In the City of Dust

Огни полицейского участка освещали тротуар. Яркие флуоресцентные лампы окрашивали улицу в жутковато-синий цвет, как в фильмах ужасов. Люди, проходившие мимо участка, держались немного ближе к дверям, отдаляясь, когда проходили мимо зданий, между которыми он находился. Он существовал как маяк безопасности среди небезопасных городских улиц. Изуку смотрел на станцию. Он знал, что, вероятно, выглядел странно. Мальчик с рюкзаком смотрит на полицейский участок с мрачной решимостью. Если бы прохожие подошли поближе, они смогли бы увидеть его разбитую губу и расцветающий синяк под глазом. Они смогли бы обнаружить звездообразный ожог на его шее, едва скрытый его яркой толстовкой Всемогущего.  Если бы они посмотрели повнимательнее, они могли бы подумать, что мальчик намеревался возбудить дело о жестоком обращении или нападении. Изуку был глуп, но не настолько, чтобы думать, что это сработает. В тот момент, когда о его беспричудности станет известно, любое дело, которое он подаст, будет незаметно прекращено. Изуку знал, что дискриминация проявляется в гневных ссорах и тихой небрежности.  Кроме того, Изуку был там не для себя. Уже нет.  Изуку чуть выше натянул капюшон, пытаясь утопить свои зеленые кудри в желтой ткани. Зеленые волосы были отличительной чертой, факт, который не поможет ему сейчас, но определенно поможет позже. Когда им нужно будет его опознать. Он натянул маску на лицо и перешел улицу. Никто не обратил на него внимания, когда он подошел к детективу, входящему в здание. Сам мужчина оторвался от папки в руке при приближении Изуку, нахмурив брови. Он выглядел так же, как его фотография в базе данных полиции.  Изуку протянул пакет, с простой коробкой без каких-либо этикеток, заклеенную скотчем.  — Это безопасно, — сказал он, стараясь, чтобы его голос звучал как можно глубже и хрипло. Максимально неидентифицируемо.  Тсукаучи моргнул, глядя на Изуку, когда парень сунул пакет ему в руки. Он знал, что слова Изуку были правдой. По крайней мере, насколько знал Изуку, посылка была в безопасности. — Что это, малыш? — Тсукаучи потянулся к Изуку. Мидория развернулся и убежал. Детектив устроил небольшую погоню, но погоня за ребенком с пакетом и файлами в руках, стала для него слишком сложной задачей. Изуку наблюдал с ближайшей пожарной лестницы, как детектив остановился посреди пустого тротуара. Тсукаучи уставился на тяжелый пакет в его руках. Изуку снял обувь, аккуратно спрятав под неё записку. Она была простой, короткой, подписанной его именем. Он написал ее несколько недель назад, когда нашел на своем столе паучьи лилии. Тогда ему пришлось перерыть десятки статей, чтобы узнать имя девушки, раз за разом видя лишь описание Беспричудного. Ее звали Йошико Сасаки. Не «беспричудная девушка». Изуку знал, что его назовут «беспричудным мальчиком» или «беспричудным школьником». Он знал это. Еще одно подобное письмо было приклеено к холодильнику дома. Он сомневался, что его мама увидит это до того, как к ней приедет полиция. Если до нее доберется полиция. Он хотел написать письмо для Каччана, но не мог придумать, как передать ему его постфактум. Любой способ передать это ему, не предупреждая его о его планах. Не то чтобы он планировал, что это произойдет сегодня. Нет, обстоятельства ускорили его планы. Изуку подошел ближе к перилам, схватившись за сталь трясущимися руками. Внизу мерцал город, всегда движущийся и живой. Не обращая внимания на мальчика на вершине здания. Многоэтажка, где Всемогущий покинул его накануне. Изуку подавил вздох. Он яростно потянул толстовку Всемогущего и, сорвав ее, швырнул на крышу. Мидория смотрел на неё с тяжело вздымающейся грудью, глаза горели, легкие горели, все горело. Почему? Вопрос крутился в голове Изуку с того дня, когда ему было четыре года. С того дня, когда его отец собрал все свои вещи и исчез в ночи. Шесть маленьких букв. Одно маленькое слово. Почему он? Что ужасного сделал Изуку в прошлой жизни, чтобы заслужить это? Чтобы заслужить быть беспричудным человеком в мире, который ненавидит ему подобных? Сделал ли он что-то в этой жизни, чтобы заслужить это? Он так старался быть хорошим. Быть хорошим сыном. Хорошим другом. Хорошим учеником. Он хотел быть хорошим. Он хотел делать добро. Быть героем. Но все были правы. Каччан был прав. И мама. И