О мультивселенной слишком мало известно...

Иногда перемещение во времени бывает незаметным, представляете? Паша тоже нет. До этого момента. А всё почему? А потому, дети, что не стоит ложиться спать в прошлом. Особенно, в квартире человека, который убил ваших друзей. И что, что это было два или три или одно перемещение во времени назад? Этот человек и в другой реальности доверия не внушал. Но в идеале, конечно, вообще не путешествовать во времени. Но это в идеале. В идеале бы поспать ещё пять минуточек, но что-то настойчиво будит уставшего Пашу. Что-то очень приятное. От этого просыпаться не хочется еще сильнее, хочется просто лежать в полудреме и чувствовать это что-то приятное. Вершинин чувствует под собой теплую постель, на себе теплое одеяло, которое куда-то сползает. Паша в полусне поправляет его и нечайно сталкивается с чужой рукой. Не проснувшийся до конца Вершинин замирает. Осознание чужих прикосновений к телу приходит как-то поздно. Легкие... поцелуи?! На щеке, шее, в ушко. Поглаживания. Какого черта?! Сон снимает как рукой. Что-то подсознательное, кажется организм, этому противится. Снова от чего-то убегать, с кем-то драться или конфликтовать, когда можно просто остаться и ничего не делать. Паша открывает глаза и... не может даже звука издать. В голове не остается ни одной мысли, впервые Пашу сковывает от страха. Костенко. Костенко трогал и трогает его. Костенко оставил эти нежные, почти целомудренные поцелуи на коже. Именно Костенко сейчас лежит в одной с ним кровати. Сергей на мгновение ( и слава богу) прекращает поцелуи и с нежной улыбкой смотрит на Пашу. - Я уж думал, что не добужусь тебя. Ты чего в уличной одежде спишь? - Костенко провел рукой по Пашиному бедру, тот только молчал. Сергей вздохнул и поджал губы. - Ну прости, что вчера поздно вернулся. Я знаю, что ты сюрприз обещал - мужчина слегка опустился на кровати, убрал мешающееся одеяло, задрал синюю кофту и оставил поцелуй на животе. Внутри всё перевернулось. В голове было только одно слово "ОПАСНОСТЬ". Паша тяжело сглотнул. Когда Костенко оставил очередной поцелуй на животе, Вершинин не смог даже отвести взгляда от лица мужчины. Почему это происходит? Почему с ним? Что во времени должно было случиться такого, что он будет встречаться с Костенко, черт побери?! В голове всё ходило ходуном. Совершенно бесполезный страх не давал уйти, убежать, соврать, отвести взгляд, да хоть как-то пресечь этот беспредел. Все, на что его хватило это задушенное "всё нормально". Захотелось себя ударить, да посильнее. - Знал бы ты, как я тебя люблю. Словами не передать, солнце. - Костенко окончательно откинул одеяло и что-то для себя решил. Руки Сергея легли на тазобедренные косточки. Костенко подтянул Вершинина к себе и оказался между разведенных ног. Мужчина навис над Пашей и с любованием осмотрел того. Столько теплоты в потемневших глазах Паша не видел за все время, которое знал Костенко. Да какой там, он вообще не видел в этих глазах нежности. Обычно его взгляд был холоден и остр. На самом деле, что то, что это было страшным. Потому что это взгляд К о с т е н к о. - Ты такой красивый - сорвалось, будто случайно. Именно будто. У Сергея никогда не бывает чего-то случайного. Паша в этом уверен. Руки прошлись по животу, слегка задели ребра и остановились на груди. Неснятая кофта добавляла ощущений и от этого лучше не становилось. Вдруг в голову пришло осознание того, что сейчас будет. Эти прикосновения, поцелуи. У Сергея никогда не бывает чего-то случайного. К горлу подкатил ком, голова закружилась, а сердце забилось с огромной скоростью, ноги мелко задрожали. Ты никуда не убежишь. Некому тебя защитить. Это Костенко - он тебя везде найдет. "Лучше не сопротивляться. Тогда это будет не больно". От последней мысли захотелось горько заплакать. Вершинин закусил губу и откинул голову. Не видеть. Не видеть этого человека. Этого взгляда. Этих рук. Не видеть собственной реакции на чужие действия. - Все хорошо? - чужое дыхание опалило шею. Паша смог выдавить только тихое "угу" и коротко кивнул головой. Костенко оставил поцелуй на шее и полностью задрал кофту. Господи, как же он любил это тело и этого