Город Где-то Там

Стук в дверь. – Рассел? Уже слишком поздно... Что-то случилось? – Кантера открыл дверь и увидел за ней мальчика. Рассел был бледным как полотно. Светлые, обычно аккуратно причесанные, волосы, теперь были растрепаны. А самым главным, что сразу бросалось в глаза, было его лицо. Оно словно отражало глубочайшее сожаление. Мальчик молчал. – Заходи. – Кантера открыл дверь пошире. Рассел сделал несколько неуверенных шагов, опустил лицо в пол. – Что-то произошло? Ты ранен? – Кантера наклонился к нему. Мальчик поднял глаза, покачал головой. – Ты, наверное, очень устал за день... Битва с этим чудовищем совсем измотала тебя... Да и нас всех... Подожди, сейчас я подберу тебе что-нибудь. Одну секунду... – Кантера побежал было к своей стойке с лекарствами, но Рассел неуверенно схватил его за рукав. – Простите... – слабым и каким-то приглушенным голосом пробормотал он. – Мне надо поговорить... Мне надо кое-что рассказать. – Рассел... – Это важно... – он чуть не плакал и закрыл лицо руками. Кантера уже знал, что он хочет сказать. После той прогулки в библиотеке он все вспомнил. И давно уже догадался обо всем. Слегка потрепал мальчика по голове. – Я уверен, что бы там ни было... Оно не стоит таких слез... Рассел молчал, собираясь с силами. Видимо, готовясь на одном дыхании выпалить все. – Что бы ты ни сказал сейчас, последние дни для нас всех были лучшими из всей нашей жизни. Кантера был прав. Эту неделю их городок (население которого составляло лишь девять человек) жил как одна большая семья. Это были дни абсолютного спокойствия. Никакой ненависти, никакого зла, только взаимопомощь и теплое отношение друг к другу. Были моменты грустные, страшные и даже опасные, но все проблемы они решали вместе, словно обрели в лице друг друга семью, друзей и всего, что им не хватало, как выразился сейчас Кантера, всю их жизнь. За эту неделю он уже догадался, что их мир представляет собой некий аналог мира «Фарезере». А раз так, то все они с большой вероятностью являются лишь «душами» или какими-то проекциями своих сознаний. *** Как и ожидалось, Рассел выпалил все сразу, чтобы не успеть почувствовать сомнение. О, том, что все они ненастоящие люди, а лишь проекции, воссозданные из его, Рассела, воспоминаний. О том, что городок их не есть настоящий мир, а лишь некое «пространство», синтезированное специально разработанным для этого лекарством «счастливый сон». Что он всего лишь малолетний преступник, участвующий в программе «счастливого сна», чтобы избежать смертной казни. И, наконец, о том, что при жизни он убил их всех. Рассел стоял, опустив голову. Ожидая, что мир, который так добр был с ним эти последние дни, вдруг рассыплется на осколки. – Подумать только. — Хмыкнул Кантера. — Это многое объясняет. О чем-то таком я догадывался и сам... Но знаешь, эти дни и этот город. Они действительно были для нас всем... Рассел смотрел на него с немой просьбой, теребя в руках невесть откуда взявшийся нож. Появление в этом доме ножа неприятно кольнуло воспоминанием. Кантера сглотнул и потер место на груди, по которому когда-то давно резанул этот же нож, только уже реальный. – Вы должны убить меня. — Глухо пробормотал Рассел. – Иначе я не смогу вернуться из сна в реальность. Сон разрушается... Завтрашний день последний. Пожалуйста... Убейте меня. — Он опустил голову, протягивая своё оружие подрагивающими руками. Во всей этой сцене была изрядная доля ужаса. Кантера смотрел на него, вспоминая самого себя. – Подумать только, какая ирония... Когда-то я также просил вас убить меня... Рассел молчал. Кантера осторожно дотронулся до его холодных рук, вынимая из этой «мертвой хватки» нож и стремясь отложить его куда подальше. Нагнулся, чтобы быть с ним на одном уровне: – Рассел. Послушайте. За эти дни много чего произошло. Мы все устали. Вам нужно отдохнуть... — Рассел молчал. Кантера продолжил. — Давайте сделаем вид, что всего этого сейчас не было? Вы пойдете домой. Заварите себе горячий чай. Выпьете его и ляжете спать. А на утро придете снова, и все будет как ни в чем ни бывало. Сходим к остальным. Проведем еще один счастливый день все вместе. Подумайте... иногда не стоит слепо отвергать то, что даёт "счастливый сон". Рассел продолжал молчать, но теперь в его решимости появилось сомнение. Перспектива остаться в счастливом сне манила возможностью снова понежиться в том чувстве любви и заботы, которого он никогда не испытывал в реальной жизни. – Что ждет вас в реальности? Что ждет вас здесь? Будет ли эта жертва того стоить? – молчание. – Остальные за это время тоже могли вспомнить. Вы же видели иногда ярость на их лицах или печаль. Не соответствующие этому месту. Некоторые пытались на вас наброситься и отомстить. Табаса, Гардения, Догма... Но, когда спало первое впечатление, они сами захотели остаться здесь. Потому что все мы успели стать вашими друзьями. Неужели вы отвергнете это? Когда в реальности вас ждет что-то намного более печальное... Сможете ли вы жить в реальности? Это было правдой. Рассел, уже идя туда, продумал свое возвращение. Знал, что не сможет жить с таким грузом вины. И как только очнется, сразу, еще до того, как врачи и репортеры успеют добежать до его палаты, убьет себя тем самым