Шестнадцать с чем-то

Страшна ли смерть на самом деле? Куда страшнее жить в неведении, страхе и загадывать сколько же времени есть у твоего родного человека. Сколько времени есть у вас двоих. —Я не стану оставлять тебе тайных писем, посланий или стихов, -хриплым ото сна голосом шепчет Хёнджин в динамик телефона. —И записи на стенах.. Я унесу их с собой в закрытый гроб. —Неужели.. -голос в ответ дрожит. —Неужели.. ты не оставишь мне ничего.. ничего на память? Неужели оставишь меня? - так и не произносит Феликс. У Хёнджина грудная клетка трещит по швам —СБС, -шепчет Феликс Хёнджину в спину. —Что это значит? —Смертельная болезнь сердца звучит страшно, но СБС.. вполне приемлемо. Как название химического элемента. —Феликс, нам не нужно каждый раз говорить на эту тему, тебе страшно, я знаю. —А тебе разве не страшно? -перевешиваясь через чужое плечо спрашивает он. —Не страшно умирать? —Мне страшно расставаться с тобой, а не встречать смерть, -Хёнджин слегка хмурится, часто моргает. —Мне приснилось сегодня, что у тебя под рёбрами птица умерла, а когда я достал её она взлетела.. Тогда тебе стало лучше и мы заснули под яблоней. —Как жаль, что моё сердце не птица, да? -усмехается Хёнджин, наваливаясь сильнее. Вишнёвый сок, кассеты, и сладкий аромат цветущих слив. Из дома через дорогу, прямо напротив разбитого, пыльного окна стоя на табуретке махал рукой Феликс. В синей футболке с машинкой и пластырем на лбу у калитки стоял Хёнджин, копируя действия мальчика. Прозвища приелись с первых же дней. Джинни и Ликси, и только им понятно, какой глубокий смысл эти двое заложили в имена. Каждую ночь делили одно спальное место на двоих, один другому рассказывал истории, вырисовывали пальцами на одеяле узоры по контуру, за завтраком сидели всегда вместе и каждый считал должным дать попробовать еду из своей тарелки, ведь так вкуснее. Феликс продолжал смеяться над тем, как смешно выглядели шлёпки сорокового размера на маленьких ногах Хёнджина, а тот в свою очередь щипал его за бока. Каждый вечер бегали на пастбище на коров посмотреть, а от одной всё время убегать приходилось, с криками, воплями, смеясь и толкаясь. В свои шесть лет Хёнджин обрёл лучшего друга. В свои тринадцать Феликс стал активно познавать своё существо и все прелести полового созревания. За два последних месяца весны он заметно подрос, отчего большая часть одежды стала ему мала. Всё это пол беды. Что делать, когда футболка не налазит на голову или обтягивает рёбра и из под неё выглядывает пупок он знал. Нужно попросить денег у мамы и съездить в город за новой. Но, что делать, когда от прикосновений Хёнджина органы переворачивались, а собственное сердце стучало где-то в ушах он не знал. Феликс часто засматривался на него, пока тот пытался разобраться с телевизором, или настраивал радио на нужную волну, чтобы наконец послушать музыку, а не голос диктора. Украдкой урывал части обнажённого после бани тела. И никак не мог справиться с собственными руками, которые так и наровились прочесать слегка вьющиеся от влаги волосы, провести пальцем в ту самую родинку под глазом, или пересчитать все рёбра, пока тот не выпустит его из своих объятий. И поговорить об этом было не с кем. Спросить что же это такое? Такое странное, блаженное и ноющее чувство внутри. Только, если узнать у самого Хёнджина. —Последнее время я странно себя чувствую.. -сказал как-то Феликс. —Мне хочется.. не знаю даже.. Пришить тебя самыми толстыми нитками к себе, чтобы ты