мальчишку, напоминающего солнце или золото своими светлыми волосами, своей светлой бледной кожей, своей яркой улыбкой. Паша сейчас от чего-то казался таким хрупким, что хотелось заласкать его, зацеловать каждый участок тела и доставить столько удовольствия, сколько вообще может вынести человек. Сергей спустился с шеи на грудь и оставил несколько влажных поцелуев. Костенко провел языком по соску. Паша тихо вздрогнул и зажмурился. Мужчина раздвинул чужие ноги и потянулся к молнии на джинсах. Та быстро расстегнулась, заставляя Вершинина краснеть до кончиков ушей - даже вечно заедающая молния сейчас покорно расстегнулась в руках Костенко. С Паши быстро стянули джинсы, Вершинин даже не успел почувствовать еще большую неловкость от своего положения, когда чужие руки уже заботливо принялись снимать белые боксеры. Паша открыл глаза и сильно об этом пожалел. Внутри на место ступору пришло неуместное возбуждение, а затем и жгучий стыд за такие чувства. Не давая себе отчета, Паша сильнее раздвинул ноги и чуть приподнялся, весь дрожа, помогая снять с себя вещь. - Какой умничка - Костенко одобрительно погладил по бедру. Смущение и стыд накатили с новой силой, страх все еще заставлял тихо слушаться и ждать своей участи. Как давно Пашу хвалили? Как давно Паша делал что-то правильно? Как давно не Паша что-то делал для кого-то, а кто-то для Паши? - Раздвинь еще немного ножки, м? Паша отвернул голову и не подумав наоборот свел ноги, насколько это было возможно. Вершинин тут же спохватился, но Сергей его опередил. - Паш, точно все хорошо? - Костенко непонимающе нахмурился, наклонился к Пашиному лицу, голос стал таким серьезным, даже угрожающим. - П-прости, все хорошо да я.. я просто стесняюсь - Вершинин ляпнул то, что пришло первое в голову, уже позже осознав, что, наверное, в этой реальности они с Костенко уже не первый раз "проводят" так утро. - Стесняешься? - Сергей приподнял бровь в удивлении и надавил на чужие бедра, те покорно разъехались. - Так вот, что за сюрприз... - в голосе прозвучало осознание вместе с возбуждением. Глаза Костенко окончательно потемнели от желания. Его Паша сделал для него это. Боже, какой он дурак! Надо было мчаться домой с работы сразу после окончания смены, если не заранее. - Как гладко... - Костенко провел рукой по выбритой нежной коже. Вершинин вздрогнул, сгорая со стыда. Ощущение сильной руки на бедре отдавало тяжестью в паху, горячий узел внизу живота затягивался все больше от похвалы и нежного гипнотичного тона. Страх все никак не уходил и Паша был благодарен всем богам за это. Он все еще боится, он все еще НЕ согласен с происходящим, он все еще НЕ хочет этого. Просто приходится, просто тело реагирует не так, как мозг. - Черт... Ты...сам это? - Сергей огладил кожу рядом с животом, где когда-то была ровная дорожка светлых волосков. Ответ ему был не особо нужен, конечно, сам. Вот только из личных предпочтений, а не для него, но это Паше, наверное, говорить не стоит. Вершинин отвел взгляд. Кто же знал, что его манеру бриться одобрят в таких условиях. Когда чужой язык прошелся по внутренней стороне бедра, Паша дернулся. Слишком открыто, слишком непривычно, слишком страшно. Всего слишком. - Сейчас, не могу больше ждать - прошептал Костенко и отстранился. Сергей полез к прикроватной тумбочке за чем-то, что хотел использовать. Руки начали хоть как-то слушаться - Паша опустил задранную кофту так низко, как мог, прикрывая полувставший член. Чувства защищенности ни на грамм не прибивалось, казалось, что из-за контраста Вершинин стал еще открытее. Сергей нашел то, что искал, и вернул руки на бедра парня. Внутри все затрепетало в ожидании: скоро он будет владеть этим телом целиком и полностью, скоро парень будет извиваться на простынях, вздыхая и всхлипывая от наслаждения. - Ты что... Действительно, стесняешься? - Костенко приподнял брови в удивлении и накрыл чужую руку, сжимающую ткань кофты до побелевших костяшек. Паша лишь отвел взгляд и отпустил кофту. Лучше не сопротивляться. Лучше просто дать то, что от тебя хотят. Вершинин это давно усвоил. Тут надо, наверное, так же. Сергей снова приподнял кофту, открывая себе замечательный обзор. - Ты