Правильная концовка Судьбы Шута

Поднявшись по крутой тропинке, я постучал в дверь. Никто не ответил. Я снова постучал и после коротких колебаний толкнул дверь. Она открылась, и я вошел. Мне пришлось немного подождать, пока глаза не привыкнут к царившему здесь сумраку. Огонь в очаге едва горел. Шут крепко спал на кровати, стоявшей рядом с очагом. Прилкопа нигде не было видно. Я тихо прикрыл дверь, поставил корзинку на низкий стол и снял плащ. Бесшумно подойдя к Шуту, я присел на корточки, вглядываясь в его лицо. Его кожа заметно потемнела. Мне ужасно хотелось его разбудить и спросить, как у него дела. Однако вместо этого я выложил содержимое корзины на стол, нашел деревянную тарелку для хлеба и сыра и миску для фруктов. Бочка для воды была почти пуста. Вылив остатки в чайник, я поставил его на огонь, взял ведра и спустился туда, где с карниза стекала вода. Подождав, когда ведра наполнятся, я отнес их наверх, а потом сходил вниз еще раз. Когда я вернулся, вода закипела, и я заварил ароматный чай. Вероятно, именно его запах разбудил Шута. Он открыл глаза, но некоторое время лежал неподвижно, глядя в огонь. Он так и не пошевелился, пока я не сказал: — Шут? Тебе лучше? Он вздрогнул, повернул голову в мою сторону и весь сжался. Я пожалел, что испугал его, прекрасно понимая его состояние. — Прости, не хотел тебя напугать. Он сдвинул одеяло в сторону и привстал, но потом со вздохом опустился на постель: — Мне лучше. Чай замечательно пахнет. — Абрикосов нет, но я принес сливы. — Абрикосов? — Ты просил их, но к сожалению, я не нашел их ни в замке, ни в городе. — Ничего, спасибо, — сказал он и посмотрел на меня. — Ты выглядишь иначе. И не только из-за того, что успел помыться и побриться. — Я иначе себя чувствую. Но после бани мне действительно стало лучше. Жаль, что я не мог прихватить с собой бани Баккипа. Тебе бы определенно они пошли на пользу. Но как только ты сможешь ходить, мы отправимся домой. Я сказал Кетриккен, что ты некоторое время поживешь в старой башне Чейда. А когда ты окончательно поправишься, мы решим, кем ты захочешь стать на этот раз. — Кем я захочу стать… — Он усмехнулся. Я не нашел ножа, чтобы разрезать хлеб, поэтому просто отломил кусок. Я отнес ему хлеб, сыр и сливы, а когда чай был готов, протянул чашку. — А где Прилкоп? — спросил я, когда Шут принялся пить чай маленькими глотками. Я был недоволен, что Черный Человек оставил Шута одного. — Ну, он уходит и возвращается. Прилкоп занят изучением крепости Элдерлингов, чтобы понять, как сильно она пострадала. Пока тебя не было, мы с ним беседовали, когда я просыпался. Впрочем, по большей части я спал. Он рассказал мне о старом городе; его истории переплелись с моими снами. Наверное, он сейчас там. Прилкоп говорил, что хочет понять, что там сотворила Бледная Женщина и что ему по силам исправить. Подозреваю, что он пытался сделать город неуютным, чтобы заставить ее уйти. Теперь он намерен вернуть ему прежний вид. Я спросил у него: «Для кого?» И он ответил: «Пусть город выглядит как должно». Он прожил здесь много лет после того, как все остальные умерли. Возможно, несколько поколений. Прилкоп не считал прожитые годы, но я уверен, что прошло очень много времени. Он с радостью приветствовал Бледную Женщину, когда она появилась на острове. Прилкоп решил, что она приплыла со своим Изменяющим для того, чтобы осуществить цели самого Прилкопа. Он вздохнул и отпил немного чая. — Сначала поешь, а уж потом рассказывай истории, — предложил я. — А ты расскажи мне свои новости, пока я ем. С тобой произошло нечто важное. Ты изменился, у тебя другие глаза. И я рассказал ему обо всем, — так я не говорил еще ни с кем в жизни. Он улыбнулся, но его улыбка была полна печали. Шут кивал, словно я лишь подтвердил то, что ему и раньше было известно. Когда я закончил, он бросил косточку от сливы в огонь и тихо сказал: — Хорошо. Я рад, что мое последнее пророчество