* * *
Две тысячи девятый. Собрания опять были зимой, и тогда Илья поймал себя на мысли, что невольно засматривается на Немцова в его свитерах с высоким горлом, и в новом теплом пальто. Среди политсовета «Солидарности», как бы это не звучало, Борис Ефимович был, наверное, самой яркой личностью. И внешне, и по духу – и Яшина непозволительно влекло именно к нему. Когда Немцов, как-то пожимая ему руку, накрыл холодные пальцы своими, и удержал слишком долго для обычного приветствия – парень вздрогнул, а внутри уже вспыхнуло то, чему нельзя было давать воли. - У тебя пальцы ледяные, Яшин. Купи перчатки. – заметил Борис. Тот нервно кивнул. - Знаю… холодно. Немцов взял его ладонь в свои, без всякой задней мысли, согревая. Это явно был один из тех жестов отеческой заботы, ничего более. Но Яшина пробрало жаром от этого прикосновения, так, что на несколько секунд он забыл как дышать. И подумал, что он явно пересмотрит свое отношение к зимам. Погода в том году была действительно потрясающая – особенно весна, а май выдался совсем по-летнему теплым. К вечеру одного из дней, когда они уже закончили все дела, дневная жара спала, и Москву окутала та самая, сладкая атмосфера вечера. - …Не хотите прогуляться, Борис Ефимович? Яшин спросил не всерьез, скорее так, к слову пришлось, да и погода навеяла. - Почему бы и нет. Вот тут Илья едва не выронил папку с документами, а сердце нервно забилось. С одной стороны – господи, они работают вместе уже третий год, и не раз пересекались в метро, в какой-нибудь кофейне, по пути на заседание, и так далее. С другой – как-то не вязалась вечерняя прогулка вдвоем по Москве с рабочими, хоть и довольно теплыми отношениями двух соратников. «Ты накручиваешь сам себя, Яшин, прекращай эти глупости. В конце концов, ничего такого в прогулке до условного метро нет.» Они вышли вдвоем под густо-синее небо, действительно прошлись до ВДНХ, а там едва голова не закружилась от запаха сирени. Она в этом году расцвела, как полагается, в середине мая, сочная, красивая. Илья засмотрелся настолько, как ребенок, что забыл и про свои идиотские переживания, и не заметил, что Немцов положил руку ему на плечо, аккуратно отводя от края дороги. Вовремя – по самой обочине пронеслась тонированная машина, взвизгнув шинами на повороте, и умчалась в темноту. - Блять!.. Простите, Борис Ефимович… Мужчина лишь хмыкнул. - Да ладно тебе. Так сказать, вернувшийся в реальность Илья, понял, что они все еще стоят под кустами сирени, и Немцов все еще обхватывает его за плечо. Парень поворачивается, лицом к лицу, и тихо вздыхает. - Спасибо. Сейчас, в полумраке и желтых отблесках фонарей, оппозиционер кажется особенно красивым. Яшину хочется податься чуть ближе, чтобы чужая рука с плеча переместилась на спину, куда-нибудь под лопатки, и собственными руками обвить чужую талию. Явно не так, как могут касаться друг друга сотоварищи и коллеги. «Нельзя. Даже не пытайся, в лучшем случае тебя просто оттолкнут.» Секундное молчание, и Илья неловко смотрит в сторону метро. - Пойдемте, Борис Ефимович.* * *
Две тысячи десятый. О, это был продуктивный год. Яшин помнил, как они начали интернет-компанию против власти, как засиживались до ночи за компьютерами. Кажется, тогда и он, и Немцов, начали чаще выпивать, и как ни странно – вместе. Рабочие будни с кружками кофе и несколькими выкуренными сигаретами перетекали в выходные, когда нужно было хоть как-то развеяться. -… Езжай домой, Яшин. Тот вздрогнул, отводя взгляд от монитора. Глаза уже слипались, но просто так уходить Илья не собирался. Он в социальных сетях и этой «всемирной паутине» более опытный человек, он в конце концов моложе, и сваливать остаток работы на других