шприцом, которым вводили ему «счастливый сон». – Наше будущее невесело. — добавил Кантера. — У нас всего один день. Но мы можем сделать его счастливым. А разве не этого вы хотели когда-то давно? Рассел слабо кивнул, опустил руки. – Спасибо. Мальчик направился к двери. Кантера провожал его глазами, все ещё думая о том, правильно ли он поступил. Неужели всю эту ситуацию, а также и его ситуацию тогда в прошлом можно было решить, если просто сказать «Давай притворимся, что этого сейчас не было. »? «Я только что склонил человека сознательно выбрать «счастливый сон».» – подумал он, мысленно вспоминая библиотекаря. — «Но разве ты сам не на это намекал тогда?» *** – О, вы что-то пишите? — Пигула неожиданно прервал Гилберта, который что-то писал в своём книжном журнале, с головой уйдя в работу и не замечая ничего вокруг. От резкого появления рядом мальчика-планктона он вздрогнул, поднял голову и неловко улыбнулся: – Да так, составлял свой книжный журнал. Пигула был слишком мал ростом, чтобы рассмотреть повнимательнее, что именно он писал. Гилберт отложил ручку и задумчиво как-то грустно смотрел перед собой: – В этом месте собрано столько историй. Я очень стараюсь, чтобы ни одна из них не прошла мимо... – Вы писали новую историю? Ух ты! Это будет новая книга? – Ну... Я только записал то, чему случайно стал свидетелем. Хотелось бы мне быть их автором и вести их так, как я хочу. — грустный смешок. – Тогда концовка была бы другой. — и грустная улыбка. — Но... я не автор, я всего лишь хранитель. Храню истории, которые вижу словно во сне, которые каким-то чудом ко мне приходят. И то они приходят только когда уже ничего нельзя изменить. — пауза. – Это что-то вроде моей "миссии" здесь. — развел руками. – Потому что я всегда жил книгами. Мечтал записать жизнь в виде книги... – Круто, – протянул Пигула. — А моя миссия тогда открыть магазин, в котором каждый всегда сможет найти что-то, что ему понравится. – Это прекрасная миссия! — Гилберт одобряюще кивнул. — Как успехи с магазином? Ты нашел духи и соли для ванн, за которыми ходил тогда в другой город? – Да, да, я нашел! Все как надо! — Гордо похвастал малыш своими успехами. — Там только водится одно привидение... – О, знаешь, я боюсь привидений... Разговор неспешно шел своим чередом. Пигула, обрадованный вниманием к своей скромной персоне, не замечал ничего необычного. А тем временем листы бумаги, исписанные Гилбертом и оставленные им на столе, начали медленно искажаться, меняя свою форму, сужаясь и утолщаясь, вырастая в более ровную идеально уложенную один на другой стопочку, верх которой уже начал становиться плотным и менять цвет с белого на красный. Из разрозненно брошенных листов на глазах вырастала книга. С темной красно-черной обложкой, на которой золотистым готическим шрифтом значилось «Финальные титры.». Под этой надписью мелким курсивом вырисовывались слова «А титры все вертятся и вертятся, и нет им конца...». Автора на этой книге не значилось, как и на большей части книг в библиотеке Гилберта. Когда стемнело, и Пигуле пора было уже уходить домой, он вдруг обратил внимание на появившийся из ниоткуда фолиант на столе библиотекаря. – Вау! — Он всплеснул руками. — А к вам новая книга приехала! – Ах, это... — Гилберт вздохнул. — Да, они тут иногда сами собой появляются. Это нормально. — Он улыбнулся. — Книги стремятся к своим собратьям. Как и мы стремимся найти место, где сможем спокойно сосуществовать и быть нужными. Ну тебе уже пора бежать домой. И смотри не ходи один к привидению! Ни в коем случае. – Хорошо я пойду домой! — Пигула помахал рукой — А ещё... Забыл сказать, – Он смущенно улыбнулся. — В прошлый раз Кейт случайно сказала мне. Что не видела никого более начитанного, более знающего и более доброго человека, чем вы. – Правда? — Гилберт и просиял, и одновременно засмущался. — Ох, а я думал, что у меня нет шансов. Спасибо тебе. На этом мальчик убежал. Колокольчик на двери слегка прозвонил, обозначая уход последнего посетителя. А Гилберт, лицо которого снова стало отражать легкую грусть и задумчивость, подобрал со стола новую книгу. Бережно отнес ее к полке, которую не так давно изучал Кантера. Он задумчиво смотрел на тома, выстроившиеся на полке, вчитываясь в их названия, и несколько передвинул так, чтобы рядом стояли произведения «Любимому внуку», «Пощечина старика», «Маленький ублюдок» и создавшаяся буквально у нас на глазах «Финальные титры». – Что за печальный мир... — пробормотал библиотекарь. – В котором даже успокоение и то дано всего на один день... Накинув на плечи плащ, он направился к выходу, чтобы как следует подумать над недавно записанной историей. Чтобы вспомнить о человеке из прошлой жизни, с которым он совсем недавно разговаривал, и судьба которого казалась теперь столь печальной. Чтобы просто смотреть на небо и светящиеся огни, уносящие за собой жизни, уносящие за собой души. Чтобы очистить голову от давящего ощущения безысходности и быть готовым на следующий день записывать новые истории. Ведь так много историй, которые еще не завершены, которым ещё только предстоит стать книгой во всемирном хранилище человеческих жизней, надежд и печалей, в которую постепенно превращалась его библиотека. КОНЕЦ.