оказалось верным. — Что ж, и теперь я буду жить долго и счастливо — как поют менестрели? Он скорчил гримасу и покачал головой: — Ты будешь жить среди людей, которые тебя любят и многого от тебя ждут. Твоя жизнь будет ужасно сложной, и они заставят тебя тревожиться. И будут раздражать. И приносить тебе радость. — Он отвернулся от меня, взял чашку, заглянул в нее, как деревенская колдунья, читающая будущее по чайным листьям. — Судьба проиграла в схватке с тобой, Фитц Чивэл Видящий. В найденном тобой будущем ты почти наверняка доживешь до старости — судьба перестанет искать возможности, чтобы сбросить твою фигуру с доски. Я попытался смягчить его слова. — Мне уже порядком надоело возвращаться с порога смерти. — Да, это отвратительно. Теперь я знаю. Ты мне показал. — И почти со своей прежней улыбкой он спросил: — Давай будем считать, что мы квиты? Одного раза вполне достаточно, правда? — Я кивнул. А потом, словно Шут боялся, что я не дам ему сказать, добавил: — Прилкоп и я говорили о том, что должно случиться дальше. Я улыбнулся: — Новый план спасения мира? Надеюсь, нам в нем не придется умирать? — Тебе даже участвовать в нем не придется, — печально улыбнулся Шут. — Мы с Прилкопом, в некотором смысле, возвращаемся домой. В то место, где мы стали такими, какие мы есть. — Но ты же говорил, что никто уже не помнит тебя и что тебе нет никакого смысла возвращаться. — Меня охватила тревога. — Не в тот дом, где я родился; я уверен, что там меня не вспомнят. Но в то место, которое подготовило нас к нашей судьбе. Нечто вроде школы. Я тебе о ней рассказывал — как я убежал оттуда. Когда они отказались увидеть правду в моих словах. Там помнят и меня, и Прилкопа. Каждого Белого Пророка, который проходил через школу, там помнят. — Ну, пусть они и продолжают вас помнить. Мне кажется, они обращались с тобой не самым лучшим образом. Зачем туда возвращаться? — Чтобы подобное не могло произойти с другим ребенком. Сделать то, чего никогда не совершали прежде, вернуться и объяснить им старые пророчества в свете того, что мы знаем теперь. Чтобы уничтожить свитки, которые оставила в их библиотеках Бледная Женщина, или хотя бы пролить на них новый свет. Принести им опыт мира. Я очень долго молчал. — Как можно туда попасть? — Прилкоп утверждает, что он может воспользоваться колоннами. Вместе мы сумеем переместиться довольно далеко на юг. Рано или поздно мы доберемся до школы. — Он способен использовать колонны? — Я был ошеломлен. — Тогда почему же он столько лет оставался здесь, в холоде и одиночестве? Шут посмотрел на меня так, словно ответ был очевидным. — Мне кажется, он умеет ими пользоваться. Но боится. Даже в нашем языке есть понятие, обозначающее Элдерлингов, которое ему трудно мне объяснить. Всякий раз, когда человек пользуется колоннами, он что-то теряет. Даже Элдерлинги прибегали к ним с огромной осторожностью. Для того чтобы передать срочное сообщение, гонец мог пройти сквозь колонну один или даже два раза, но потом его обязанности передавали другому. Но Прилкоп оставался здесь еще и по другой причине. Он охранял дракона. И ждал появления Белого Пророка и его Изменяющего, которые, быть может, сумели бы выполнить его задачу. Ведь именно в этом и состояла цель его жизни. — Я не могу поверить в такую верность идеалам. — Нет? А мне кажется, очень даже можешь. Я услышал, как открывается дверь. Вернулся Прилкоп, который с удивлением посмотрел на меня, а потом что-то сказал Шуту. Тот перевел: — Он поражен твоим скорым возвращением и спрашивает, какое срочное дело заставило тебя вновь воспользоваться колоннами. Я небрежно махнул рукой и обратился к Прилкопу: — Я принес вам еду; видишь, вот хлеб и сыр, как ты хотел, вино и сливы. И я рассчитывал, что мы все вместе отправимся домой. Но Шут еще слишком слаб. — Отправимся с тобой? — спросил он, и я с улыбкой кивнул. Прилкоп повернулся к Шуту и негромко заговорил с ним. Шут что-то