В конце было море

Будь у Ника впереди вся жизнь, сегодняшний день выглядел бы совершенно иначе. Он бы привёз сюда Чарли, до последнего момента выдерживая интригу и не раскрывая, куда они направляются. Потом они бы полдня делали что-нибудь детское и дурацкое и, возможно, у Ника бы даже получилось впервые за долгие недели просто побыть собой и насладиться моментом. Они бы до неприличия громко смеялись, так, как могут смеяться только два по уши влюблённых друг в друга идиота на своём первом настоящем свидании. А в конце... В конце было бы море. Вот и сейчас в конце было море, только конец получился несколько иного рода. Не конец великого и прекрасного дня их первого, но точно не последнего свидания, а конец, который... Ну, в общем, совсем-совсем конец. Ник лежал на песке и очень старался перестать думать об этих бесконечных «бы», в которые после звонка из Отдела Смерти превратились все его, как раньше казалось, не такие уж многочисленные ожидания от жизни. Да что там от жизни, всего-то от одного дня, который мог бы... Ну вот, начинается, опять это чёртово «бы». Но о чём ещё может думать человек, которому вынесли смертный приговор ровно в тот день, когда он запланировал начать жить? Думать было мучительно, но не думать — невозможно. Будь у него вся жизнь, он бы потихоньку продолжил выходить из шкафа, честно-честно, вот прямо в этот же день сразу по возвращении домой рассказал бы про них с Чарли маме. Возможно, со временем начал бы целовать своего парня прямо на глазах у всей школы, как следует стараясь, чтобы это как можно чаще приходилось видеть Бену и Гарри. А сейчас... Размышлять о том, что могло бы происходить сейчас, было особенной пыткой, ведь этот день всё ещё оставался, технически, никто его не отобрал: вот, пожалуйста, Ник Нельсон лежит на пляже, вполне себе живой. Настолько живой, что хочется утопиться, но нет сил подняться и сделать хоть что-то для приближения теперь уже желанного конца. Ник не мог заставить себя даже пошевелиться: такое часто бывает в страшных снах. Как же хотелось поверить, что и этот безумный день ему только снится, но с такой пронзительной болью и таким чётким осознанием, чего ему хочется — уже хотелось бы — от жизни, он и наяву-то впервые сталкивается. К боли примешиваются стыд и дикое чувство вины: его же специально предупредили, чтобы он мог прожить свой последний день правильно. И в его случае очевидно, что именно было бы правильным: провести этот день с Чарли, как он и собирался, и, если бы удалось вернуться домой живым, поговорить с мамой, пусть она знает, что её сын успел побыть счастливым. А Ник вместо этого лежит здесь один, не помня даже, как сюда попал, не может хотя бы заплакать и уже просто ждёт, когда же наконец его сердце остановится. Не как во время поцелуев с Чарли, а по-настоящему. — Эй, Ник! О, наконец-то. Так, стоп, что? Это типа загробный мир существует? Но почему здесь голос Чарли, он же не мог тоже... Так, а если попробовать открыть глаза? — Привет. — Привет, — Ник абсолютно не понимает, что происходит, но пока быть мёртвым не так уж плохо и подозрительно похоже на пробуждение от очень крепкого сна. — Извини, что разбудил, но ты так и не изволил сообщить, куда мы едем. Так что я не знаю, когда нам надо выходить, наверное, уже скоро. — Эй, я же запретил тебе извиняться! Если кошмары и дальше будут так же хорошо помогать ему разбираться со своими желаниями, Ник вовсе не против, чтобы они ему снились. Лишь бы Чарли не стеснялся вовремя его будить.