***
Я знал, что ей это не понравится. Но сжигать — не слишком ли? Неужели ничто из этого нельзя использовать? Ещё пара листов отправляется в огонь. Они тлеют, чернеют, тают. Не могу оторваться от этого вида. Но отчего так тоскливо? Ещё один лист. Нет… Чёрные буквы, выведенные небрежным почерком. Я чувствую, как пальцы начинают непроизвольно дрожать.Can you hear me say your name forever? Can you see me longing for you forever?
Бумага словно обжигает сквозь перчатки, мороз пробирает, даже несмотря на близость к огню. Ох, Терцо, знал ли ты тогда? Предчувствовал ли? Догадывался, что тебя ждёт? Или же всё это лишь глупое стечение обстоятельств, насмешка судьбы?***
До того рокового дня оставалось всего ничего. Быть может, неделя? Тогда я корил себя за то, что зашёл чуть дальше, чем следовало, но теперь мне кажется, что это не было случайно. Я должен был быть там. Просто ради того, чтобы в последний раз услышать, как ты поёшь. Если бы я знал тогда… Нет. Я бы не смог ничего изменить. Не решился. И всё равно я не больше, чем ты, был готов к такому исходу. Новая, незнакомая мне мелодия так заворожила, что я осмелился слегка приоткрыть дверь в кабинет. Твоя музыка была как всегда прекрасна.This is the moment of just letting go She said, «if you had life eternal»
Тогда ничто не кольнуло у меня в душе, я не видел никакого дурного предзнаменования. В конце концов, нам не впервой петь о смерти, верно? И ты продолжал беспечно играть на своём фортепиано, не замечая тени.***
Ты так и не закончил её. Но теперь уже слишком поздно. Разве вы заслужили такой конец? После всего, что сделали для Духовенства? Всех усилий, песен, концертов. Особенно ты, Терцо. Нет. Не так всё должно было кончиться. Я знаю, знаю, почему она так решила. Публика жаждала тебя, как никого другого. Они бы не отпустили, не дали уйти так просто, как это было с Примо и Секондо. Ты сделал много. Слишком много. А я? Разве я тоже не жаждал? Разве не видел в тебе кумира, объект для подражания? Пора бы признаться. Хотя бы самому себе. С того дня я избегаю зеркал, ведь вижу в них лишь твою тень. Те же жесты, манеры. Ещё не заслужив свой череп, я крашу глаза и губы так, как это делал ты. О, глупец. Я просто наивный глупец. И что же этой тени делать теперь, когда всё, что от тебя осталось — безжизненное тело и стопка бумаги? Я знаю, ты хотел исполнить однажды эту песню, когда закончишь её. Пусть уже не на сцене, а так, но всё равно исполнить. Слышал, как ты обсуждал это с гулями. Но ты не успел. Должен ли я закончить её? Должен ли я сделать это за тебя? Имеют ли право руки, ещё недавно державшие твою отрубленную голову, держать теперь эти листы? Я не знаю. О, Всесущий, я ничего не знаю. Направь меня, подскажи, как мне поступить? Как…***
Мелодия льётся из-под пальцев легко, но всё не так. Звучание прекрасно, но это не то, как написал бы её ты, верно? В ней всё ещё чего-то не хватает. Понять бы… Я снова вспоминаю тебя, неподвижно лежащего в гробу. Сможет ли твоя тень хоть на толику приблизиться к тебе? Я снова запинаюсь, рука непроизвольно вздрагивает, не попадая по клавише. Лишь короткая передышка и начинаю сначала. У меня осталось не так много времени. Вдох и выдох. Я больше не сосредотачиваюсь, позволяя песне литься так, как мне бы хотелось. Как мне бы хотелось… чтобы спел ты?Can you hear me say your name forever? Can you see me longing for you forever? Would you let me touch your soul forever? Can you feel me longing for you forever, forever?
Я вновь чувствую, как холод пробирает меня до самых глубин. Пальцы вновь дрожат, едва не промахиваясь, но я не позволяю себе остановиться. Я слышу. Слышу, как в моём голосе звучат твои интонации, такие привычные, я бы ни с чем их не спутал. Я думаю, я наконец понял. — Ещё не закончил? — Уже почти. Скоро будет готово. — Это звучит как-то уж больно похоже на Третьего, тебе не кажется? — Она снова косится на меня с сомнением. — Не сказал бы. — Позволишь взглянуть? — Требовательно протягивает руку. Я не зря опасался недоверия. — Конечно. Бери. И вот. Я закончил прошлую, «Witch image». Как я и говорил тебе, эта станет парой к ней. Тщательно просмотрев листы, она наконец кивает и позволяет мне продолжить работу. Разумеется, она права. Эта песня звучит в духе Третьего. Она должна так звучать. Но ей незачем знать об этом. Я даже написал ещё одну, чтобы скрыть правду. Тут не о чем жалеть, вышло удачно. Я просто должен закончить. Чувствую, что должен.***
If you had life eternal...
Все звуки в студии на мгновение стихают, и гуль подаёт знак «отлично». Всё закончилось. — Это было последнее? — Да. — Значит, альбом почти готов. Осталась только обработка и можно ставить точку. Смотрю на своё отражение в стекле. Точка. Я чувствую, словно невидимый клубок в моей душе начал распутываться. Нить за нитью приходит облегчение. Точка. Смогу ли я когда-нибудь перестать думать о том, что мог бы сделать? Не знаю. Но сейчас пора наконец отпустить тебя. Пора закончить. Поставить точку. Выйти в свет, чтобы больше не быть тенью. Я обещаю. Когда начнётся новая эра, когда публика поприветствует не Кардинала, а Папу, они больше не будут видеть жалкого подобия. Пусть не сейчас, пока они ожидают меня такого, но тогда… Эта песня станет моей точкой.