коротко ему ответил. Потом он повернулся и неохотно сказал мне: — Фитц, друг мой. Пожалуйста. Подойди к огню и посиди со мной. Я должен с тобой поговорить. Он неловко поднялся, накинул на плечи одеяло и медленно подошел к лежащему у очага матрасу, набитому травой. Потом он осторожно уселся на него, а я устроился рядом. Прилкоп изучал принесенную пищу. Отломив кусочек сыра, он положил его в рот и закрыл глаза, наслаждаясь вкусом. Потом открыл глаза и с благодарностью поклонился мне. Я кивнул в ответ, довольный, что сумел его порадовать. Когда я снова посмотрел на Шута, он глубоко вздохнул и заговорил: — Прилкоп не намерен возвращаться с тобой в Баккип. И я тоже. Я подавил в себе желание немедленно возразить, легкомысленно отмести все возможные доводы как несущественные и настаивать на его возвращении в Баккип. Хотя именно этого мне отчаянно хотелось. Я должен был выслушать. Чтобы знать, чего он хочет. Чего боится. Он посмотрел на свои руки, неподвижно лежащие на коленях. — Я довольно долго обсуждал эту идею с Прилкопом. Мы слишком многого не знаем — ведь теперь мы оказались вне времени, которое предсказывали, будучи Белыми Пророками. Он прожил в таком состоянии намного дольше, чем я. Он оставался здесь из-за того, что последний раз видел себя именно на Аслевджале. Он надеялся, что его видение, где на остров прибывают другой Белый Пророк и его Изменяющий, которые выполнят поставленную им для себя цель, окажется истинным. Так и вышло. Последнее видение не обмануло Прилкопа. — Он посмотрел в огонь, а потом наклонился, чтобы поправить торчащую из очага щепку. — И у меня было видение. О том, что произойдет после моей смерти. Я ждал. — Я видел тебя, Фитц. Видел таким, каким ты сейчас становишься. Ты не будешь все время счастлив, но ты стал более завершенным, цельным, чем раньше. — Какое это имеет отношение к тебе? — Важно то, чего я не видел. Моя смерть стала частью твоего будущего — тут не может быть сомнений. Нет, мои слова звучат слишком жестоко, словно ты планировал мою смерть. Правильнее будет сказать, что моя смерть была поворотным пунктом твоего путешествия. Ты пережил мою смерть и двинулся дальше. — Да, я пережил твою смерть. Но, как ты сам не раз говорил, я Изменяющий. Я вернул тебя обратно. — Вернул. И я не предвидел такого развития событий. Прилкоп тоже. И все, чему нас учили, не дает ответа на вопрос: как такое могло произойти? — Он слабо улыбнулся. — Конечно, мне следовало бы знать, что только ты способен сотворить такое изменение, которое вынесло нас всех за пределы предвидений Белых Пророков. — Но… — начал я, однако Шут поднял палец, прерывая меня. — Мы с Прилкопом это обсудили. И пришли к выводу, что мне не следует рисковать, долго оставаясь рядом с тобой. Я способен совершить серьезную ошибку. Но если я не вернусь с тобой, вероятность такой ошибки станет значительно меньше. — Вы не можете этого знать, это догадки, — слова Шута меня встревожили. Я ожидал нежелания возвращаться в Баккип, потому что наверняка его там ждало разоблачение в качестве опозорившегося и обанкротившегося Лорда Голдена. Я мог понять его желание вернуться в школу, чтобы поделиться новым знанием… Но я не был готов к его мистическому пророческому страху перед неизвестностью, перед возможностью по незнанию разрушить то, что далось ему такой ценой. Шут протянул руку и коснулся моей кисти. Его прикосновение оказалось прохладным. Он все еще был слаб, но лихорадка прошла. Когда он снова заговорил, его голос звучал устало и как будто обреченно: — Ты все еще Изменяющий, Фитц. Даже за короткое время, проведенное в Баккипе, ты это доказал. Изменения кипят вокруг тебя, как в водовороте. Ты не бежишь от них, а наоборот — привлекаешь их к себе. А я теперь слеп, я не в силах увидеть и оценить то огромное влияние, которое способен на тебя оказать. Вот почему… — Он замолчал, но я ждал, когда Шут закончит свою мысль. — Я не вернусь