всегда был рядом со мной. Настолько близко, чтоб не было возможности вдохнуть. После того разговора привычные им двоим игры становились более странными, если смотреть на них со стороны, но никто на тот момент не решался сказать о том, с каким нетерпением каждый из них ждал, пока наконец наступит это время. Плотные шторы на окнах перекрывали солнечный свет, создавая полумрак в самой комнате, на фоне шумел старенький телевизор, Феликс несколько секунд смотрел на Хёнджина, который уже лежал на кровати, прикрываясь одеялом по самый нос, а затем и сам забирался под сиреневое, льняное одеяло. Аккуратно, холодными пальцами пробирался под тонкую майку, вёл руками по плоскому животу, слегка задевал большими пальцами соски, каждый раз наблюдая за тем, как Хёнджин задерживал дыхание, а после протяжно выпускал воздух через рот. Обводил кончиками пальцев контур губ, а после тянулся вперёд, чтобы соприкаснуться губами. —Уверен, то, что мы делаем – неправильно, -слегка приподнимая голову и немного ослабляя хватку на чужих плечах сказал тогда Хёнджин. —Разве мы не должны целоваться с девочками? —Тебе не нравится целоваться со мной? -поникнувшим голосом спросил Феликс. —Я тебе не нравлюсь? —Мне нравится целоваться с тобой, Ликси. Нравится то, какие мягкие твои губы и то, как забавно ты причмокиваешь. Нравится запах твоего тела.. —Чем пахнет моё тело? —Сливочным мороженым. Мне нравится обнимать тебя, утыкаться носом в шею и слышать каждый раз твой шёпот о том, что тебе щекотно. И ты тоже мне нравишься, Ликс. Беззаботное детство кончилось, когда Феликсу стукнуло четырнадцать, а Хёнджину пятнадцать. Беззаботное детство кончилось в палате неотложки, когда Хёнджин свалился на пол с душераздирающими криками о помощи. Беззаботное детство Феликса кончилось в коридоре той же больницы, когда врач поставила диагноз: кардиомиопатия. —Не в моей компетенции загадывать такое, но.. В шестнадцать с чем-то будьте готовы.. К сожалению, лекарства от данного заболевания ещё не изобрели, мне жаль. На сиреневом, льняном одеяле распускаются гвоздики в крови. Феликс нещадно сжимает чужую рубашку в руках, зарываясь носом в мокрую от слёз ткань. Кислорода в груди предательски не хватает и он думает, что в пору было бы задохнуться сейчас. Безутешно рыдая, вдыхая молочный аромат он пытается ухватиться за пустую жизнь, а мысли в голове сиреной звенят: "смирись". —Ликс, давай с тобой фотографию сделаем, -Хёнджин держа фотоаппарат в руке подзывает его ближе. —Фотографию.. -Феликс качает головой в разные стороны, отползая лишь дальше. —Зачем нам фотографироваться? —На па.. —На память? -перебивает он. —На какую память, Хёнджин! Ты не распрощаться ли со мной собираешься? —Ликси, тише-тише.. Это просто фотография. —У меня ощущение, что это предсмертная просьба.. Я не хочу.. —Не понимаю тебя.. —Хёнджин, ты никогда не слышал о том, что люди перед смертью.. чувствуют, что скоро умрут? —Нет, не уверен, но скорее нет не слышал. —Ты что-то чувствуешь, Джинни? -с опаской уточняет Феликс. —Пожалуйста, скажи мне, если тебе плохо. В ином случае я лягу с тобой в один гроб, Хван. —Эту фотографию я хотел отдать тебе перед твоим отъездом в город.. —Я вернусь в четверг, неужели ты думаешь, что я забуду тебя за неделю? В провинции Чхунчхон-Намдо непривычно тихо сегодня. Феликс быстрым шагом идёт по разбитой дороге, минуя заброшенную ферму, пару соседних домов. На ходу снимает новые кроссовки, раскидывая их по разным углам прихожей, ставит пакеты