казалось неправильно. - Езжайте вы, Борис Ефимович. Вас семья ждет, а я допишу и потом пойду. Он потянулся было к очередной кружке кофе рядом с компьютером, но его буквально перехватили чужие пальцы, мягко ухватив за запястье. Вторая ладонь уже привычно, даже не вызывая того трепета, как пару лет назад, легла на плечо. - Ты и так здесь сутками, достаточно. Парень поспорил бы, но спорить не хотелось. Да и к тому же, он все равно уже все меньше и меньше соображал, что вообще пишет и к чему ведет текст. Илья поднялся со стула, потирая шею, жмурясь от света лампы. Повернулся, и ожидаемо столкнулся плечом с Немцовым. - Простите… Мужчина даже не отошел, только усмехнулся. - Я же говорил. Трупы в морге и то свежее выглядят. Илья хлопнул глазами. - Я в порядке. - Ну-ну, Яшин, не в обиду. – его бережно обхватили за плечи, проводя по ним ладонями, и парень подумал, что была бы его воля – уткнулся бы сейчас щекой в чужую грудь, в эту пахнущую кондиционером рубашку. Действительно, уже совсем вырубает. Хоть окно бы открыл, пока сидел тут до ночи за статьями. А Немцов, словно читая чужие мысли, притягивает Илью к себе, осторожно, смыкая ладони на чужой спине, и от этого Яшин совсем теряется. Они, конечно, обнимались и раньше, но вот так наедине, без причины, так близко – никогда. Он смотрит на мужчину снизу вверх, хоть разница в росте и не такая уж у них значительная. - Борис Ефимович… - Сейчас уже домой поедем. – тихо отвечает Немцов, и черт, парень практически плавится от такой тактильности, такого голоса, от того, что они настолько близко. Это невыносимо приятно, уютно, от такой нежности сердце сжимается. Илья позволяет себе только опустить голову на чужое плечо, и едва ощутимо коснуться губами и кончиком носа основания шеи. Из-за воротника рубашки мужчина все равно это не почувствует и не поймет, а Яшин… Яшин запомнит на долгие месяцы, если не годы, запах его одеколона и почти неуловимо - его кожи. Июль. В июле они наконец закончили то, над чем работали, и Немцов с Миловым представили общественности доклад. Итоги десяти лет правления Путина – надо ли говорить, как после этого все закрутилось в бешеном темпе. Обалдевая от жары, постоянных интервью, и дальнейшей работы, Яшин практически не оставался теперь с оппозиционером наедине. Однажды, на ВДНХ, ранним утром, он остановился у густо цветущей сирени. Вокруг было не так много людей, и Илья медленно подошел ближе, и совсем как в детстве, осторожно обхватил пальцами гроздь цветов. И прижался носом, рискуя потом полдня чихать. Не так пахло, как в том душном мае, но воспоминания возвращало. Захотелось сейчас оказаться рядом с Немцовым, ощутить его ладони на своей пояснице, хоть от этого станет еще жарче. И утонуть в запахе цветов, подставляя лицо солнцу. К осени четыре движения объединились в коалицию «Против коррупции». Все понимали, наверное, что это один из переломных моментов. Переломным он стал и лично для Яшина. Почти все из «Солидарности» в следующий выходной праздновали, прям в штабе, и естественно Борис Ефимович был там. И Яшин тоже. Хотя, и старался держаться максимально поодаль и спокойно. Когда сотоварищи уже расходились, Немцов сам буквально выловил его из коридора. - Что-то случилось, Яшин? Тот недоуменно хлопнул глазами. - Что?.. Нет. Немного пьяный, и от этого чуть более тактильный чем обычно, Немцов пронзительно прищурился, взяв парня под локоть. - А то я не вижу, весь вечер со мной толком не разговариваешь. Обиделся на что-то? Лучше скажи, мы разберемся. Было бы все так просто. Илья смог только повести плечом, делая самый невозмутимый и спокойный вид, на какой сейчас только способен. Он тоже не особо трезвый, и от этого все