Взглядом из темноты посмотри на наш мир.
Где тут свет? Покажи! Кто искал — не нашли.
…
И мои жизненные спутники — это мои фобии
Кто ищет, тот никогда тут света не находит.
— Еще три часа, — беспощадно объявляет отец, и дверь за ним захлопывается, оставляя задыхающегося от слез Клауса на полу. В темноте. Белесые тени появляются незамедлительно, насмехаясь над мальчишкой и окружая его коконом из криков, боли и страданий. Мальчик плачет, умоляет о помощи хриплым голосом, вжимается в стену и теряется-теряется-теряется в темноте и отсутствии света. Здесь царит такой мрак, что разглядеть даже собственные пальцы кажется невозможным, не говоря уже о противоположном конце помещения. Поэтому Клаус, разумеется, кричит, стоит раздаться где-то совсем неподалеку шороху. Нет, в его голове по-прежнему взрывались тысячи чужих мертвых миров, но этот звук отчего-то кажется живым и чересчур неуместным. — Клаус, — раздается шепот, так непохожий на оглушающие вопли духов, окружающих мальчика. — Клаус, не бойся, я рядом. И в следующую секунду его обвивают до боли горящие после ледяного камня руки, прижимая к себе. Кто-то гладит его по волосам, и Клаус не смеет двигаться, боясь спугнуть этот момент. — Клаус, — настойчиво зовет голос, и мальчик наконец начинает догадываться, в чьих объятиях сидит. — Диего? — почему-то шепотом спрашивает он, и слышит в ответ довольный смешок брата. — Что ты ты делаешь? — Я знал, что отец снова заставит спуститься тебя сюда, и… — голос Диего на секунду оборвался, но парень быстро взял себя в руки. — И ты опять будешь кричать. Я не люблю, когда ты кричишь, Клаус. — Но как ты пробрался сюда? Отец же… Я видел, он стоял в дверном проеме, и… И тебя там не было. Никто не заходил. — Мальчик напрягается, на секунду допуская ужасающую мысль, что Диего, который так крепко и по-настоящему обнимает его, не более чем один из призраков. — Он говорил, что сегодня опять заставит тебя… Спуститься в это место. Поэтому я решил заранее забраться сюда, и подождать, пока ты придешь. Чтобы тебе не пришлось быть тут одному. — Запальчиво объясняет тот. — Но… Диего, тут же темно. — Голос Клауса полон того наивного непонимания, которое бывает лишь у детей. — Ты сидел здесь, в темноте? — Я не люблю, когда ты кричишь. — Повторяет Диего, обнимая брата сильнее, и позволяя тому спрятать лицо у себя на груди. Клаус не понимает, как можно добровольно спуститься в эту пугающую темноту, полную духов, только ради того, чтобы успокоить кого-то настолько ничтожного, как он. Клаус не понимает, почему Диего — такой сильный и правильный, такой уверенный в себе и своих силах Диего — хочет нянчится с ним, человеком, который боится собственной силы. Клаус не понимает, но чувствует, как чужие крепкие руки прижимают его к теплому телу, и обнимает брата в ответ. *** — Мы уже давно не дети, — говорит ему кто-то, и Диего стискивает зубы, быстрым шагом выходя из помещения. Рация в левом кармане хрипит, голосом детектива сообщая о том, что в одной из подворотен нашли очередного наркомана с передозом. Сердце у Диего останавливается всего на пару секунд, а потом снова начинает биться — привыкло уже к таким остановкам. Харгривз думает, что это точно не может быть Клаус — он бы не умер так глупо, он всегда рассчитывал дозы, всегда выкарабкивался в самый последний момент. Возможно, потому, что ему слишком не хотелось оказаться в загробном мире, который и так слишком долго преследует его. И все-таки Диего садится в машину, заводит мотор, и едет к детективу. Девушка при его появлении даже не кривится как обычно, только кивает и указывает рукой на переулок, где вокруг бездыханного уже тела суетились криминалисты. Харгривз бросает только взгляд — и сердце снова бьется нормально, а на губах появляется дурацкая, неуместная улыбка. Это не Клаус — фигура не та, да и рост куда ниже, чем у брата. Сколько еще раз придется приезжать вот в такие места, пока он не