Под гнётом ледяных глаз

Жизнь в Нью-Лондоне тяжела. Всякий раз, когда рабочий идёт на смену, он прощается с близкими так, словно это его последний рабочий день. Ледяная смерть, что поджидает за порогом дома, не щадит никого. Будь ты рабочий, инженер, медик, кухарка, или высокопоставленный полицейский или священник, потворщик дела самого Капитана, снега заберут тебя. И только угольный Реактор, и Капитан Нью-Лондона, являются преградой на пути этой ужасающей ледяной смерти. В этом отношении Агнии Авель повезло больше, чем многим сотням жителей этого несчастного города. Она- жена Пьера Авеля, одного из пяти ведущих инженеров Нью-Лондона, которых выбрал лично капитан, дабы они трудились в мастерской над разного рода технологиями, которые призваны улучшить жизнь каждого из Нью-Лондонцев. Её дом… Их дом, стоит прямо на центральной реакторной площади. Они являются теми, кто всегда греется от реактора, и кто в меньшей степени страдает от постигшего мир вечного ненастья. Элита нового мира. Впрочем, даже они не защищены от взора Капитана и его двух приближённых, Верховного Капеллана Лоусона, и Главного Комиссара Дорнона. Их люди, полиция и инквизиция, следят за каждым, и всякий, кто хоть немного подозреваем в подрыве «боевого духа» горожан, и «несёт смуту», очерняя великого Капитана, рано или поздно, лишается всего, и оказывается в застенках. И каждый Нью-Лондонец это знает, и каждый живёт под этим гнётом. Правда, для неё это всегда казалось чем-то далёким, и тем, что ни её, и ни её мужа никогда не коснётся. До того злосчастного вечера… — Рада тебя видеть, дорогой! — привычно поприветствовала она Пьера, когда тот вернулся с рабочей смены. Но тот не ответил. Он просто снял свою утеплённую верхнюю одежду, и молча прошмыгнул вглубь дома, прямо к обогревателю. Его лицо было более подавленным, чем обычно. — Что-то случилось? — поинтересовалась она, накидывая на мужа плед, дабы тот поскорее отогрелся. — Капитан нами недоволен… — протянул он, закутываясь в плед и шмыгая носом. — Среди вас появились, как их сейчас зовут, нежелательные элементы? — усмехнувшись переспросила Агния, сама не веря в свою догадку. — Вообще-то да, — отрезал он, и взглянул в заледенелое окно. За ним разбушевалась метель. — С чего это взяли? Опять Дорнон воду мутит? — Если бы, дорогая, — Пьер чуть ли не плакал, — Одного из наших, Лойса, поймали с поличным, когда он расклеивал агитационные листовки в на дальней кольцевой улице. — И что было в этих листовках? — Призывы к тому, что пора свергнуть Капитана Мурра, и провозгласить коллегиальный тип правления. С конституцией, вместо книги законов, и с делегированием полномочий. — То есть… Он считает, что власть не должна принадлежать оному человеку? — Считал, — поправил её муж, и тяжело вздохнул, — Лойса отправили в тюрьму. Даже права на публичное покаяние не дали. Лично капитан прибыл к нам, и назначил бригадира, и сказал, что следующая смена будет суточной. — Но это же невозможно! — возмутилась женщина вскакивая с места. — А что мы можем сделать? Он сказал, что если среди нас был предатель, то и мы, возможно, заражены его чумой. Приказал нам радоваться, что вообще не отправил нас в застенки, а наши семьи не выселил в район охотников! — чуть не плакал мужчина, а затем, вытащил из-за пазухи своего утеплённого кожаного жилета свёрток. — Вот, держи, — не поднимая взгляд промямлил он, — Это паёк на сегодня. Больше двойных пайков нам выдавать не будут… И сказали, что наши близкие на неделю лишены права посещать кухню и Паб. Женщина взяла свёрток, но в горле встал болезненный ком. Развернув его, она увидела, что в металлическом лоточке, размером немного больше ладони, была лишь каша с опилками, и краюха хлеба… Тоже с опилками. Ни мяса, ни овощей. Слёзы заволокли её глаза, но виду она не подала. Пьеру это было сейчас не нужно. — А что с семьёй Лойса? — попыталась она сменить тему, но Пьер ещё сильнее замялся. — Скорее всего, выселены в район охотников… Благо, Капитан распорядился топить там паровой центр, на время дневной смены, так что всё не так уж плохо. Отчаяние и страх захлестнули женщину с новой силой. Ещё совсем недавно, она думала, что репрессии и борьба с «ересью» были чем-то далёким, ведь её муж, один из важнейших людей города. Но сейчас, она не знала, что думать. Никто не мог чувствовать себя в безопасности, и осознание этого, и того, что её семья теперь пожинает плоды чужого предательства, мучали её изнутри. — Не переживай, Пьер, всё наладиться! — попыталась подбодрить мужа Агния. Но, по большому счёту, сама же не верила своим словам. Но, ради мужа, она должна быть сильной. Он, несмотря на его должность и ум, и на то, что являлся человеком весьма крупным, был раним, и мягкосердечен. Ему всегда тяжело давались невзгоды. Но даже так, это он помог ей добраться сюда из Лондона, и это он не дал ей пасть духом. И именно поэтому, она старалась отплатить ему той-же монетой. — Я найду способ решить проблему, — молвила она, разделяя и без того небольшой паёк на две порции. — Только если ты попытаешься переубедить самого Капитана! — попытался отшутиться Пьер. Но его жена восприняла эту мысль целиком и полностью серьёзно. А ведь верно! Поговорить с капитаном! Он же не бесчувственная машина, сросшаяся с реактором, и не сам господь бог. Он должен понимать, что за ошибку одного не должны страдать и все остальные, и их семьи. Правда, с мужем этой мыслью она не поделилась. Вместо этого, они отужинали, и легли спать. Утром, у Агнии были грандиозные планы по спасению своего мужа и себя. После того, как Пьер ушёл на суточную смену, женщина тут-же начала приготовления ко встрече с самым главным человеком в Нью-Лондоне. К слову сказать, она, будучи женщиной тридцати пяти лет, была весьма недурна собой. Всякий раз, когда она ходила за пайками, или в паб, чтобы снять