***
— Конечно люблю… — отвечает Антон, опустив голову. — Тогда почему вы так глупо поступаете? — выделяет каждое слово Серёжа, который незаметно для себя стал семейным психологом для этих двоих. — Потому что по-другому не можем… — выдыхает Шастун и обнимает колени, пододвинув ноги к себе, в то время как Серёжа усиленно держится, чтобы не стукнуть парня. — Вы должны прорабатывать отношения, чтобы быть вместе. Понимаешь? Про-ра-ба-ты-вать, ты готов измениться в лучшую сторону ради Арсения? — задаёт последний вопрос Матвиенко, отмечая, что расставание с Арсом не идёт парню на пользу. Он заметно похудел, хотя, казалось бы, куда больше, а под красными глазами пролегали большие мешки. Они были в разлуке уже неделю. Серёжа и сам плохо себя чувствовал, просто потому, что эти двое решили сходить с ума порознь. Сначала Антон решил начать калечить себя всевозможными методами и успокоился лишь тогда, когда Серёжа серьёзно с ним поговорил: — Ты ведь понимаешь, что этим ничего не добьёшься? — кричит Матвиенко, вовремя забирая из рук невредимого парня лезвие. — Я знаю, для чего ты это делаешь, но это нихрена не поможет! Арсений сдал свои полномочия мне, а значит, даже если ты изрежешься в мелкую сеточку, Арсений тебя даже не услышит! — Что мне делать, Серёж? — задыхается от слёз Антон и закрывает лицо руками, сдавленно шипя что-то до боли жалобное, что даже у сурового Матвиенко начинает сжиматься сердце. Серёжа стал плохо спать по ночам. Всему виной сдавленные всхлипы, доносящиеся из соседней комнаты. Он знает, кому они принадлежат. Ангел встаёт, на цыпочках идёт до нужной комнаты и аккуратно заглядывает туда. Лунный свет ярко светит в лицо Арсению, но тот этого вовсе не замечает. Он тихо всхлипывает, с силой сжимает одеяло, вздрагивает, не в силах открыть глаза, и сдавленно шипит. Матвиенко подходит ещё ближе к ангелу и ужасается, завидев, что волдыри на его запястьях лопнули, оставив после себя кровоточащие кратеры, которые наверняка приносили адскую боль. Он решил: пора с этим заканчивать. — Ты готов измениться в лучшую сторону ради Арсения? — повторяет он, понимая, что парень ушёл глубоко в свои мысли. — Да. — решительно кивает он и смотрит умоляюще. — Только, пожалуйста, дай мне его увидеть…***
— Я не могу. Понимаешь? Не-мо-гу. Мне страшно… Мне страшно быть с ним, но и без него плохо. — устало выдыхает Арсений, принимая сидячее положение на кровати, и укладывает локти на колени, массируя пальцами голову. — Он ведь тоже не игрушка. Он не собака из приюта, на которую можно поглазеть, погладить, приласкать, а потом сказать, что не готов и уйти… — Как ты можешь быть не готов, если ты его любишь? — всплеснул руками Серёжа, отчаянно стараясь понять мысль Арсения. — Всё слишком сложно… — выдыхает Попов, но Серёжа настроен на решение проблемы, поэтому он вновь перебивает его. — Давай по порядку, ладно? — садится рядом мужчина и берёт листок с ручкой. — Почему ты не можешь быть с ним? — Мне страшно. Страшно за свою жизнь и эмоции. Я и не думал, что могу быть таким слабым. — отвечает Арсений и смотрит, как Серёжа аккуратно ведёт стрелку от вопроса вниз и рисует кружок. — Угу. Ещё почему? — спрашивает Матвиенко, покусывая колпачок от шариковой ручки. — Я боюсь, что порчу ему всю жизнь. Сам подумай, если бы я тебя слушался и не высовывался, он бы встретил какую-нибудь девушку и вскоре завёл семью, но что ему может дать ангел? Хрупкая душа, которая может испепелиться от абсолютно любого ранящего фактора? Он вспыльчивый. Я знаю, что он может наговорить мне всякого, и я сгорю от горя, а он