Моё и только моё

—Ты опять уходишь от ответа, Паша. —Фома, тебе чего надо? Что ты хочешь от меня? —Правду, Паша. Правду. Почему ты не хочешь просто признать. — Фома пытался понять Пашу, узнать, что он чувствует к нему. В прошлом на вопрос Лёши, любит ли Семёнов Юлю, тот затруднялся ответить, ссылаясь на долгий брак и сына. Отношения Фомы с Юлей были для него ошибкой, и сколько бы других женщин у него не было, его чувства к Паше становились лишь сильнее, но Семёнов отказывался их принимать, потому что не понимал, что он чувствует: их отношения ухудшились после Лёшиного возвращения, Фома постоянно лез в дела Семёнова, сорвал ему задержание преступника, умудрился ввязаться в дело с заминированой машиной. —Фома, уходи, уходи мне не до тебя. —Паш, почему ты такой... —Какой блять? Какой? Кто я? Мудак? Козел? Урод? Кто, скажи мне, друг. Тебе было плевать на меня, когда ты устроил этот ебанный цирк со смертью и воскрешением, а теперь чего-то от меня хочешь. Выметайся отсюда. Фома молча развернулся и вышел из квартиры, хлопнув дверью. К черту его, не хочет — не надо. Лёша сел в машину и уехал, а Паша остался наедине со своей совестью. Никак они не могут нормально поговорить, Семёнов вечно срывается на ровном месте. Его порой неконтролируемая агрессия испоганила всё, что могла: отношения с людьми, в том числе с Юлей, с Лёшей, с коллегами по работе. Вечером Семёнов пытался дозвониться до Фомина, но тот не брал трубку. Паша начал переживать, всё ли с ним в порядке, вдруг он пьяный за руль сел или ещё чего хуже. На дворе уже ночь, а до Фомы так и не дозвониться. Семёнову позвонил один из людей Алексея и сообщил, что мужчина домой не вернулся. Вот тут Паша занервничал. Он сорвал с вешалки куртку, схватил ключи и через несколько ступенек побежал вниз на улицу к машине. Если с ним что-нибудь случится, Семёнов себе не простит этого. Поиски Фомы долго не продлились, ибо он как всегда у себя в Баре "Три кабана". Паша без труда туда зашёл, его уже все знают. Оказавшись в зале, мужчина начал глазами искать Фому, чтобы поговорить с ним и извиниться. Наконец-то, он нашёл его, сидящего за барной стойкой. Но не одного. Рядом с ним какой-то мужчина, настойчиво пытающийся обнять Лёшу, лишний раз притронуться к нему. Вот тут-то Паша понял, что он чувствует к Фомину, но сейчас это была ревность. Он быстрыми шагами направился к этим двоим и оттолкнул навязчивого мужчину. Между ними завязалась драка, пока их не разняли охранники. Паша взял Фомина за руку и потащил в машину, сказал, что отвезёт домой. Пьяный Фома что-то говорил, возмущался, но Семёнов вообще его не слушал, чтобы не наорать лишний раз. Слава богу их разняли вовремя, Паша мог бы и руки этому уроду сломать. . . —Кто этот мужик? — спокойно спрашивает Паша, чувствуя, как в нем кипит ревность вперемешку со злостью к себе. Надо было раньше всё сказать, а не строить из себя непонятно кого. —Откуда я знаю. — недовольно отвечает Лёша, развалившись на диване с бутылкой воды. Семёнов смотрел на мужчину и прожигал его взглядом, нервно стуча пальцами по столу. —Тебя какой-то левый мужик трогал, а тебя всё равно? —А ты что, ревнуешь? — огрызнулся Фома. Паша замолчал. Он действительно ревновал. —Тебе же не до меня, и вообще где я и с кем, не твое д...— Лёша не договорил. Семёнов схватил его за руку и потащил наверх. Швырнув мужчину на кровать, Паша нависает над ним и крепко держит за запястья, чтобы тот ненароком по морде не дал. —Паша, ты что делаешь? Паша! — Семёнов затыкает Лёшу поцелуем, жадным, голодным, терзая чужие губы, кусает вплоть до крови, тут же слизывая её. Фома завёлся, внизу живота всё стянуло, а в паху тянет от возбуждения. Наконец Семёнов отстранился от Лешиных губ, давая возможность отдышаться. —Я тебя люблю, слышишь? Люблю. И ты мой, только мой и ничей больше, я никому не позволю трогать моё, уж тем более лапать тебя каким-то левым мужикам. Фома никогда не видел Пашу таким разъяренным, ревнивым и грубым, но сейчас это страшно возбуждало его, чего он на секунду испугался. Лёша всегда предпочитал мягкость и романтику, но в отношениях ведь могут уживаться нежность и грязный секс. Семёнов опустил голову на плечо Фомы, обжигая нежную кожу горячим дыханием. Приступ ревности заставил Пашу признаться в любви, иначе он так и дотянул бы до момента, когда уже было бы поздно. —Я твой...