напряжение за стаканом спирта, она краем уха слышала, как рабочие и строители обсуждают её. Да, это были обсуждения в манере весьма пошлой, однако, это всё равно предавала ей некоей уверенности в себе, ведь она могла манипулировать мужчинами. Вытащив из старого сундука, который они с Пьером умудрились привезти из самого Лондона, своё платье, в котором она, когда-то, покоряла мужские сердца, она тут-же его примерила. Оно была таким же, как тогда. Как в те времена, когда она ходила на званые ужины, балы, и ни о каком Великом Морозе и слыхом не слыхивали. Красивое, чёрное, по моде Викторианской Англии, с умеренным количеством камней на корсете, дабы подчеркнуть грудь, и пышной нижней юбкой. Сейчас же, носить его, особо некуда, а потому, она не была уверена, что оно сидит на ней так же, как раньше. И это было именно так. За время долгого путешествия сюда, на север, и за время жизни в столь суровых условиях, при ограниченном питании, она сильно похудела. Щёки впали, грудь уменьшилась, а попа так и вовсе стала плоской. А потому, и в районе груди можно было легко рассмотреть зазор, да и сам корсет уже не обхватывал в плотную. Но, даже так, платье на ней смотрелось недурно, только из-за того, что больше никто, особо, такого не носил. Даже куртизанки в публичных домах носили, максимум, быстро сшитую пышную рубашку, которую легко снять, и не жалко порвать. В остальном же, лишь пуховики, шубы, и множество шерстяной нижней одежды, которую шили как могли. Надев платье, а поверх тулуп, она накинула шапку, и закрыла лицо воротником, и лишь после вышла на улицу, на встречу морозу. И мороз её встретил сразу же своей лютой агрессией. Пусть на улице и не было метели, но термометр, висящий на фонарном столбе, показывал добрые минус шестьдесят, и без утеплённой нижней одежды, они чувствовались намного сильнее. Ветер задувал под края тулупа, и кусал своими ледяными клыками щиколотки женщины, поднимаясь всё выше и выше. Край воротника, тут же, покрылся инеем, символизируя поражения её внутреннего тепла с лютыми холодами. Но она шла вперёд, благо идти было не далеко. Прямо к реактору, к которому из стали и камня пристроили дом капитана, дабы тот мог лучше следить за его состоянием. Она даже не заметила, как края её платья, влачащиеся по земле, испачкались из-за того, что улицы топились трубопроводом снабжающим теплом и энергией весь город, и тающий снег, смешиваясь с землёй, образовывал влажные комки грязи, которые налипали на её одежду и обувь. И вот, дело сделано! Она, обогнув эшафот, добралась до резиденции Капитана Мурра. И там её уже ждали двое гвардейцев, неусыпно стерегущие вход в покои их верховного командующего. — Чего тебе, женщина? — грубым, весьма раздражённым тоном, спросил её один из них. Но Агния была к этому готова. — Я желаю видеть Капитана Мурра! — отрапортовала она, пытаясь горделиво выпрямиться. Но налипшая на туфли грязь, и трескучий холод, продолжавший пытать её, не давали этого толком сделать. Гвардейцы переглянулись. — А я не припомню, чтобы капитан призывал к себе шлюху! — ответил ей второй, и гвардейцы загоготали. — Да как вы смеете? Я жена самого Пьера Авеля, одного из пяти главных инженеров! — тут-же ответила она, вспыхнув от гнева. — Странно, что жена такого важного человека, ходит к другим мужчинам столь легко одетой, — продолжал ехидствовать гвардеец, нарочито бросая взгляд на край платья, выглядывавшего из-под края тулупа. На сей раз, она решила проигнорировать это замечание, ибо сейчас было не до перепалок с грубой солдатнёй. — И всё же, я желаю его видеть! Немедленно! — перешла она на приказной тон. На сей раз, пожав плечами, гвардейцы отступили, и один из них вошёл внутрь дома. Его не было около пяти минут. Агния, даже, начала думать, что эта затея не имеет смысла, ведь её одежда не была рассчитана на то, что она долго будет стоять на морозе. Однако, когда она, было, хотела пойти домой, дверь дома открылась и оттуда вышел гвардеец. Его лицо было весьма и весьма раздражённым. — Проходите, госпожа Авель! — процедил он, делая поклон, и указывая рукой на дверь, — Капитан может вас принять. Женщина тут-же прошмыгнула внутрь. Здесь, мороз отступил, ибо этот дом топился от реактора на прямую. Было, даже, жарко! Иней, и налипший снег, тут-же, обратились влагой на её одежде. — Прошу вас, госпожа Авель, проходите, — послышался голос сверху. Поднявшись вверх по одинокой лестнице, она тут-же оказалась в покоях самого Капитана. Великого, ужасного, и неусыпного Джонатана Мурра. И зрелище ей предстало весьма и весьма разочаровывающее. Этот дом был не просто обычным, а даже маленьким, несмотря на то, что снаружи он казался большим двухэтажным особняком. Небольшой кабинет, уставленный книжными полками, чайным столиком, и письменным столом, который был придвинут прямо к пульту управления генератором. Как раз именно за этим столом и сидел капитан, и, узрев его вблизи, она не могла не изумиться. Это был юноша младше её на добрые десять лет. Одетый в рубашку, брюки, и кожаную жилетку, на которой висел фонарь, питающий его протез, которым тот, периодически, делал записи в одной из своих многочисленных записных книжек. Невысокий, щуплый, но с уже очень и очень изнурённым выражением лица, и холодным, словно сам Великий мороз взглядом. — Чем обязан? — спросил он её абсолютно безучастным голосом, и, даже, не поднимая взгляд. — Я пришла поговорить! — И что же от несчастного капитана нужно жене «самого лучшего инженера Нью-Лондона»? — уточнил он, наконец, поднимая взор. Под глазами были видны явные синяки, символ хронического недосыпа. «Видимо, он и сам работает круглыми сутками…» — подумала женщина, оглядывая его. А он, продолжал на неё смотреть. Почти не моргая. Лишь изредка потирая подбородок, заросший трёхдневной щетиной. — И так? — уточнил он, поднимая бровь и