гораздо тяжелее. - Вовсе нет, все хорошо. Просто устал. Вроде, это срабатывает. Мужчина улыбается, кивает, а потом, совершенно в своем стиле, притягивает к себе Яшина, словно пытаясь поделиться с ним своей радостью. Говорит что-то о новых свершениях, о том, что коалицией они добьются большего, гораздо большего, люди поддерживают их, и этих людей много. Илья это уже слышал, да и сам говорил теми же фразами. Сейчас он внезапно и откровенно залипает на чужое лицо. Пылающие энтузиазмом и слегка затуманенные алкоголем глаза, красиво очерченные губы, темные, с проседью, вьющиеся волосы. Немцов выглядел эстетично, выглядел горячо. И они все так же непозволительно близко. Потом Илья так и не понял, что произошло. Он или на миг потерял равновесие, или это был мужчина, но он оказался прижат боком к косяку двери и буквально между стеной и Борисом Ефимовичем. И, кажется, вцепился пальцами в его свитер. Мир вокруг словно тоже покачнулся, и замер. Все, что в нем осталось – это пыльный коридор, уже севшее за окном солнце, и они, буквально касающиеся друг друга носами. От обоих наверное не сильно приятно пахнет алкоголем, но это сейчас никого не волнует. С этого конкретно все и закончилось. Здесь и сейчас. Яшин был уверен, что сейчас у него все чувства, все эмоции на лице написаны, и от этого было страшно. Но он все так же смотрел в чужие глаза, а пальцы сжимали ткань чужой одежды. Пусть на него потом накричат, пусть ударят, даже если так. Но сдерживаться было больше невозможно. Он никогда не думал, что поцелует Немцова сам. Наверное, со стороны даже смешно, робко ткнувшись в уголок губ своими губами, совсем по-детски. И тут же ощутив, как его поймали за подбородок, не давая отодвинуться. - Илья… Страх тут же вернулся обратно, но – мужчина не оттолкнул его, только смотрел с изумлением. - Простите, Борис Ефимович. – единственное, что удалось внятно сказать, чувствуя, как бешено бьётся сердце. Кажется, Яшин даже закрыл глаза, или взгляд опустил вниз уж точно. Чтобы не видеть больше, чтобы было не так страшно. Но ему нежно кладут ладонь на щеку, все так же удерживая, и кажется, бить точно не собираются. - Что же ты делаешь, Яшин… Илья начинает нести какой-то бред – извиняться, говорить, что если теперь Немцов не захочет работать с ним, он поймет, и что он может уйти из «Солидарности», если так придется, и еще черти что. А потом осознает, что его гладят по щеке, все так же бережно обхватывая за талию. - Прекрати. Думаешь, я не догадывался, да? Думал, перебесишься, пройдет… а ты… ты вот как. «Он знал.» - теперь бьется единственной мыслью у Ильи, и становится стыдно. Он не знает, что еще тут можно сказать. И нужно ли вообще что-то говорить. - Давайте забудем. – только и может выдавить он. И ноги подкашиваются, когда Немцов внезапно целует сам. - Я привык нести людям то, что они хотят – свободу и правду. Разве я могу что-то запретить тебе? Если ты хочешь попробовать? До Ильи не сразу доходит, о чем он – в голове шумит. Глава оппозиции целуется просто потрясающе, медленно, чувственно, и Яшин буквально теряет рассудок. Жарко. Хочется пробраться ладонями под чужой свитер, или, еще лучше, чтобы Борис Ефимович сам коснулся его, выпутав из рубашки. Вплотную прижаться бедрами, так, чтобы от желания больше в голове не осталось ни единой мысли. Но пока единственное, что он может – едва кивнуть, обняв наконец мужчину за плечи, и тихо выдохнуть в чужие губы: «Хочу. Если можно. Пожалуйста.» Пахнет недорогим одеколоном Немцова, слегка сигаретным дымом, чем-то таким, общештабным, и Яшин всем телом жмется к его телу. Как бы все это не началось, с дружбы, общего дела, или же тайной влюбленности – у него есть шанс. "