на лестницу, вытаскивая из одного небольших размеров коробочку, надевает шлёпанцы и несётся к дому напротив, хлопая скрипучей калиткой и настойчиво стуча в окно. Занавески дёргаются, кажется лицо бабушки Хёнджина, а спустя несколько секунд открывается дверь. Женщина долго смотрит на мальчика, застёгивает пятнистую кофту и зовёт за собой. Вновь разбитая дорога, в дали лес, а за ним незнакомая Феликсу деревушка. —Бабушка Ная, извините.. -наконец решается подать голос мальчик. —Но я к Хёнджину хотел зайти.. —Так, милый, мы к нему и идём, -хрипит старушка в ответ. Феликс всматривается в лицо женщины дольше, чем того требовалось. Подмечает, что та сильно постарела и морщин как-будто больше стало. Переводит взгляд вперёд, всматриваясь в деревья, замечая массивные ворота. —Небесные ворота.. -шепчет Феликс, не веря своим глазам. —Не дождался.. —Милый, -зовёт его женщина, доставая из кармана кофты сложенный лист бумаги. —Возьми и побегай. Феликс выхватывает записку и несётся со всех ног вниз по склону. Могильные камни вместе с тёмными, разбитыми оградками мелькают перед глазами, лёгкие нещадно болят и туман перед глазами рассеивается с каждым хлопком ресниц, застилая глаза вновь и вновь. Срывая цепь, он дёргает ограду на себя, падает на землю, сгорбившись перед недавно погребённой могилой, с коричневой сырой землёй, многочисленным разнообразием искусственных цветов и венков. —Дурацкая фотография, будь она проклята, -осипшим голосом шепчет Феликс, поднимая взгляд на надгробие. Чёрный мрамор, а на нём белое изображение такого родного и до боли знакомого лица. Длинные волосы, передние пряди убраны за уши, лёгкая улыбка и слегка прикрытые глаза-щёлочки и даже эта чёртова родинка так отчётливо видна на могильном камне. Феликс проклинает все на свете часы. Он помнит дождь, слякоть, орхидеи, слова, парфюм, переплетенье рук, ошибки, ссоры, поцелуи, лето, вкус ветра на губах. Ванильно-жемчужный голос, блеск медных глаз. —Знаешь почему сегодня светит солнце, Джинни? -говорит Феликс, открывая коробочку, которую сжимал до этого в ладонях. —Потому что она не признаёт твоей смерти.. -высыпает чёрную землю в руку, поправляя молодые листья Дицентры. Цветка в форме сердца. —Знаешь почему я плачу, Джинни? -откапывает рядом с могилой лунку, не обращая внимание на грязь, которая скапливается под ногтями. Высаживает цветок. —Конечно, ты знаешь.. Прошу, оберегай этот цветок. Спасай от ливня и сильного ветра и дай лучам солнца ему зацвести. Твоё сердце было иным и часто приносило тебе боль, поэтому, я принёс тебе новое.

Здравствуй, мальчик с самыми горячими руками. Две ночи мне мерещится гроза. Я прошу простить меня за то время, когда писал тебе без конца. Я чувствую ансамбль чувств и ощущаю краски мая. Прошу, вспоминай дни, недели и года в самых скрытых, потаённых мечтах. Вини во всём мои глаза, с невинной, ветренной улыбкой. Вини меня, только не плачь. Я когда-нибудь снова встречу тебя, только на другом конце мая. Я никогда не отрекусь от своих слов, где обещал любить тебя всю жизнь. Я любил тебя всю эту жизнь, буду любить во всех последующих. Я как-то сказал тебе, что унесу вместе с собой все воспоминания, записки, письма, стихи.. Коробка лежит в моей комнате на верхней полке в шкафу. Попроси мою бабушку, чтобы впустила тебя. Обещай лишь, что не станешь пересматривать всё то, что лежит в ней слишком часто. Я люблю тебя Феликс, проживи эту жизнь за двоих

—Спи спокойно, Джинни.. Шестнадцать с чем-то...