вздыхая от нетерпения. А Агния, натурально, растерялась. Она не думала, что ей придётся общаться с тем, кто сильно её младше. И уж тем более, с тем, кто не смотря на возраст, стоит куда выше её по положению. — Позволите снять верхнюю одежду? — спросила она, запнувшись, и оглядывая помещение в поисках вешалки. — Извольте, — ответил он, и вновь наклонился к бумагам. — А… — Можете прямо на диван или кресло, — уточнил он, указав в сторону окна, из которого открывался обзор почти на весь город. И прямо под этим окном был небольшой, потрёпанный жизнью диван, на котором уже лежал ворох верхней одежды. Агния повиновалась. Собственно, именно этого момента она ждала. Скидывая тулуп, и демонстрируя платье, сохранившееся от былых времён, она чувствовала себя богиней, и была уверена, что капитан наблюдая за ней, открывает рот от изумления… Но всё было иначе. Когда она развернулась к нему, то обнаружила, что тот вообще не обращает на женщину никакого внимания, а только делает какие-то записи, изредка поглядывая на пульт управления. — Простите? — почти возмутилась она, чем вновь вернула его внимание. Но Мурр даже бровью не повёл. Просто оглядел её, и в его глазах блеснул немой вопрос. Но вопрос не восхищения, а, мол, чего надо. — Я бы хотела поговорить с вами о судьбе инженеров из главной мастерской! — По поводу того, что я ввёл им суточную смену? — уточнил он, вздыхая, и поднимаясь из-за стола. — Именно, мне кажется, что это несправедливо! За преступление одного не должны страдать все! А если это станет тенденцией? Народ будет роптать! — выпалила она, глядя на то, как Джонатан, словно не замечая её, прошёл к окну. — Люди всегда роптают, — протянул он, и жестом указал ей на вид из окна, — В этом городе живёт три сотни людей. Когда я только начинал, их было восемьдесят. Из палаточного лагеря у старого реактора, он превратился в натуральный промышленный мегаполис. Если бы я всякий раз брал во внимание, что кто-то будет что-то говорить, то вы бы все вымерли от холода и голода. — И вы считаете, что такие суровые наказания для их семей, это нормально? — возмутилась она, подходя к капитану почти в плотную. В это мгновение, она поняла, что он, хоть и был ниже, и тоньше её Пьера, но держался необычайно крепко. Он не просто стоял, а возвышался, несмотря на рост. — А, как по-другому прикажете сохранить порядок? — спросил он, повернувшись к Агнии, и она подметила, что на мгновение его взор проскользнул по её декольте. — Показать себя куда более понимающим лидером? — Я был понимающим… И это мне стоило того, что мой город чуть не убил меня, когда появились Лондонцы, — ответил он, вновь отвернувшись. — Знаете, как вас зовут горожане? Диктатором! — уже не выдерживала она, теряя над своими чувствами и мыслями контроль. Но тот, лишь, заинтересовано вскинул бровь? — Правда? Как интересно. А, может, лучше звать меня спасителем? Ведь если бы я не гонял их работать, и не искоренял смуту, то ни города, ни их самих не стало, — процедил он, буквально плавя женщину взглядом. Под ним хотелось исчезнуть, пасть на колени, и молить о прощении, ведь прямо сейчас она ходила по очень тонкому льду. Но понимание того, что она вывела его на эмоции, дало ей надежду на то, что прямо сейчас она сможет им манипулировать. Агния была женщиной из крепкого теста, и так легко никогда не сдавалась. — Госпожа Авель… — продолжал он, — Вы хоть понимаете, скольких таких как вы я принимаю почти ежедневно? А сколько ещё обо мне говорят за глаза? И я выслушиваю, не смотря на то, что даже возможность роптать у вас отнять очень хочется! Но я этого не делаю, потому что понимаю, что обывателям не всегда понятно, что нужно делать ради того, чтобы этих самых обывателей спасти от ледяной смерти! — Простите меня, капитан! — тут же молвила она, делая поклон. И поклониться она старалась как можно ниже, ведь прямо сейчас, между её грудью и чашечками корсета был небольшой зазор, и она надеялась, что в это мгновение, молодой капитан узрит её соски и сменит гнев на милость. Именно ради этого момента она и не стала ничего подкладывать, даже не смотря на холод. — Я правда, стараюсь понимать ваши действия, — продолжала она, — Но вы правы, простому люду не понять, что в голове у правителя, тем более, что вы каждый день боретесь со стихией один на один! Агния подняла взор, чтобы следить за реакцией капитана. И, очевидно, он обратил внимание на её нагую часть, которая «невзначай» ему открылась. Она была уверена, что молодой, уставший, и обезумивший от власти человек легко поведётся на её лепет, особенно после такого. А дальше, он будет в полной её власти. — Вы отлично умеете давить на больное, и льстить, — протянул он, отворачиваясь, — Даже позволили мне лицезреть ваши прелести, но таким меня не проймёшь. Шок обрушился на женщину словно лавина. По спине пробежал холодок, и она, инстинктивно, выпрямилась, и попыталась натянуть край декольте как можно выше. — Простите… — выдохнула она, и в её голосе была заметна дрожь. — Не скрою, без женской ласки мне тяжко. Однако, таких как вы, я повидал тоже много. Иные, даже, пытались мне подсовывать своих маленьких дочерей, думая, что я мужчина своеобразных наклонностей. — Обычно так говорят, когда мужчину соблазняют мужчины… — попыталась отшутиться Агния, но страх никуда не ушёл. Он, как мороз при отключении реактора, пронизывал до самых костей, и вызывал неконтролируемую дрожь. — А вот против мужчин не имею ничего. Главное, чтобы были ухожены, — ответил он, вернувшись за рабочий стол. — П-простите… — Если вы думали, что сможете так меня развести на помилование, то ошиблись. — Я… я не хотела помилования. А лишь безопасность для непричастных, — промямлила она, потупив взор. — И вы готовы были ради этого лечь под меня? Это смешно… Усмешка в голосе юноши резала горячее сердце Агнии, словно кинжал. Страх