потом всю жизнь будет винить себя и возненавидит весь свет. — произносит Арсений и замолкает, слушая, как ручка плавно ведёт линию по листу. — В его возрасте все парни начинают встречаться с девушками. Современное общество убеждено, что если парень не встречался ни с кем за все свои юношеские и молодые годы, значит он какой-то неправильный. А если он однажды расскажет? Он сразу же окажется в дурке, а я исчезну. Получается, от меня одни беды. Я могу ему очень сильно навредить…Мы оба можем сильно навредить друг другу. Арсений спокойно прикрыл глаза, когда почувствовал, как мужчина рядом вздрогнул и со злостью отбросил ручку в дальний угол, а потом отшвырнул от себя скомканный лист. — Вот видишь, я же говорил, что сложно это всё. — со слабой улыбкой шепчет Арсений, гипнотизируя взглядом стену.***
— Теперь ты! — появляется из ниоткуда Матвиенко, приземляясь на кресло. Антон вздрогнул и хотел было возмутиться, но тут же вспомнил, из-за чего Серёжа здесь и послушно сел на диван. — Ты сказал одну фразу, которая очень повлияла на Арса. Дай вспомнить… «Тебя стало слишком много». Растолкуй. — махнул рукой Серёжа, дав понять, что готов его выслушать. Антон опустил голову, сжимая и разжимая кулаки. — Я не знаю, почему я так сказал… Точнее, знаю… В тот вечер я был сильно пьян, мы разговаривали и в какой-то момент, я перестал отдавать отчёты свои словам. Я сказал это, но не думал, что всё прозвучит так обидно, но его стало действительно много. Каждый раз, когда я гулял с Димкой, я видел в толпе прохожих Арса, когда заходил в торговый центр — я видел Арса, когда я оставался один — я видел Арса и когда засыпал — я тоже его видел. Но… Я совсем не так хотел выразиться… Мне нравилось его общество… Я просто… — Ты сейчас выгораживаешь себя или пытаешься вернуть Арса? Может тебе это и вовсе не надо? А что… Арсений тебе надоедал, а теперь он наконец отстал. Радуйся, а я, пожалуй, пойду! — вскочил Матвиенко и развёл руками, прожигая мальчика взглядом, но был ловко схвачен за рукав. — Нет, пожалуйста, не так всё было! — крикнул парень и закусил губу, когда глаза начала застилать пелена слёз. — Говорю же, я был сильно пьян и не отдавал отчёта своим действиям. В детстве я отчаянно старался не показать свою тряпичную сущность и всегда говорил не то, что думаю, а то, что надо, чтобы не показаться тряпкой. В тот вечер мне не понравилось, что он попытался решить всё за меня, вот меня и накрыло… Во всём виноват я и только я! Но я его очень сильно люблю и хочу вернуть… — прошептал надломившимся голосом Антон, осознав, каким был идиотом. Он сильно перегнул, когда старался замаскировать себя под маской и теперь очень жалеет об этом, потому что понимает — если бы он не прятался и был самим собой, то был бы счастлив… — Как легко обидеть человека! Взял и бросил фразу злее перца… А потом порой не хватит века, Чтоб вернуть обиженное сердце. — процитировал Серёжа, уходя далеко в свои мысли. — Сильно ты облажался Шастун. Очень сильно. — Помоги, Серж, посоветуй что-нибудь… — взмолился Антон. Матвиенко посмотрел на него с подозрением, но не увидел в его глазах фальши. Эта ситуация сильно изменила Антона. Если раньше, когда Матвиенко заменял Арсения, он возился с вредным и вспыльчивым задирой, который несколько дней не признавал своей вины, то сейчас, когда парень осознал, что жить не может без Арсения — он наконец стал собой — Антоном Шастуном. Он отказался от своей маски и стал доставать из закромов души своё истинное нутро. — Для начала поклянись, что ты никогда не будешь притворяться кем-то другим. — строго