с тобой. Нет, подожди, не говори ничего. Дай мне закончить. Однако он вновь надолго замолчал. Я смотрел на Шута и думал о том, как сильно он изменился. Бледный круглолицый мальчик, гибкий и стройный юноша превратился в молодого мужчину. Недавние испытания заострили черты его лица, но синяки постепенно исчезали. Впрочем, изменения захватили не только тело. Его глаза потемнели и стали серьезнее. Я не торопил Шута, давая ему возможность выбрать нужные слова. Мне казалось, что он сейчас принимает окончательное решение, и хотя выбор уже сделан, все еще колеблется перед последним шагом. — Фитц, я принял свою смерть. Возможно, мне не хватило храбрости, но я встретил ее совершенно сознательно. Зная, что произойдет после моей смерти, я посчитал, что готов уплатить такую цену. Я решил, что явлюсь на остров и приведу в движение цепочку событий, которая закончится освобождением дракона. Да, я знал, что моя смерть будет ужасной, в холоде и боли. Но я видел, что есть шанс вернуть миру драконов, что у этих существ, надменных и замечательных, как люди, появится надежда на возрождение. И люди перестанут доминировать, навязывая всем свой порядок. Да, жизнь в новом мире будет непростой, быть может, люди проклянут меня. Однако теперь люди и драконы будут настолько заняты друг другом, что не смогут изменить природу по своему желанию. И мне казалось, что именно таким и должен быть истинный порядок вещей. — Что ж, в нашем мире вновь появятся драконы, замечательно. Но какое дело драконам до нас? Судя по тому, что я видел на поле битвы, им вообще ни до кого нет дела, кроме самих себя. Я не понимаю, почему… не согласен, что мы с тобой по этой причине должны расстаться — Прекрати! — сурово прервал меня Шут. — Неужели ты думаешь, что мне легко? Неужели полагаешь, что это единственная причина? И считаешь, что мне так просто с тобой расстаться? Нет. Есть и личные причины, которые заставляют меня уйти. Я видел, что после моей смерти ты нашел удовлетворение в вещах и людях, от которых ранее отказывался. Иными словами, после моей смерти ты живешь той жизнью, которой должен жить. Ты подарил мне еще кусочек жизни. Могу ли я отнять у тебя часть твоей? — Он заговорил медленнее. — Я могу любить тебя, Фитц, но не могу позволить, чтобы моя любовь уничтожила тебя и твою личность. Шут потер лицо и недовольно вздохнул, увидев, что кожа сходит слоями. Он стряхнул облезшую кожицу и еще сильнее потер лицо, а потом сложил руки на коленях и стал смотреть в огонь. Я молча ждал продолжения. Прилкоп тихо двигался по комнате. Я услышал стук и оглянулся. Он открыл небольшой мешок и вытащил из него маленькие каменные кубики. Я сразу их узнал. Камни памяти, нарезанные на универсальные кубики, которые я видел в покоях Элдерлингов. Он поднес один из них к виску, улыбнулся и отложил в сторону. Затем повторил свои действия несколько раз. Вскоре я понял, что Прилкоп сортирует кубики. Потом он повернулся к нам, почувствовав, что мы с Шутом за ним наблюдаем. Прилкоп улыбнулся и показал нам один из кубиков. — Музыка. — Потом другой. — Немного поэзии. — Он поднял третий. — История. И вновь музыка. — Он протянул кубик мне, но я смущенно развел руками. Однако Шут коснулся протянутого каменного кубика кончиком одного из пальцев, отмеченных Скиллом, и тут же отдернул палец, словно обжегся, а потом улыбнулся мне: — Да, и в самом деле музыка. Обрушивается водопадом. Тебе стоит попробовать, Фитц. — Мы говорили о твоем возвращения со мной в Баккип, — напомнил я Шуту. — Нет. Разговор шел о том, что я не вернусь. — Он попытался улыбнуться, но у него не получилось. Я продолжал молча смотреть на него. Вскоре он о чем-то попросил Прилкопа. Почти одновременно я услышал Чейда. Я хочу поговорить с королевой. Не сейчас. Я на острове. И наглухо поднял стены: сейчас я должен быть только здесь, только с Шутом, иначе… иначе что? До меня только сейчас липким, тошнотворным страхом