у меня такой красивый, Пашк, чего стесняться-то? - Костенко сильнее раздвинул чужие ноги и вылил смазки на пальцы. Вершинина снова сковало страхом. Господи, почему он лежал именно на спине? Паше открывался вид на Костенко между его разведенных ног, на чужие пальцы, массирующие вход, на свой, блять, стояк. И это все загоняло в угол. Хотелось просто свернуться и сказать "я в домике". Вершинин мученически свел брови. Внутрь толкнулся один палец. И это уже показалось слишком. Паша никогда в жизни ничего подобного не делал. У Вершинина даже парня никогда не было. Чего уж там, Паша никогда не целовал парней. Нравился ли кто-то? Да. Бывало. Но до чего-то не доходило. Паша наедине с собой не разрешал даже думать о таком. Получается... это так пройдет его первый раз? Вершинин сглотнул. Маленькие толчки сбивали с мысли, вгоняли в неловкость. Вскоре в нем поместилось уже два пальца. Господи, его что, настолько легко растянуть? - Иногда мне кажется, что ты просто создан под меня. Ты будто сделан под мои пальцы, мои руки. Я могу накрыть твою шею рукой и... черт, она поместится как влитая.Вот так. - Сергей, действительно ,немного сжал шею. Сердце пропустило несколько ударов. Пальцы попали по чувствительному месту и Паша беспомощно коротко простонал. Вершинин закусил губу. Это проигрыш. Разум медленно сдается телу, а Паша, как какая-то награда, достается победителю. Внутрь толкаются три пальца. Смазка громко хлюпает, вызывая возбуждение, кофта еле двигаясь натирает затвердевшие соски, Вершинина несильно возит по приятным теплым, почти горячим сейчас, простыням. Ещё большего унижения быть не может. Пальцы выходят с громким хлюпаньем , парень чувствует, как излишки смазки вытекают изнутри. А нет. Может. Парень сглатывает. В него аккуратно толкаются, выбивая нервный тихий стон. Сергей не останавливается и маленькими толчками растягивает Пашу под себя. Вершинин мокрый как псина и дрожит как осиновый лист. Ноги Паши закидывают на поясницу, а руки прижимают к мягким простыням. Внутри Вершинина горячо и так, блять, хорошо. Костенко вовсе не романтик, хоть Паша и уверен в обратном, поэтому скажет прямо: внутри его Вершинина ахуенно. Паша особенно послушный этим утром, особенно красивый и даже хрупкий. Его хочется залюбить и затрахать до стертой спины и коленей о простыни, до пропитавшейся спермой и потом простыни. Сергей толкается полностью, выбивая стыдливый стон. Паше слишком горячо и слишком холодно, Паше слишком страшно и так беззаботно, так хорошо и так блядски плохо. Костенко наполняет собой, будто напоминая, что никуда от него не денешься, что уже поздно. Вершинин прикусывает кисть руки, пытаясь заглушить себя и успокоить дыхание. Получается откровенно плохо. В нос ударяет запах мускуса и своего тела. Разум туманится с каждым толчком. Паше кажется, что он словил настоящий трип. Дышать нормально не получается, только короткими порциями получать кислород и вдыхать сводящий с ума запах. Чем больше дергаешься - тем глубже засасывает. Чем больше Паша пытается воспротивиться - тем больше тихих вздохов и стонов слышит Костенко. И как же это хорошо. Сергей готов отдать всё сейчас, даже своё рабочее место, чтобы Паша продолжал пристыженно отводить свои блестящие глаза и тихо хныкать от удовольствия. Такой Паша перед ним впервые. Такой беззащитный, отдающий всю власть Сергею, такой послушный и покорный. - Ты просто умничка - вырывается само собой и это того стоило. Слышится всхлип, а затем и череда недолгих стонов под ритм толчков. Паша тихо содрогается и откидывает голову. Как же ему хорошо. Как же это неправильно. Одна слеза скатывается по пунцовой щеке. Вершинин закусывает губу, пытаясь не разрыдаться сейчас от удовольствия и унижения. - Посмотри на меня, я вижу что ты на грани - голос Сергея хриплый, хищный. Паша не хочет думать, что его просьба была серьезной. Вершинин до последнего отводит глаза. Костенко замирает внутри парня. Такие игры у них часто происходят, если Паше захотелось все же повыпендриваться сегодня - милости просим. Сергей не против. Внутри всё холодеет. А что, если теперь ему что-то сделают за непослушание? Никаких нормальных отношений с этим