отступил, вменившись лишь обидой, стыдом, и гневом. — Да, готова была! Потому, что я люблю своего мужа! Потому, что я беспокоюсь и за себя, и за его друзей, которых вы обрекаете на голодную смерть! Вы же вчера им выдали пайки с опилками! А у них же дети! — выпалила она, наклонившись над рабочим столом. Платье вновь приоткрыло её грудь. — То есть, именно от большой любви, вы готовы раздвинуть ноги? И эта праведность вас толкает на поведение отпетой шлюхи? — ударив протезом по столу, и вскочив с место, капитан окинул её полным призрения взглядом. — Если это нужно для чьего-то блага, то да… — процедила она, вновь оказавшись под давлением его холодных глаз, — И вы должны понимать… что ради спасения кого-то, приходится предавать свои принципы и свою природу… — То есть, вы жертвуете собой? — спросил он, вскинув бровь. — Д-да… — неуверенно ответила женщина, и тут-же, молодой капитан схватил её за край декольте, и верх платья с треском разорвался. От этого этого движения, Агния едва не упала на стол. Инстинктивно отшатнувшись, ей удалось удержать равновесие. Стоя перед тем, от кого зависела её судьба, она готова была ко всему. — Тогда я готов пообещать, что вам, и близким других инженеров ничего не грозит, — процедил он, после чего, одним махом скинул со стола все бумаги и инструменты, что до этого на нём находились, — И, пожалуй, принимаю условия сделки! Капитан тут-же обошёл стол, и грубо схватив женщину за запястья, повалил её на столешницу. — Вы… — шокировано выдохнула она, глядя юноше прямо в глаза. — Уже готовы отступить? Ненадолго хватило вашей решимости? — ухмыльнулся тот, и в женщине вновь взыграла гордость. В прочем, и страх не исчез, но отступать было поздно, или сейчас, или никогда. — Нет… Но, не думаю, что нужно так грубо! — Уж простите изголодавшегося по женскому телу юнца, — ответил тот, наклоняясь, и припадая губами к её груди. На его лице зияла хитрая ухмылка, — Но сейчас, пора мне устанавливать условия. Его губы и язык тут-же обожгли кожу Агнии, и по спине пробежал мимолётный, но ощутимый разряд наслаждения. Джонатан явно знал, как сделать женщине хорошо, и решил продемонстрировать своё умение на практике. Каждому движению её языка по её напряжённым от прохлады соскам, её тело отвечало всё более яркими и яркими вспышками удовольствия, больше похожими на уколы маленьких иголочек. Но то была не боль. То было чистое наслаждение, которому она не могла сопротивляться, как бы не хотела. Но умом она понимала, что не может себе такого позволить, ибо тогда, это будет настоящая измена. Измена мужу, который сейчас трудится на благо целого города и её лично. Но одно движение руки капитана заставило отвлечься её и от этих размышлений. Плавно, но с характерным напором, он пустил левую руку под подол её платья, прямо к её самому тайному для мужчин месту. Одним движением своих пальцев, он тут-же сорвал с её губ стон. Не сдавленный, не наигранный, а самый настоящий стон наслаждения. И её тело это подтвердило, когда он, погрузив палец глубже, ощутил влагу. Стыд накрыл Агнию ещё сильнее, и она старалась в своей голове найти себе оправдание. Сначала, она убеждала себя в том, что это лишь для мужа. Для его блага. А потом… Потом она начала корить его за то, что тот, уставая на работе совершенно забыл о том, что такое супружеский долг. Стоны сдерживать почти не получалось, даже не смотря на то, что она закусила губу, и на языке чувствовался характерны солоновато-металлический привкус. А за тем, капитан убрал руку, и привстал. Агния поймала себя на мысли, что слегка разочарована, и что её тело требует продолжения. И оно не заставило себя долго ждать. В то мгновение, капитан развернул Агнию на столешнице так, что её ноги свисли над полом, и юбку задрать было проще всего. Но он сделал иное. Яростно рыча, он схватился своим протезом за подол, и начал тянуть. И без того испорченное платье, окончательно превратилось в лохмотья, обнажая правителю Нью-Лондона всё, что порядочные женщины прячут от посторонних мужчин. — Надеюсь, вы поняли, что я не забываю о том, что и дамам нужно получать удовольствие? — проговорил он запыхавшимся голосом, и в то же мгновение упал на колени. Сначала гния была в шоке, ибо раньше, будучи Лондонской аристократкой, она и подумать не могла, что кто-то из мужчин, будет доставлять ей удовольствие таким образом. А когда она вышла замуж за Пьера, то и вовсе забыла о том, что такое существует. Но сейчас, это происходило с ней по-настоящему, и все мысли тут-же растворились. Растворились в неистовом потоке наслаждения, который накрыл Агнию, как только язык Джонатана проник в неё. Протяжный стон, сорвался с её губ, а руки, сами по себе, накрыли затылок юноши, подталкивая его к куда более решительным действиям. И они последовали. Подхватив женщину под бёдра, он положил их себе на плечи, и движения его языка стали куда стремительнее. Он, даже, не забывал о её клиторе, который её муж не всегда умудрялся найти, и разряды наслаждения, становились всё ярче и ярче. В конце концов, один из разрядов оказался на столько сильным, что она не выдержала. Её тело пронзило, спина выгнулась, а из груди вырвался сдавленный, протяжный стон. Казалось, что каждая мышца её тело вторила движениям капитана, многократно усиливая отклик от них. А затем, пришло неимоверное расслабление. Да, мышцы ещё колотило, но на столько счастливой и живой Агния не чувствовала себя уже очень, и очень давно. Её лицо расплылось в улыбке, но по щеке потекла слеза. Это надломленная верность мужу, и вера в свою благодетельность отозвались в изнывающем от оргазма мозгу. — Чую, я вас не разочаровал, — проговорил он, задыхаясь, и вставая на ноги, — Но теперь, моя очередь получать полный спектр удовольствия. На его лице играла широкая, хищная улыбка. Он, словно, поймал добычу в свои сети, и