пригрозил пальцем Матвиенко, и Антон тут же часто закивал головой «Клянусь». «Клянусь» — и словно ударил гром. Матвиенко шумно вдохнул горячий воздух и испуганно распахнул глаза. Он хлопнул в ладоши и тут же переместился домой. Каждая клеточка его тела чувствовала, что что-то не так. В груди нарастала паника. Он видит, как на диване лежит весь мокрый Арсений. Ангел кричит от боли, крепко зажмурившись. В уголках его век выступили кровавые слёзы, а сам он крепко обнимал себя руками, пока на них стремительно росли новые раны. В небольших кратерах горели маленькие огоньки, прожигая рану все глубже и глубже. Арсений заскулил и с силой сжал обшивку дивана, словно это могло облегчить его страдания. Он выгнулся струной и по дому прокатился истошный крик, вызывающий в ушах Матвиенко звон. — Твою мать… — испуганно шепчет Матвиенко и берёт ангела за руку. Арсений тут же крепко сжимает ладонь и хнычет в перерывах на душераздирающий крик. — Я меняюсь с тобой подопечными. — произносит Серёжа и его ладонь окутывает мягкий свет. Арсений вновь кричит, когда на его теле начинают появляться новые раны. Серёжа расстегнул кровавую рубашку ангела и с ужасом обнаружил, что всё тело Попова было усыпано ранами, которые с каждой секундой заполнялись огнём и буквально прожигали тело парня насквозь. — Скажи это! — кричит Матвиенко, нервы которого давно уже начали сдавать. — Сука, говори!!! Глаза медленно застилает пелена слёз, и он сжимает руку в ответ. — Пожалуйста, ради меня. Скажи «Принимаю». Просто «Принимаю»! — кричит Серёжа, послав к чёрту голосовые связки. Он никогда не испытывал такой ужас. Он никогда не видел наяву как сгорают ангелы, и сейчас ему стало очень страшно. — Прошу, Арс, позволь мне спасти тебя! У меня же кроме тебя совсем никого нет… Пожалуйста, Арс…— всхлипнул он, обхватив ладонь Арсения двумя руками, и поднёс ко лбу. — Господи, помоги. — П…принимаю… — дрожащим и хриплым голос произносит Арсений, чувствуя неимоверную слабость в теле. Ему вдруг очень сильно захотелось спать. Настолько, что веки закрывались, а самое главное: он перестал чувствовать боль. Он сделал глубокий вдох и медленно выдохнул, прикрывая глаза. Свечение, исходящее от руки Серёжи, перешло на руку Арсения и сейчас их рукопожатие означало, что подопечным Арсения вновь является Антон Шастун. Серёжа хлопает ладоши и переносит их прямо в гостиную Шастуна, где он, кажется, после разговора с Серёжей так и не смог сдвинуться с места. Антон рвано вдохнул и подбежал к Арсению, чувствуя, как к горлу подкатывает ком, мешающий дышать. Он видит мертвенно-бледного Арсения, на теле которого не осталось и живого места. Теперь алые кратеры, которые, кажется, старались просверлить дыру в теле ангела, покрылись пеплом. Антон опустился на колени и аккуратно приподнял тело Арсения, чтобы крепко обнять. Нарастающий гнев в перемешку с горьким отчаянием накрыли Антона с головой. Он винил себя. Антон скулит, прижимая Попова к себе и умоляет его открыть глаза, пока рядом с ним сидит Серёжа, опустив голову, но Антон его больше не видит. — Арсюш, пожалуйста, открой глаза. — жалобно просит Антон, прижимаясь губами ко лбу ангела. — Я тебя очень сильно люблю, пожалуйста, не покидай меня… Но Арсений наконец обрёл покой. Его больше не мучили постоянные адские боли. Теперь он не переживал, как лучше; не думал о том, что поступает плохо; не надеялся, не мечтал, не чувствовал. И впервые… Не любил. Антон громко цедит сквозь сжатые зубы что-то неразборчивое и прерывистое и крепко обнимает Арсения, содрогаясь каждой клеточкой тела. Ангел словно