Паша, весь твой. — Этого вполне достаточно, чтобы вновь впиться в губы друг друга страстным поцелуем. Семёнов рвёт на мужчине одежду, разбрасывая всё на полу вокруг кровати. Он бессовестно рвёт дорогую рубашку, одним резким движением стаскивает ремень, расстёгивает ширинку брюк и стаскивает их, оставив Лёшу в одних трусах. Паша буквально вгрызся в шею Фомы, искусав одну сторону вплоть до кровавых следов, на другой оставил засосы, провёл языком по кадыку, постепенно спустился вниз к груди, провёл кончиками пальцев по торсу. —Моё, моё, всё моё. — повторял с каждым разом Паша, продолжая метить любимое тело. Семёнов кусается больно, но Фоме не впервой чувствовать боль, хотя это все же лучше, чем пули врагов. —Паша...а...а~ах! А! Паша...— воскликнул Лёша, чувствуя Пашины пальцы в себе и руку на своём члене. Семёнов издевательски улыбается и мучает Фому сначала пальцами, растягивая узкое нутро, другой рукой гладит стоящий член, большим пальцем давит на головку, влажную от смазки. Лёша сдавленно застонал и прикусил губу, откинув голову на подушку. Пара резких движений рукой и Фомин кончил быстрее, чем успел сказать, потому излился себе на живот, но не успев отдышаться, Паша резко вошёл в него, заставив Лёшу закричать. Семёнов толкался резко, быстро, грубо, и с каждым толчком его член попадал в нужные точки, что заставляли Лёшу либо кричать до боли в горле, либо кончать, закатив глаза. Паше снесло башню и он втрахивал мужчину в кровать, впечатав лицом в постель. Фома смял под собой всё: одеяло, простыню, подушку невольно отбросил в сторону, задыхаясь от собственных стонов и криков. Ему никогда не было так хорошо, никогда, его может и трахали как шлюху, но был ли он против? Нет, если это был Паша. Фома тоже оставил на теле любовника следы, расцарапав ему спину до кровавых полос, засосы по всей шее и не менее болезненные укусы. Если он принадлежит Семёнову, то и Паша в свою очередь собственность Фомы, всё честно. От разгорячённых тел друг друга и душной комнаты, мужчины знатно вспотели, Семёнов так тем более, капельки пота катились со лба вниз по лицу, капая с подбородка на спину Фомину, растекаясь в блестящие дорожки, некоторые скатывались по шее, щекоча её. Сменив позу, Паша даёт Лёше возможность побыть доминантом, усадив на свои бедра. Лёша в идеале освоил позу наездника, чтобы хоть немного проявить инициативы в сексе, однако Семёнов изредка делал толчки, задавая темп, держал за талию и любовался чужим телом, разглядывая багровые, красные, алые следы на чуть бледноватой коже, укусы, и всё это сделал Паша на теле Фомы. Может ли кто-то в это поверить? А никому и не надо об этом знать. Лучше секса в жизни обоих, кажется, не было. Жаль, Лёша не видит себя со стороны, он такой красивый сейчас. Фома думал о том же, глядя на Пашу, сожалея, что не видит себя со стороны: такой горячий, причём в буквальном смысле, всё его тело горело, страстный и до жути сексуальный. Оба чувствуют приближение оргазма, потому меняют позу и Паша вновь вколачивается в податливое тело, пока не кончает в него, сорвавшись на глухой стон. Фомин хрипло застонал и излился на постель. —В следующий раз я буду трахать тебя прямо в баре без всяких церемоний. —Надеюсь на этот следующий раз. — Хрипло смеётся Фома и просит Пашу слезть с него. Ходить ближайшие дня три будет неприятно, зато теперь понятно, что лучше Семёнова не злить и не заставлять ревновать, всю дурь вытрахает сразу. Но это точно не последний раз. —Паша, ты животное. — говорит Фомин, разглядывая в зеркале на себе засосы и укусы. —Если это комплимент, то спасибо, я старался. Ты мой, Лёша, мой, запомни это раз и навсегда. С довольной улыбкой отвечает Паша, протягивая руки, чтобы обнять возлюбленного. —Твой, не переживай. — мужчина целует Семёнова и обнимает в ответ.