наслаждается, играя с ней. И Агния даже не догадывалась, что большее наслаждение юному капитану приносит факт того, что её тело отзывается на его ласки. Джонатан, тут-же, начал снимать с себя рубашку, и жилет, предварительно повесив лампу, от которой питался протез, на пояс. Скомкав одежду, он с огромным нетерпением бросил её в сторону, и принялся расстёгивать брюки. Но ремешок никак не хотел поддаваться. И тут, в голову Агнии пришла ещё одна мысль, которой она, по началу испугалась… Помочь капитану свершить то, чего, в глубине души, сейчас, она и сама хотела. Её разум, даже, вовремя подкинул оправдание, мол, это всё на благо мужа, и она, не раздумывая, приподнялась, и накрыла руками пах юноши. Даже сквозь ткань брюк, и толстый начёс она чувствовала, сколь сильно его плоть была напряжена, и, казалось, она пульсирует, когда женщина двигает руками. Одним ловким движением, она расстегнула ремешок, и приспустила штаны вместе с исподним, и перед ней тут-же предстал его напряжённый, испещрённый венами, член. — Думаю… теперь моя очередь, — проговорила она, наклоняясь ниже. Но в это же мгновение, Джонатан грубо погрузил пальцы в её кудрявые локоны, и резким движением прижал её к своей напряжённой плоти. — Извините, но терпеть уже нет сил, — процедил он, и протезированной рукой, приоткрыл её рот. Женщина поняла, чего от неё хотят, а потому не стала противиться. Как только её язык обвил горячую головку, с губ юноши сорвался сдавленный стон, больше похожий на рык. — О да… — прошипел он, сильнее надавив на её затылок. Так глубоко она ещё ни разу в жизни не брала, пусть муж её и уговаривал. Не то, чтобы у него, и капитана были прям великие габариты, но всякий раз, когда она ласкала мужчин ртом, она боялась задохнуться, или подавиться. Сейчас же, её мнения на этот счёт не спрашивали, да и сопротивляться она не сильно хотела. Как только, её нос упёрся в лобок юноши, с его губ сорвался очередной стон, и его рука тут-же потянула её назад. Весь член капитана был покрыт её слюной, и блестел, отражая свет уже клонящегося к закату солнца. За тем, Джонатан поднял Агнию, заставив встать на пол. Естественно она повиновалась. Слишком далеко ей пришлось зайти, чтобы теперь давать заднюю. Тем более, что её разгорячённое тело источало влагу, и явно требовало ещё. И на сей раз, одного языка ему будет мало. Всё также грубо, капитан развернул женщину на месте, и толкнул. Она прижалась к столешнице грудью, и ноги подкосились. Однако, такая поза юношу явно не устраивала. Ему не хотелось сгибать колени, и ограничивать себя в движениях, а потому, шлёпнув её по оголённым ягодицам, он грубо приказал ей: «Приподнимись!». И она тут-же повиновалась, стараясь выгнуться, словно кошка, чтобы её таз был на том уровне, на котором капитану будет удобнее. Он прижался ближе. Его член, обжигающим касанием, лёг между её ягодиц, а рука легла на изогнутую спину. — Прогнись… — прошипел он, всё сильнее давя на позвоночник. И женщина, словно окончательно сломавшись под его гнётом, повиновалась. Слегка раздвинув её ноги, юноша пристроился поудобнее, и, наконец, совершил то, чего они оба так долго ждали, и хотели. Он вошёл в неё медленно, до самого упора, пока она не почувствовала своими ягодицами его лобок. Сейчас, его кожа казалась неимоверно горячей. Словно сам реактор. И, к своему стыду, Агния поняла, что это чувство кажется ей приятным. Куда более приятным, нежели ощущение курдюка мужа… А капитан, тем временем, начал фрикции. Из его груди, и груди Агнии, вырвался синхронный стону удовольствия. Сначала он двигался медленно, своей горячей плотью прокладывая себе путь, и заставляя женщину с замиранием сердца напрягать мышцы каждый раз, когда погружался полностью. С каждым движением удовольствия становилось всё больше. Оно, словно маленький комочек, растущий в низу её живота, грел, и бил током, призывая стоны, и учащая дыхание. Оргазм был уже не далеко… И, конечно, с каждым движением, она становилась всё более и более влажной. А чем влажнее она становилась, тем более частыми и грубыми становились движения юноши. В конце концов, он разгорячился не на шутку, а сила его движений, пусть и не много, но сотрясала не только Агнию, но и стол, в который сейчас она упиралась и царапала своими ногтями, пытаясь сдержать стоны, и всё сильнее подступающий оргазм. Под этим напором, и под градом разрядов удовольствия, женщина даже не заметила, что солнце уже почти зашло. Да и ход времени, по большому счёту, её уже не волновал совершенно. Из головы ушли абсолютно все мыли. Все сомнения, все оправдания, и размышления о благе близких были стёрты. Их заменило собой чистое, ничем не замутнённое наслаждение. Стоны её становились всё громче. Скромность улетучилась, и она, даже, позволила себе подмахивать движениям капитана, из-за чего характерные хлопки, кажется, были слышны даже на улице, и гул реактора не был способен их заглушить. А капитан, тем временем, был уже близок. Пусть долгое воздержание, и желание проучить женщину и предали ему сил, а дорвавшись до такого наслаждения, он отдался ему с головой, его выносливость была отнюдь не бесконечна. Под самый конец, он не выдержал, вышел из Агнии, развернул её на спину, и ворвался в неё со всей силой и яростью, что в нём сейчас кипели. И, в такой позе, женщина чувствовала его проникновения куда лучше и ярче, нежели стоя к нему спиной. Закатив глаза, она откинула голову, и только ожидала. Ожидала, когда-же уже очередной оргазм пронзит её тело. А фрикции становились всё чаще и чаще, а из груди юноши срывался рык. В конце концов, финальным аккордом этого действа, стало несколько размашистых и грубых движений, который и принесли ему и Агнии долгожданную разрядку. Как только Джонатан начал кончать, он сильно прижался к женщине, словно, пытаясь впитать всё тепло её тело, а из его груди вырвался