его учителя, и его одноклассники, и… и Всемогущий тоже был прав. Изуку был слишком глуп, никчёмен и бесполезен. Он не мог быть героем. Он едва ли мог быть человеком. Парень не осознавал, что плачет, пока из него не вырвались рыдания. Пока он не затрясся, пока его ноги не подкосились, и он рухнул на землю, прижавшись лицом к перилам. Изуку плакал, пока слезы не высохли, а рыдания не превратились лишь в всхлипы. Он плакал, пока паника, страх, гнев и горе не утихли. Пока он не выдохся. Это будет быстро. Он будет лететь всего мгновение, а потом станет никем. Не похоже, чтобы он был кем-то с самого начала. Мидория надеялся, что полиции пригодятся его записные книжки. Может быть, чтобы передать их профессионалам и показать им их слабые места, чтобы они могли это исправить. Возможно нет. Вероятно, это были не более чем бесполезные, тупые каракули фанатика.  Но он хотя бы попытался, верно? Изуку отодвинул сумку в сторону, к кроссовкам. Он аккуратно их расставил. В конце концов, его мама заплатила за них хорошие деньги. Она, вероятно, не может вернуть их, но, возможно, она может отдать обувь кому-то, кто действительно в ней нуждается. По крайней мере, она могла бы продать его мобильный телефон. Он всхлипнул, вытирая слезы с лица. Изуку поднялся на ноги, расправляя плечи. Он медленно выдохнул, перебрасывая ногу через перила. Заживающие ожоги болели от напряжения. Его тело болело, как всегда, но какая-то часть его чувствовала себя легче. Парень подтянул другую ногу, прислонившись спиной к перилам. Ветер трепал его волосы, унося последние редкие слезы. Изуку улыбнулся. Скоро все закончится. Он надеялся, что его следующая жизнь будет лучше.  — Это падение будет довольно долгим. Голова Изуку закружилась. Его зрение на мгновение поплыло, прежде чем снова сфокусироваться на фигуре, балансирующей на перилах рядом с ним. Одетый во все черное, затенённый на фоне резкого света окружающих зданий. Изуку прищурился. Его сердце подпрыгнуло к горлу, и он с трудом проглотил его. Сотриголова уставился на Изуку, приподняв бровь. — Что ты здесь делаешь, малыш? — спросил он без интереса. Он крепче сжал перила, глядя на улицу внизу и снова посмотрел на героя.  — Наблюдение за звездами? — неуверенно ответил он. Глаза про-героя устремились к небу с задумчивым мычанием.  — В пасмурную ночь? За перилами? Щеки Изуку горели. Он отвернулся с нервной улыбкой. — Да, не лучшее мое оправдание. — Тогда давай придумаем что-нибудь получше, — сказал Сотриголова. — по ту сторону перил. Изуку снова почувствовал, как слезы наворачиваются на его глаза. И черт возьми, разве он и раньше не был самым большим плаксой? Он поднял голову, чтобы моргнуть, прекрасно зная, что это не поможет.  — Малыш? — Нет смысла, Сотриголова-сан, — сказал Мидория, едва сдерживая дрожь в голосе. Его губы дрожали, когда он оглянулся на подпольного героя. Один из любимых героев Изуку. Мысли вернулись ко Всемогущему, и он быстро исправился. Его любимый герой. На его лице отразилось легкое удивление. В его глазах застыл вопрос. Он слабо покачал головой.  — В чем? В придумывании творческого оправдания? Изуку подавился смехом, фальшивым и лишенным радости. Он покачал головой, зажмурив глаза. Ему просто нужно было отпустить перила. — В попытке спасти меня. Сотриголова фыркнул, что-то похожее на вздох или смешок. Или что-то среднее. Изуку держал глаза закрытыми, даже чувствуя, как что-то оплетается вокруг его запястья. Какая-то отдалённая часть его осознавала, что это было оружие захвата. То, на которое Изуку потратил месяц, пытаясь понять, как оно работает.  — Думаю, судить об этом буду я, — сказал герой. Его прежде скучающий тон стал как-то мягче. Изуку оглянулся на него, но тот смотрел на городской пейзаж. — Я беспричудный, — сказал Изуку. Голос дрожал, как и всегда. — Я уверен, что вы знаете статистику. Если я не сделаю этого сейчас, я обязательно сделаю это позже. Так что? Не стоит, верно? — Почему это имеет значение? Парень вздрогнул от этих слов. Его пальцы потеряли хватку, и он наклонился. Паника охватила Изуку, и он испуганно вскрикнул. Его дернули назад, обратно через перила на крышу. Оружие захвата Сотриголовы обмоталось вокруг его туловища. Изуку уперся руками в пол, его желудок вздулся от того немногого, что он успел съесть. Он судорожно всхлипнул, прижавшись лбом к крыше. Рука гладила его по спине успокаивающими кругами.  — Отпусти это, малыш, — сказал герой. Изуку оставался так в течение, казалось, часов, но, может быть, и минут. Он медленно оглянулся на Сотриголову, который смотрел на него мягкими печальными глазами. Про-герой кивнул и убрал руку. Изуку медленно сел, его взгляд вернулся к рюкзаку, ботинкам и предсмертной записке. Эти двое, школьник и про-герой, сидели молча несколько долгих минут. Изуку смотрел то на Сотриголову, то на землю, закусив губу. В конце концов, герой вздохнул. —Что такое? — Ты именно это имел в виду? — спросил Изуку. — Что? Изуку сгорбился, уставившись на свои ноги в носках. Он был босиком. Перед кумиром. — Что моя Беспричудность не имеет значения? Сотриголова какое-то время смотрел на парня с задумчивым выражением лица. Он вздохнул и покачал головой. — Твой статус причуды не определяет твою ценность, малыш. — сказал он. — Ты… — Изуку оборвал себя, стыд пронзил его. Он уже получил один комплимент, зачем настаивать на большем? — Я? — спросил Сотриголова. — Скажи это. Он поднял плечи, прежде чем воскликнуть:  — Думаешь, я могу быть героем? Мидория глубоко вздохнул, пока герой некоторое время наблюдал за ним. В конце концов профи вздохнул, засунув руки в карманы.  Он вздохнул. Сердце Изуку пропустило удар. — Ага, — сказал Голова-ластик, пожав плечами, и глаза Мидории расширились. — Это потребует много работы, но я не понимаю, почему ты не можешь быть героем. Что-то ослабло в груди Изуку, словно нить порвалась. Он поник, но мягко улыбнулся про себя. — Спасибо. — Не благодари меня за то, что я сказал тебе правду. — Ну, мне еще никто такого не говорил, — заявил Изуку, чувствуя рядом с собой щетину героя. — Так что все равно спасибо, Сотриголова-сан. Теперь, когда первоначальная паника улеглась, в голове всплыло миллион вопросов. Пальцы дернулись, жаждая ручки и бумаги. Он открыл рот, чтобы задать два, а то и десять вопросов. Изуку захлопнул рот, когда про хмыкнул и поднялся на ноги. Сотриголова протянул руку, а парень уставился на неё. — Да ладно, — сказал подпольный герой, слегка встряхнув руку. — Позволь мне проводить тебя домой. Тепло в груди Изуку сжалось при мысли о возвращении домой. О возвращении в холодный дом с почти отсутствующей матерью. Он не хотел встречаться с пустым взглядом Инко. Или, что еще хуже, встретиться с ней лицом к лицу после того, как она найдет записку. Вероятно, она была бы разочарована, обнаружив, что Изуку все еще жив. Мужчина, казалось, почувствовал его нерешительность, когда Изуку поднял взгляд с натянутой улыбкой. — Все в порядке, Сотриголова-сан, — сказал он. — Я могу дойти сам. — Я не очень-то доверяю тебе ходить самому, — сказал герой. — Кроме того, твои родители, вероятно, беспокоятся о тебе. В груди Изуку горел жар. Он издал нервный смешок. — Сомневаюсь, — сказал он мягко и горько, но герой подполья не пропустил комментарий по поводу пустой, тихой крыши. — Почему? — подтолкнул Айзава. — Моего папы больше нет, — сказал Изуку, слегка пожав плечами. — Моей мамы не будет дома до завтрашнего утра. Они разделяли небольшое противостояние, когда бровь Сотриголовы дёрнулась. В конце концов подпольный герой вздохнул и вытащил телефон, казалось бы, из ниоткуда. Он что-то быстро напечатал, и Изуку вспыхнул от смеси беспокойства и любопытства. Про убрал телефон и снова протянул руку.  — Да брось. Изуку вздохнул и потянулся к протянутой руке. Сотриголова легко поставил его на ноги. Он держал руку на плече Изуку, собирая его вещи. Парень поспешно обулся, прежде чем последовать за героем обратно ко входу на крышу. Когда они спускались по лестнице, Мидория был на шаг позади него, когда мужчина сказал:  — У меня есть разрешение на экстренную приемную семью, — объяснил он. — Ты можешь остаться у меня на ночь, а завтра вернуться домой, хорошо? — Что? — сказал Изуку, уверенный, что неправильно расслышал Сотриголову. Герой оглянулся на парня, стоящего на ступеньку выше. Отсюда Изуку был на уровне про-героя. — Ты останешься сегодня со мной — повторил он. Тепло снова наполнило Изуку, и наконец на его лице появилась улыбка. Ластик моргнул, выглядя немного удивленным. Герой отвернулся.  — Пойдем. Уже поздно, и тебе нужно поспать. Шота, как правило, не любил, когда его вызывали в участок ​​во время патрулирования. Ему нравилось заниматься делами, доставлять негодяев в полицейский участок ​​и забирать документы в конце ночи. Это было эффективно. Айзава любил, когда все было эффективно.  Особенно ему не нравилось, когда его вызывали, когда он таскал суицидального подростка по улицам Мустафу. Но Тсукаучи, спокойный и уравновешенный Тсукаучи, прозвучал... отчасти шокировано и отчасти трепетно. Шота не знал, что и думать о том, что он сказал: —Я хочу тебе кое-что показать. — Оставайся здесь, — сказал герой мальчику, Изуку наконец представился, когда они вошли в полицейский участок. Парень немного свернулся калачиком, но кивнул, садясь на один из пластиковых стульев. Он все еще выглядел взволнованным, трясущимся и бледным. Ластик оставил одного из дежурных с инструкциями присматривать за ребенком, прежде чем отправиться обратно. По дороге он написал Хизаши, попросив его спуститься на станцию. Он получил ответ почти сразу.   Хизаши: С Маленьким Слушателем все в порядке? Шота: Да. Тсукаучи позвал меня на обратном пути. Звучало серьезно. Спустись и забери нас. Я уже закончил с сегодняшним вечером и чувствую, что через минуту сделаю еще больше. Кроме того, нужен кто-то, кто будет присматривать за Проблемным Ребенком. Хизаши: Уже даёшь ребенку прозвище? Шота: Заткнись. Он просто хотел вернуться домой и уложить ребенка спать. Шота планировал отправить несколько офицеров проверить дом Изуку завтра, но это может подождать. Прямо сейчас ему нужно было увидеть то, что детектив хотел показать ему. Он определенно не ожидал стопки блокнотов. Их было не менее двух десятков, и все они были в идеальном состоянии, за исключением отсутствующей обложки, которая была сорвана. Один лежал в стороне, его края обгорели, а на страницах были следы мокрых пятен. Шота перевел взгляд с Тсукаучи на блокноты, приподняв одну бровь. — Посмотри, — сказал детектив, указывая на книги. Шота открыл один и обнаружил аккуратно подписанное оглавление. Его интерес пробудился, когда он увидел имена про-героев. Популярные, такие как Ястреб и Мируко, были рядом с менее известными. Он заметил, что в сгоревшем недавно дебютировавшие герои. Он нырнул в текст глубже и его желудок сжался в приступе внезапной паники, хотя лицо оставалось нейтральным.  Хорошо прорисованные картинки с подробным описанием. Графики и диаграммы рядом с анализом и теориями. Плюсы и минусы. Сильные и слабые стороны. — Прочитай это, — сказал Цукаучи, пододвигая блокнот к Айзаве, который в какой-то момент сел. Шота чуть не выронил блокнот, когда увидел себя на развороте, а его имя героя было написано аккуратными иероглифами вверху. Он просмотрел три страницы, посвященные ему, значительно меньше, чем большинство других. Но откуда у автора столько информации о нем? Шота был подпольным героем. Он был неизвестен. Он не должен был быть известен. Но детали предполагали, что кто бы ни был автором этих анализов, он знал о Сотриголове значительно больше. Его взгляд задержался на каракулях в одном из углов, наспех написанной записке. Замужем за Сущим Миком? Шота чуть не подавился слюной. Он оттолкнул книгу и поднялся на ноги.  Даже бегло взглянув, Ластик понял, что эти книги опасны. Каждый герой, о котором он мог думать, был предметом по крайней мере трех страниц. Каждый из них был изучен и каждый раздвигал границы того, что, по мнению Шоты, мог удержать анализ. Каждый из них содержал подробные заметки о том, как победить каждого из этих про-героев.  — Что это, Тсукаучи? — требовательно спросил Шота, его скучающий и ровный тон скрывал беспокойство, сжимающееся в его груди. — Кто их написал? — Не знаю, — сказал Наомаса с глубоким вздохом. — Кто-то подошел ко мне и сунул их в руки, когда я входил в участок. Просто сказал, что тетради безопасны, и исчез. — Вы не последовали за ними? — спросил Айзава. Детектив посмотрел на героя, прежде чем покачать головой. — Как я уже сказал, он просто исчез. Шота нахмурился, уткнувшись лицом в захватное оружие. Он глубоко вдохнул металлический запах, прежде чем вернуться к блокнотам. Наомаса откинулся на спинку стула, его усталые глаза приобрели озорной оттенок. Айзава уставился на него. — Ищешь новую долгосрочную миссию, Сотриголова? Ластик вздохнул. Эта ночь оказалась намного длиннее, чем он предполагал. Ему нужна чашка чертового кофе.