спит, но его ресницы уже не подрагивают, а грудная клетка не вздымается, чтобы сделать вдох. Антон целует Арсения в висок и нежно поглаживает его волосы дрожащей рукой. Вдруг он почувствовал, как его накрыла волна мурашек, словно по комнате прошёлся неизвестно откуда взявшийся сквозняк. Ветер пронёсся мимо, разбирая Арсения, словно песочного человечка — по крупинкам. Секунда. И теперь уже ничего не говорило о том, что минутой ранее Антон обнимал здесь Арсения. Серёжа закрылся своими могучими крыльями от внешнего мира, создав над собой купол, обнял руками колени и уткнулся в них, громко рыдая. Теперь он остался совсем один. Антон с силой сжал кулаки, но вдруг почувствовал, как что-то острое воткнулось ему в ладонь. Он разжал кулак и обнаружил в ладони маленькое белое перо. — единственное напоминание о том, что Шастуну это не приснилось. Он бережно погладил указательным пальцем пёрышко и задрал голову, чувствуя, как из груди рвётся отчаянный крик, разрывающий глотку и сердце в клочья, заставляющий любого сжаться и покрыться мурашками. — Солнышко моё… — шепчет он, смотря с бесконечной нежностью на маленькое перо сквозь слёзы.***
Прошло уже две недели с тех пор, как Антон стал не жить, а существовать. Сейчас он бродит по улице совсем не разбирая дороги. Парень и не замечает, как резко начинает темнеть, но, погружённый в свои мысли, он всё ещё идёт куда-то. Шастун останавливается на мосту и кладёт руки на перила. Он устал. Он просто устал. Парень закрывает глаза и глубоко дышит, позволяя ветру трепать его волосы. Только сейчас Антон замечает присутствие другого человека. Он поворачивает голову и вытягивает раскрытую ладонь. Мужчина замирает и смотрит сначала на парня, а потом на ладонь. Он перекатывает во рту кончик зажжённой сигареты и молча достаёт из пачки ещё одну. — Не рано ли? — скорее для галочки спрашивает мужчина, но всё же отдаёт сигарету. — Не ваше дело. — тихо отвечает Антон, смотря на закатывающееся солнце. — Ты прав… Я никто, чтобы запрещать тебе что-то. — хмыкает мужчина, выдыхая сизый дым. — Вы любите мою маму? — неожиданно задаёт вопрос Шастун после пары затяжек. Вопрос застал Стаса врасплох. — Конечно. — сглатывает он и взволнованно смотрит на парня, пустой взгляд которого всё ещё был устремлён в закат. Антон кивает своим мыслям и тушит сигарету о перила. Он собирается уходить, но что-то в последний момент заставляет его остановиться. Парень оборачивается через плечо, смеряет мужчину внимательным взглядом и произносит: — Она любит пионы. Белые. А на ромашки у неё аллергия. — и уходит, оставив мужчину наедине со своими мыслями.***
— Хоть что-то ты сделал правильно, идиот… — дрожащим голосом обращается к себе Антон и смотрит высоко в небо. Он верит, что Арсений не исчез совсем. Возможно, он просто находится в другом месте, из которого не возможно так просто выбраться даже ангелам. — Я люблю тебя, Арс…Свет.
Ночь.
День.
Ты — человек.
Я — тень.
Твоя.
Хожу с тобой.
Бегу.
Не спотыкаюсь.
Я тебя люблю.
И каждый день
Тобою
Восхищаюсь.
Моей судьбе 17 лет.
В ней нет покоя и застоя.
И сна в ней нет.
Есть тысячи вопросов.
Кого спросить?
Себя?
А может, Бога?
Спрашиваю:
— Зачем живу? — шепчет Антон в унисон с Матвиенко, который сидит на крыше дома и так же, как и Антон, смотрит на звёздное небо. Ответ: Живи. — словно эхом раздаётся в головах тихий голос Арсения. — Зачем я иногда себя на клочья разрываю? Ответ: Живи. — А для чего нам мир? Трава растёт, И дождь идёт. — Это и есть твой невидимый кумир. — льётся ласковый шёпот, заставляющий сердца парней болезненно сжаться.