Папаша

Отношения с детьми у Сида всегда были сложные. Он никогда не имел с ними дела, всегда их сторонился и собственных заводить уж точно не хотел. И вообще планировал жить так, чтобы поменьше с ними пересекаться — благо, дети темных рыцарей никогда не нанимали. Свалившийся ему на голову ребенок лучше всего демонстрировал, в какую задницу могут отправиться все на свете жизненные планы, стоит богам пожелать подбросить тебе очередное испытание. «Чем ее кормить? Чему учить? Вроде нужны еще пеленки... хотя нет, для пеленок она, кажется, уже слишком большая. Что с ней делать вообще?! Раньше этим занимался Фрей, но теперь...» Пока он внутренне паниковал, девчонка смотрела на него исподлобья, слишком серьезным для такой мелочи взглядом. — Я тебе не папаша, — на всякий случай сказал Сид вслух. — Да уж знаю, — буркнула она, пожала плечами и отвернулась, мол, не сильно-то хотелось. Сиду очень захотелось бросить ее здесь, посреди многолюдной площади в Ишгарде, но он, заскрипев зубами, напомнил себе, что ради ее спасения погиб Фрей. «Не мог получше объект для пафосного самопожертвования выбрать, что ли?» Но спрашивать что-либо у Фрея было уже поздно, поэтому Сид схватил девчонку за руку и потащил за собой. Очень скоро оказалось, что Риэлль почти не приносила хлопот. То есть за ней, конечно, гонялись храмовые рыцари, обвиняющие ее в проклятии и пытающиеся убить, но в этом как раз ничего сложного не было. А вот тех проблем, которых как раз и опасался Сид, от нее не исходило. Она ела все, что он ей давал. Спала где угодно — хоть на полу, накрывшись мешком. Она не доставала его вопросами, не бегала, не шалила, не пыталась повязать на его хвосте розовый бант и вообще вела себя совсем не так, как должны вести себя дети. Чаще всего она напоминала предмет интерьера — такой же молчаливый и безучастный ко всему. И, странное дело, вместо того чтобы радовать, Сида с каждым днем это все сильнее и сильнее тревожило. — Почему ты молчишь? — злился он. — Отвечай, когда тебе задают вопрос! Риэлль смотрела на него презрительным взглядом и молчала, и Сид не понимал, чего в нем больше — страха или злости. Лучше бы она ответила. Лучше бы наорала на него. Лучше бы... что угодно, но не этот взгляд, как на ящерицу под камнем. — Ты мне не папаша, — сказала она, когда он уже отчаялся добиться от нее какой-либо реакции. — Я не просила Фрея умирать за меня и тем более не прошу тебя за меня сражаться. Если это тебя так тяготит, иди своей дорогой, я тебя не держу. Он поперхнулся воздухом. Возникло огромное желание взять ее за шкирку и трясти, пока из нее не вылетят все эти глупости, но Сид сдержался. Все-таки темному рыцарю не пристало воевать с детьми. — Я сделаю то, что должен, — произнес он сквозь зубы. — Избавлю тебя от преследования твоей сумасшедшей мамаши... И после этого пойду своей дорогой. Она посмотрела на него взглядом «плевать я хотела» и отвернулась. Ночью он услышал, как она плачет. Сид вскочил раньше, чем успел до конца проснуться. Прошлепал босыми ногами до ее кровати, встал на колени рядом — и только тогда понял, что не умеет утешать детей. Поэтому вместо того чтобы гладить ее по голове, обнимать и что там еще положено делать в таких случаях, он сел на пол и сказал: — Знаешь, Фрей однажды завязал мне на хвосте розовый бант. Риэлль не ответила, но всхлипывания стали тише. — Мы тогда были... ну, чуть старше тебя. Хвосты у ау’ра почти нечувствительны, поэтому я ничего не заметил. Целый день ходил по Ишгарду с пышным розовым бантом и недоумевал, почему Фрей умирает от смеха. Вечером вернулся с задания учитель, бант снял, Фрею надрал уши. — И что ты сделал? — шепотом спросила она. Сид пожал плечами. — Да ничего. Намазал его посох медом, так, что как только он собирался колдовать, к нему тут же слетались все насекомые в округе. Но по сравнению с бантом это было довольно скучно. — По-моему, отличная шутка, — оценила Риэлль. Она больше не плакала, и Сид порадовался, что его неуклюжий рассказ сработал. Он немного помолчал. — Фрей вообще прекрасно шутил... Самая смешная его шутка была вернуться после смерти, но об этом я тебе как-нибудь в другой раз расскажу. Ты была права, ты действительно не просила его жертвовать собой... и не просила меня спасать тебя. Я делаю это ради себя. И я не буду больше докучать тебе. Риэлль неожиданно фыркнула. — Какой ты все-таки противный. Как только мне начало нравиться с тобой говорить, ты пообещал больше так не делать. — Зараза, — отозвался Сид, вставая; впрочем, чувствовал он скорее веселье, чем раздражение. — Ты тоже мне надоела дальше некуда. Я пошел спать. — Спокойной ночи, Сид. Он уже лег, когда понял — это был первый раз, когда она сказала ему эти слова. — Что теперь? — спросил Сид, стоя над трупом сумасшедшей храмовницы. Он думал, что Риэлль снова будет плакать. Но она только зябко повела плечами. — Давай вернемся в Ишгард. Она первой двинулась прочь, оставляя на снегу цепочку следов. Сид догнал ее, пристроился рядом, стараясь не шагать слишком широко — чтобы Риэлль не трудно было успевать за ним. — Спасибо, — негромко произнесла она. — Я сделал, что должен, — ответил Сид. — Нет, — Риэлль покачала головой. — Ты сделал больше. Наверное, муглы были правы, когда пели свои песни о любви, как ты думаешь? Сид не ответил. Он сам не понимал, что чувствует сейчас. Казалось бы, он выполнил свой долг, он спас эту девочку и сделал гибель Фрея не напрасной. Он наконец-то был свободен от этой утомительной миссии. Но облегчения не было. Было какое-то тяжелое чувство — будто прямо сейчас он безвозвратно терял что-то ценное. Когда погиб Фрей, он ощущал себя очень похоже. Риэлль немного помолчала. — Ты мне не папаша... Мы это уже выяснили. И ты противный. Но родная мать сражалась за мою смерть, а ты сражался за мою жизнь. Сид не нашелся, что ответить, и положил руку ей на плечо. А она, миг спустя, накрыла ее своей ладонью.