стон, вмещающий в себе и наслаждение и усталость. А Агния, как только почувствовала, что горячее густое семя наполняет её нутро, полностью отдалась этому чувству. Обжигающее, поднимающееся всё выше от лобка к животу, наслаждение, соприкоснулось с комком, что всё это время зрел, и распалял её, пока Джонатан буравил её несчастное тело. Её грудь и горло сдавило. Не контролируя себя, она вцепилась в волосы капитана, а её спина выгнулась, в то время, как каждая мышца её тела сделались напряжёнными, и пульсировали, словно от электричества, многократно усиливая нахлынувший её оргазм. Из сдавленного собственными мускулами горла сорвался хриплый стон, знаменуя собой конец их соития. Отдышавшись, Капитан вышел из Агнии, и шатаясь, сел в своё рабочее кресло, даже не думая об одежде. Женщина же, нашла в себе силы встать не сразу. Ещё некоторое время она просто лежала на столе с раздвинутыми ногами, и мутным взором пялилась в потолок. Её совсем не волновало, что прямо сейчас, она лежит прямо перед капитаном в абсолютно неприглядном виде. Оргазм отнял у неё ощущение реальности полностью, и только лишь спустя несколько минут, когда и сам капитан пришёл в себя, и отправился одеваться, она смогла взять контроль над своими мыслями. И первым, что она почувствовала был стыд. Она осознала, что она сделала, и какая картина сейчас открывается мужчине, которому она так легко отдалась. Замужняя женщина лежит, раскинув ноги, по бёдрам стекает семя, а сама она даже не находит сил чтобы встать. Она повела себя как натуральная шлюха, и сейчас её разум не смог найти оправданий этому. И ладно бы, если бы она просто нагнулась, и пару минут потерпела. Это она могла себе простить, ведь на кону была жизнь её мужа. Но то, что она получала от этого удовольствие она простить себе не могла. Преодолевая боль в мышцах, и прикрывая все свои причинные места, она поднялась, и посмотрела на Джонатана. Тот же, надев брюки и накинув рубашку, просто стоял у окна, глядя на город, и курил не весть откуда взявшуюся самокрутку. — Спасибо вам, госпожа Авель, — протянул он. В его голосе ещё слышалась одышка. — Надеюсь, мы в расчёте? — спросила она, так и не найдя в себе силы долго смотреть на мужчину. Вместо этого, она просто буравила мутным взглядом пол. — Будьте уверены, вам, и семьям других инженеров ничего не угрожает. Я распоряжусь, что вы сможете посещать кухню, и получать свою норму пайков, как и раньше. — Б-благодарю… — запнулась она, и перед глазами возник образ мужа. Всё такого-же уставшего, и угнетённого тяготами жизни. Но теперь, она смогла ему хоть немного помочь, и это вселяло, пусть и хлипкую, но надежду. Лишь бы не умереть от стыда и чувства предательства… — Вы можете дать мне одежду? Не хочу идти по городу в одном тулупе. Джонатан не ответил, а вместо этого затушил сигарету, и отправился в сторону лестницы, по которой женщина пришла в кабинет. У входа стоял небольшой сундук, который тот открыл, и тут же вытащил из него простое льняное платье. — Не столь изысканное, как ваше, но куртизанкам нравится! — ухмыльнувшись, проговорил он, и бросил платье прямо женщине под ноги. Да, Агния прекрасно понимала, как выглядит в его глазах. И от этого становилось больно. Её просто попользовали, в обмен на услугу. Или, скорее, взяли на принцип… Сердце вновь за ныло, а по щеке покатилась одинокая слеза. Не говоря больше ни слова, она накинула то несчастное платье, предварительно сняв, и бросив прямо на столе капитана обрывки того, что когда-то она считала самым красивым платьем в своём гардеробе. — Прощайте, — молвила она, так и не найдя в себе сил поднять взгляд. Стыд давил на неё всё сильнее. Она, даже, могла почувствовать его физически, и от этого становилось всё хуже и хуже. — Вы забыли тулуп! — окликнул он её, когда она почти вышла на улицу. И правда, погрузившись в размышления, и сгорая от стыда и неприязни к себе, она не заметила, что собиралась выйти на улицу в одном лишь лёгком льняном платье. А за окном, тем временем, уже был глубокий вечер, и даже небольшая такая прогулка означала верную смерть от переохлаждения или пневмонии. Однако, сейчас, она вполне рассматривала такой вариант развития событий, лишь бы отмыться от того, что она чувствовала себя предательницей. Предательницей любимого мужа. Нехотя, она вернулась на верх, забрала тулуп прямо из рук капитана. На мгновение их взгляды встретились. Она была уверена, что сейчас, он оглядывал её склизким, похотливым, и презрительным взглядом, коим, обычно, осматривают дешёвых куртизанок. Но, тот взгляд, что она увидела, был иным. Безучастным, и таким-же уставшим, коим он был тогда, когда она только пересекла порог его резиденции. Для него, словно, ничего и не было. Ещё раз поблагодарив, она таки надела тулуп, подняла воротник, и поспешила как можно быстрее удалиться. И, даже не заметила, как к ней на встречу, по лестнице поднялся один из жандармов, несущий в руках какие-то бумаги… Утро следующего дня, Агния встретила с куда большим энтузиазмом, нежели у неё был, когда она вернулась. Пусть и беспокойный, но сон помог ей отринуть часть переживаний. Да, она предала священный союз с мужем, но смогла себя убедить, что по-другому было просто нельзя. Это была та жертва, которую она принесла ради из блага. Тем более, что суточная смена близилась к концу, а это значит, что скоро её любимый Пьер будет дома, и всё будет по-старому. Как в старые времена, когда она не думала о репрессиях, и капитане. И, даже то, что на город спустилась метель, а температура упала до минус восьмидесяти, не могло уничтожить её надежды на будущее. Наконец, раздался стук в дверь, и Агния, подорвавшись, с радостной улыбкой устремилась ко входной двери, дабы поскорее поприветствовать мужа, и обнять его, даже не смотря на то, что сейчас он будет весь покрыт снегом и льдом. Однако, за