обнаружит на земле тело Клауса? — Хей, Диего, — раздается голос из-за спины, и Второй еле удерживает рефлексы, чтобы не пустить нож в человека, который так опрометчиво подошел к нему со спины. — Мне… Нужна твоя помощь. Харгривз медленно разворачивается, думая, что не стоит вспоминать Четвертого больше никогда — после такого тот всегда появляется. Вот и сейчас на Диего смотрел повзрослевший брат с бегающим взглядом. — Привет. — Опустим любезности! — нарочито громко и весело отзывается Клаус, начиная тащить Диего куда подальше от настороженного взгляда детектива, провожающего странную парочку. — Ну что ты хотел? — Знаешь, я с этим завязал. Можешь больше не ездить к мертвым нарикам в надежде обнаружить, что я сдох. Я тварь живучая, — лицо Клауса расчерчивает болезненная улыбка, и Диего чувствует себя так, словно получил очередное ножевое ранение. Прямо в сердце, кажется. — Я не надеялся, ясно? Я боялся увидеть там тебя, — Диего делает акцент на глаголе, и брат отшатывается от него, словно прозрев. — Хватит заливать, — неожиданно грубо отмахивается он, снова натягивая свою дурацкую «я-торчок-и-мне-плевать» улыбку. Второй ненавидел эту улыбку. — Слушай, Клаус, мне правда надоело ездить на места, где окочуриваются твои дружки. Картинка всегда одна и та же, улавливаешь? Мертвое тело и куча шприцов вокруг. И мне плевать, будет плевать, — поправляет сам себя Диего, — до тех пор, пока этим телом не окажется мой непутевый братец. — Окей, — Клаус кивает, думая, что не понял ни слова, и достает сигарету из кармана. Закуривает нарочито манерно, пускает дым из сложенных губ. Диего выхватывает сигарету из чужих тонких пальцев и бросает на пол перед тем, как уйти. *** — Нет, расплатишься натурой! — крикнул очередной напившийся мужик, и остальные три таких же мудака в баре довольно захохотали, преграждая Клаусу дорогу к выходу. О, Четвертый никогда еще так не ошибался. Было бы неплохо сейчас вкинуться — пронеслось в голове, когда его распяли на барной стойке и начали ощупывать задницу. Но Клаус завязал в тот момент, когда взглянул в глаза Диего, полные страха тогда, в грязном переулке, когда тот рассматривал чужое мертвое тело. Тело, которое не было Клаусом, но имело все шансы им быть. — Диего, — вырвалось у него хриплое, когда в нерастянутый анус насухую вошел член. Кричать сил не было. Боль разрывала изнутри, и каждый толчок отзывался импульсами по всему телу. Клаус, если честно, не понимал, как насильнику не было больно двигаться в такой тесноте без смазки, но эта мысль промелькнула вспышкой и канула в небытие в следующую секунду. Когда его в очередной раз дернули за бедра, насаживая сильнее, и по ягодицам потекла кровь, появились силы кричать. Но Харгривз не стал. Потому что кто, позвольте спросить, услышит его за пределами этого забытого Богом бара — Клаус помнит, не поминать Господа всуе, но тут нет отца с его вечными занудными правилами, и поэтому Четвертый кроет ангелов матом, не испытывая ни малейших угрызений совести. Скрипит входная дверь, и он даже не смотрит в ту сторону, проваливаясь все глубже и глубже в апатию. Кто знает, возможно там, за гранью, не так плохо? — Пожалуйста, — все-таки срывается с губ шепотом одновременно с громким криком на все помещение. — Клаус?! — О, этот голос он узнает из тысячи, и по лицу на секунду проходится острая и нервная улыбка. — Присоединяйся, — хрипит тот, кто трахает его сейчас, но через секунду хватается за горло, заваливаясь на пол, и Клаус успевает заметить блеснувшее лезвие. То, как Диего дрался, всегда завораживало до дрожи. Движения были отточенными до идеала, на лице — всегда собранность и капля жестокости, сильные руки без сожалений сворачивают кому-то шею. Ножи свистят по всему бару, рассекая воздух и плоть. Большего Клаус не видит, боль становится невыносимой, и он, наконец, проваливается в темноту. В конце концов, Диего всегда сможет его оттуда вытащить, не правда ли?