человеком точно не может быть. Ни в одной вселенной. Паша переводит блестящий от слез взгляд на Сергея. Тот смотрит своими потемневшими глазами и выглядит угрожающе. Внутри всё сжимается, а страх разгоняется по венам с новой силой. Хочется просто заплакать и просить не делать больно. Паша тяжело сглатывает. Костенко удовлетворенно улыбается и толкается ,кажется, глубже, хотя этого и не может быть. - Был бы ты всегда таким послушным - цены бы тебе не было, солнце - Костенко замедляет ритм, издевательски растягивая удовольствие. Сергей припадает губами к чужой шее и вдыхается этот замечательный запах чужого желанного и желающего тела. Парень пользуется этим и отводит взгляд, на что тут же получает легкий шлепок по бедру. Костенко вернул голову в исходное положение и смотрит своими потемневшими глазами на Пашу. Вершинин тут же возвращает взгляд и тушуется. Хочется вжаться в кровать настолько, чтоб стать её частью. Паша не знает куда себя деть, медленные толчки приносят стыдное удовольствие. Под чужим цепким взглядом Вершинина пробивает на негромкий стон. Паша тут же кусает губы, будто в наказание себе, что не сдержался. Но глаз не отводит. Ему не разрешили. Костенко хмурится, ему явно не нравится, что Паша сдерживает себя. Сергей толкается и дергает парня на себя, тот несдержанно стонет. Вершинин пытается дышать часто-часто, кусает губы, сжимает пальцы на руках, извивается как уж на сковороде, лишь бы быть тихим. Костенко ускоряет ритм и насаживает парня на себя. Паша не сможет долго сдерживаться. И оба это знают. Паша «проигрывает» быстрее, чем ожидал Сергей. Стоило только ускорить ритм, как послышались тихие частые стоны, которые вскоре перешли в хныканье и скулёж. Глаза у парня влажные, щеки нездорово красные, весь Вершинин мелко дрожит и скоро кончит. Сергею не хочется заканчивать так быстро. Темп снова замедляется и слышится недовольное поскуливание, а затем и попытки насадиться самому. Паше мало. Паше нужно больше. Паша больше не уверен, что хочет прекратить. Паша ни в чем не уверен. Паше просто хочется кончить. Все эти стыдные звуки вырываются сами собой, тело не слушается и готово на всё ради удовольствия, разум одурманен. Паша ничего не может сделать со всем этим. Да и не хочется. Вершинин дергает бёдрами. - А ты попроси,Паш. - Сергей все ещё смотрит на его красное лицо и любуется. Вершинин страдальчески сводит брови и хныкает, капризно надувая губы. Ему всё ещё не хочется о чём-то просить. Это будет его полным поражением. Он, вроде бы, к этому не готов. Костенко поглаживает член парня, тот дергается и чуть ли не дрожит весь от удовольствия. Сергей тут же останавливает и руку и толчки. Паша кусает губы и отводит взгляд. Ну нет… нет же…Он не станет… - Ну так что? - Костенко невзначай двигается внутри Паши, задевая внутри что-то приятное. - Пожалуйста…- Вершинина хватает на тихий шёпот. Паша отводит слезящиеся глаза. Похоже станет. Вершинин не успевает устыдиться себе, как движения чужой руки на члене и внутри прошибают удовольствием. Паша сцепляет ноги за чужой спиной и давится очередным стоном. По щекам скатываются крупные слезы, ему не должно было быть приятно, ему не должно... Вершинину нужно совсем немного, еще чуть-чуть... Очередное движение руки заставляет откинуть голову с громким стоном. Паша сильно сжимается, кончая, и пачкает себя и Костенко в своей сперме. В миг становится страшно, а потом никак. Ноги бессильно разъезжаются, вздрагивая от новых толчков. Паша прикрывает глаза от накатившей усталости, в этот момент Сергей вжимается в парня, кончая внутрь. Вершинин закусывает губу. По странному приятно и уже как-то все равно. - Вот тебе и доброе утро - Костенко улыбается, валясь рядом с отходящим Пашей. Что он будет делать после этого "доброго утра" он понятия не имеет. Да и не хочет сейчас думать об этом. Вершинин лениво опускает задранную кофту, вытирает рукой слезы с лица и нащупывает одеяло. Неимоверно хочется спать. Паша секунду смотрит задумчиво на Сергея и перекатывается тому под бок, утыкаясь носом в грудь. Все мысли на потом. Сейчас хочется простых объятий. И не важно чьи они будут. Всё самое страшное всё равно уже произошло.