дверью, её ждал не только Пьер… Открыв покрывшуюся инеем и наледью дверь, Агния увидела, что её мужа привели домой жандармы и инквизиторы. А он сам, выглядел очень подавленным, и ничего не говорил. — Патруль Нью-Лондона! Мы должны осмотреть ваше жилище! — вдруг произнёс один из жандармов, и, тут же, бесцеремонно, вломился в дом. — Что происходит? — недоумевала женщина, глядя на то, как жандармы стремительно начали переворачивать все предметы в доме, и заглядывать в каждый угол. Вскоре, к ним присоединились и инквизиторы, которые грубо затолкали Пьера в дом. Они начали хвататься за каждую книгу, каждый клочок бумаги, что был у них дома, и тщательно их изучать, только для того, чтобы бросить на пол, и взяться за другой. — Да что происходит? — уже срывалась в крик женщина, бросая взгляд то на понурого мужа, то на жандармов, то на инквизиторов, — Вы собираетесь отвечать? — Я отвечу, — послышался голос из-за распахнутой двери, и из-за завесы метели, в дом вошёл ни кто иной, как сам Джонатан Мурр, капитан Нью-Лондона. — Вы? — изумилась она, и к горлу подступил болезненный комок. Она искренне испугалась, решив, что тот поведал её мужу, о её измене. И именно поэтому несчастный Пьер молча стоял и смотрел, как приспешники капитана переворачивают его жилище вверх дном. Однако, напрямую спросить она побоялась. Ибо не до конца была уверена в своей догадке. Она только могла буравить юношу взглядом. А тот, тем временем, закрыл за собой дверь, скинул меховой капюшон, и спустил с лица покрытый инеем шарф. — Мне вчера доложили, как раз незадолго после нашей «беседы», что инженеры из Главной Мастерской готовили совместный заговор. Это подтвердил их бригадир, коего я назначил, и священник. Они слышали их разговор, — отрапортовал он, особо выделяя слово «беседа», и прошествовал в глубь дома, оглядывая его взглядом полным безразличия. — Это бред! Этого не может быть! — начала блеять женщина, обескураженная от шока. И, то и дело, бросая взгляд то на капитана, то на Пьера. — Пьер? Пьер, скажи хоть что-то? — уже не выдерживала она. Голос дрожал всё сильнее. Но мужчина лишь отмалчивался, стараясь не смотреть ей в глаза. Вдруг, с верхней комнаты послышался голос. — Капитан, вам стоит на это взглянуть! Жандармы и инквизиция, тут же, сгрудились вокруг своего лидера, в томительном ожидании. Из верхней комнаты, в которой была спальня супругов, словно пуля вылетел патрульный. В его руках была книга. Капитан сразу выхватил её своей механической рукой, и принялся изучать обложку. — Еретическое писание… — процедил один из инквизиторов, после чего сплюнул, — Сжечь! — Спокойно, господин инквизитор. Это лишь библия. Осколок старого мира, — констатировал Джонатан, глядя на рельеф креста на обложке, затем и раскрывая книгу. Вдруг, его выражение лица из безразличного стало заинтересованным, а за тем, и разъярённым. — Господин Авель, а напомните мне, это в ветхом или новом завете было написано про Нью-Лондон и правящий сенат? — процедил юноша, бросая полный злобы, но, при этом, столь же холодный, как вечный мороз взгляд в сторону Пьера. За тем, на Пьера взглянула и Агния. Но её взгляд выражал скорее шок. Она не хотела верить, что все эти обвинения правда, и что сейчас мужчина всё объяснит. И он объяснил… — Это новая конституция… — проблеял мужчина. Казалось, под взором капитана он становился всё меньше и меньше. — Конституция? — Именно, — ответил тот, а за тем, нашёл в себе силы поднять взгляд и посмотреть прямо в глаза капитану, — Конституция Нью-Лондона! Народ считает, что без вас, и вашего всевластия ему будет лучше! — Ой-ли? — разъярился Джонатан, бросая книгу в камин, — А может это моё всевластие спасало ваши жалкие, и никому кроме меня не нужные жизни? — крикнул он. — Это моё всевластие позволило городу разрастись! А вы только и делаете, что жалуетесь, и то и дело подвергаете меня, а значит и себя опасности! — его голос становился всё громче, а за тем, юноша подошёл к мужчине в плотную, и, что было сил, ударил его по лице своей механической рукой. На щеке Пьера проступила кровь, и огромная ссадина стремительно проявила себя на раскрасневшейся от мороза коже. — Запомните, наконец, что без меня, и моих решений, вы- ничто! Я и есть Нью-Лондон! А вы, винтики в его постоянно сбоящем механизме! — продолжал капитан, — Я пытался быть понимающим, и следовать вашим призывам и желаниям… Но вам всего мало. А когда ты вынужден переступать через себя, то вы сразу становитесь недовольными, словно забывая, что без меня не станет и вас! Вдруг, юноша схватил Пьера за подбородок, и повернул его лице в сторону Агнии. — А вот тоя жена знает, что такое спорные решения, которые ты вынужден принимать ради блага остальных, — прошипел капитан, а за тем тоже взглянул на женщину. Та, мгновенно, побледнела. — Нет… — прошептала она, делая шаг назад, и упираясь спиной в грудь одного из жандармов. — Твоя жена знает, что такое жертвенность, однако, не знает, что такое нежданные последствия… Я хочу её этому научить. Однако, я держу слово. А я дал обещание, что у тебя и твоих сподвижников будет право на публичное покаяние. Ты готов? — Да лучше свариться на пару! — бросил мужчина, плюнув в лицо Джонатану. Следующий удар по лицу не заставил себя долго ждать. Агния, тут же, сорвалась с места, встав между мужем и капитаном, а за тем, упала на колени. — Прошу тебя, милый, покайся! Так ты будешь хотя-бы жив! — умоляла она его. По её лицу бежали слёзы. — И предать свои убеждения? Людей Нью-Лондона? Ну уж нет, — выдохнул он, и сердце женщины, словно, провалилось в живот. — Прошу вас, капитан, вы же обещали! — начала молить она уже капитана. — И я его сдержал. Вас, и семьи всех его товарищей, я никак не затрону, — ответил он безразлично. — Но… — Я вам сразу об этом сказал. Про самих ренегатов, и вашего мужа в частности, я