмоций не может удержаться в одном теле, Хёнджин не выдерживает и даёт волю слезам, но всё также улыбаясь и глядя на своего любимого. – Кристофер, я хочу встретить тебя и в следующей жизни. И в жизни после неё, и после, и так пока вселенная будет существовать.       Сердце Бан Чана никогда не стучало так быстро и громко. Никогда и никто не говорил ему ничего подобного. Они вместе уже почти три года, но ни разу не говорили друг другу слов любви. Это казалось чем-то очевидным, чем-то таким, что оба знали и ощущали на подсознательном уровне и не считали, что, если произнести это вслух, то что-то изменится. Нет. Но в тот момент… В тот момент Бан Чан это понял, как никогда. Особенно, когда Хёнджин назвал его Кристофером. Родным именем. Странно? Но для Чана эта, вроде бы незначительная, деталь тоже показалась особенной.       — Я люблю тебя, Хёнджин, – почти шёпотом говорит Крис, поднимая ладонь младшего к своим губам и нежно целуя тыльную сторону. Глаза блестят и непонятно, то ли это слезы, то ли лунный отблеск от уже закрытого окна.       — Я люблю тебя, – вторит Хёнджин, прикрывая веки и ластится, полностью разворачиваясь корпусом, крепко прижимаясь, кладя голову на плечо Чану.       Они простояли так какое-то время, пока их не нашёл Джисон. Он хотел было, пошутить над голубками, но, задержавшись всего на пару секунд, он, казалось, увидел их впервые и, будто бы понял, что что-то снова изменилось. От них исходило какое-то тепло, что-то совершенно иное, не похожее ни на что и, в то же время, такое знакомое. Хан улыбнулся себе под нос и, развернувшись, на цыпочках ушёл к себе в комнату.       Кажется, даже луна сегодня почувствовала любовь двух ребят, сияя ещё ярче и укутывая Хёнджина и Чана в свои серебристые объятия, которые так и стояли перед окном, переплетённые, не в силах оторваться друг от друга.