ничего не говорил. Радуйтесь, что я дал ему право на покаяние, — объяснил юноша, большим пальцем живой руки вытирая слезинку с щеки женщины, — Это будет вам уроком. Далеко не всегда все наши действия приводят к должному результату. — Но ведь… Неужто… — заикалась она, захлёбываясь слезами. Зловещее, и холодное осознание лавиной прокатилось по её разуму. — Не уж то вы зря под меня легли? — переспросил он, и лицо Пьера, тут-же исказилось, — Отнюдь! Вы же сами в безопасности. — Что значит… Легла? — недоумевал Пьер, глядя то на Агнию, то на капитана. — Прости меня… — промямлила женщина, — Я хотела, как лучше. Однако, Пьер уже ничего не ответил. Его лицо помрачнело, и стало абсолютно безжизненным. Только выступившие на глазах слёзы давали понять, что он чувствует. А чувствовал он боль. Боль предательства, и обиду на свою жену, в которую так сильно верил до этого момента. — Пьер… — тихо окликнула его женщина. Но он не отвечал. — Так что, господин Авель, готовы покаяться? — обратился к нему уже капитан. — Лучше умереть… — протянул мужчина. Но в голосе уже не было никаких эмоций. Лишь тяжесть и обида. — Будь по-вашему. Уведите. В это же мгновение, жандармы подхватили Пьера под руки, и грубо поволокли к выходу, ногой вышибая дверь. — Хоть дайте ему теплее одеться! — крикнула капитану отчаявшаяся женщина, и тут-же разрыдалась. — Поверьте, госпожа Авель, сейчас ему станет очень тепло! — ответил ей один из инквизиторов, и остальные стражи порядка тут-же, расхохотались. — Его ведут на эшафот? — Да. И вам повезло лицезреть это в первых рядах, — спокойным голосом ответил Джонатан, намекая, что окна их спальни выходят прямо на то место, куда волокут его мужа. Сорвавшись с места, она устремилась на верх, и уставилась на оледенелое окно. Капитан-же, не сказав ни слова, вместо с сопровождением, удалился. Наледь на стекле не давала несчастной Агнии видеть всё то, что творили с её мужем. Единственное, что она могла рассмотреть, это то, что на реакторной площади уже собрались горожане. Множество фонарей горело вокруг эшафота, то и дело мигая и перемещаясь. Не выдержав, женщина абсолютно забыла о морозе и метели, и, распахнула окно. Ледяной ветер, и осколки льда им переносимые тут-же обдали её, причиняя боль горячей коже. Но её это не волновало. Сердце болело. Болело, и ныло, от тоски, обиды, осознания собственной ошибки. Она предала мужа, и, более того, сделала это прямо перед его смертью. Она не смогла его спасти, и, что самое ужасно, получала удовольствие от соития с тем, кто приговорил его. Ей хотелось самой оказаться на эшафоте, или замёрзнуть на смерть. Лишь бы избавится от страданий, и искупить свой грех, который, уже, не будет прощён. А толпа, тем временем, не смотря на метель и лютый мороз, всё множилась и множилась. — Проклятый предатель! — кричали люди, — Как он посмел пойти против воли богов, и самого Капитана! — Порядок превыше всего! А он подрывал наше единство! — вторил кто-то. И вот, её мужа затащили на деревянную постройку, испещрённую трубами. Прямо на люк, между двух шестов. — Последние слова? — спросил у Пьера главный комиссар Дорнон. — Или желаешь помолиться, дабы хотя-бы милостивое Солнце приняло тебя? — обратился к нему верховный капеллан. Но Пьер молчал. — Убейте его! — вновь послышалось из толпы, — Чего тянуть! С еретиками и диссидентами разговор короткий! Не дождавшись ответа, комиссар жестом приказал привязать бедного Пьера к шестам, дабы тот, когда пойдёт пар, не сбежал. — Да простит тебя милостивое Солнце, ибо оно милостиво ко всем детям своим, не смотря на их гнилую природу… — заунывно пропел капеллан, и комиссар дёрнул рычаг. Пар вырвался с характерным шипением, и горло Пьера разорвалось в неистовом вопле боли. Пар обваривал, и сдирал с него кожу, причиняя неимоверные страдания. А, поскольку он был мужчиной крупным, умереть сразу он не мог. Пару минут пар устремлялся прямо на него, скрывая его тело от окружающих непроглядной белёсой пеленой. И только вопли давали понимание о том, на сколько сильно он страдает. Но, даже так, Агния не могла смотреть на это, и постаралась отвести взгляд. И тут, она увидела огонь в огне особняка капитана. И его силуэт. Он тоже наблюдал за этим… А толпа ликовала. Скандируя призывы к расправе, народ радовался, что очередной диссидент был уничтожен. И каждый этот радостный выкрик отдавался в душе Агнии неимоверной болью. Болью и отчаянием. Тело Пьера, изуродованное, и обваренное паром, провисело на эшафоте до самого утра. А Агния, всё это время, сидела на подоконнике, так и не закрыв окно. Всю ночь, коря себя и рыдая, она смотрела на главный результат её действий. А точнее, на то, как они так ни к чему не привели. И, ледяная смерть смилостивилась над ней. Пусть, утром и потеплело, но её это уже никак не могло спасти. Ночной ледяной ветер пронзал её на сквозь, причиняя не меньше страданий, нежели испытывал Пьер, умирая от неистового жара сердца Нью-Лондона. Покрывшись инеем, и наледью, она закрыла глаза, надеясь, что провалиться в последний сон в её жизни. И что этот сон станет вечным. И, так и случилось. Она умерла, отправившись вслед за своим мужем. Жаль, что умирая, она не могла знать, что до конца правления Джонатана Мурра, верховного капитана Нью-Лондона, оставались считанные недели. Впереди была Ледяная Буря, восстания, и казнь самого капитана там, где был казнён её муж, и многие другие до него. Может быть, доживи она до того момента, она бы по-другому взглянула на вещи… Или возликовала вместе с Нью-Лондонцами. Увы, теперь это не важно. Её тело нашли, и сбросили в снежную яму. Ко всем остальным, кого настигла смерть от мороза, или пара. По иронии, её бросили прямо рядом с искалеченным мужем, и, можно сказать, они воссоединились вновь. Остаётся лишь надеяться, что за порогом смерти, они оба обрели долгожданный покой…