начал по-настоящему доходить смысл того, что он говорит. Что он собирается сделать. Он собирается оставить меня ради какой-то новой моей жизни, где я якобы не-счастлив, но доволен и наконец получу все, чего хочу. Я могу его потерять. Если сейчас не пойму, не подберу правильных слов, не смогу убедить… Прилкоп вышел из комнаты. В этот момент Шут как будто окончательно решился и посмотрел на меня: — Фитц… Вернись к той жизни, которую ты должен был вести, и постарайся безоговорочно ее полюбить. Я видел, как ты живешь такой жизнью. — Он рассмеялся, и мне показалось, что в его смехе я слышу истерические нотки. — Эти видения помогали мне, когда я умирал. Мысль о том, что ты будешь жить после моей смерти, меня утешала. И когда боль становилась невыносимой, я сосредотачивался на твоем будущем и оно овладевало мной. Какое-то время он молчал, будто провалился в страшные воспоминания. Но потом встряхнулся и продолжил, уже более твердо: — Я долго размышлял на эту тему. Я не могу забрать у тебя подругу и детей. Много лет назад ты сказал мне, что Молли не сможет переносить твою связь с волком. Ты был уверен, что она заставит тебя сделать выбор… — он покачал головой. — Моя жизнь будет долгой; по сравнению со мной тебе осталось не так уж много лет. И я не стану отнимать у вас с Молли те немногие годы, что у вас впереди. Я уверен, что вы снова будете вместе. Ты знаешь, каков я. Ты побывал в моем теле, а я в твоем. И я ощутил — о боги, помогите мне пережить эти воспоминания, — каково быть человеком, настоящим человеком, ощутил это в те мгновения, когда удерживал в себе твою любовь, боль и потери. Ты позволил мне быть человеком, насколько это вообще для меня возможно. Ты восстановил десятикратно то, что отняли у меня мои наставники. С тобой я был ребенком. С тобой достиг зрелости. С тобой… В точности как Ночной Волк, который позволил тебе быть волком… — Его голос потух, и мы еще долго сидели молча, словно у него кончились слова. Я отчаянно подыскивал и складывал в голове собственные слова в убедительные доводы, но в итоге смог произнести только: — Я не могу, Шут. Не могу вернуться без тебя. Неожиданно он взял меня за руку. Я посмотрел ему в глаза. — Фитц. Пожалуйста. Не пытайся уговаривать меня повлиять на то будущее, которое я для тебя видел. Мне нельзя выходить за пределы своего времени и пытаться взять то, что не должно попасть в мои руки. — Неожиданно он задрожал, словно ему стало холодно. Он отпустил мою руку, придвинулся поближе к огню и протянул к нему ладони. Я заметил, что у него начали отрастать ногти. Он потер ладони, и с них сошел слой кожи, подобный белому пеплу. Открывшаяся новая кожа напомнила мне полированное дерево. Едва слышно Шут спросил: — Ты бы согласился жить с Ночным Волком среди волков? Его вопрос сбил меня с толку. — Я бы попытался, — осторожно ответил я. — Даже если бы его волчица отказалась тебя принять? — Я бы не заставил его делать выбор, но я бы последовал за ним и был бы рядом. Настолько близко, насколько стая позволила бы мне. — А если бы стая заставила его сделать выбор: или они, или ты? Что тогда? — Это бессмысленные рассуждения. Это не имеет никакого отношения к нашей с тобой ситуации. У меня нет стаи. А если я тебя правильно понял, то и тебе не нужно делать выбор между мной и кем-то еще. Конечно, если… Я запнулся. Слова вырвались неожиданно для меня самого — самонадеянные слова. Что, если ему есть между кем выбирать? С чего я вообще взял… В моей неловкой тишине Шут вновь взял мою руку в ладони. Перевернув, посмотрел на отпечатки своих пальцев на моем запястье. Затем нежно поцеловал ладонь, покрытую мозолями от меча. — Я уже говорил тебе, что нет пределов в моей любви к тебе. Я всегда хотел завоевать твое сердце. Целиком. Для одного себя. Хотя никогда не имел на это права. Но не в этом дело. Я почти не дышал. — Мы не вправе выбирать, Фитц. Я не вправе выбирать. В этом будущем меня нет в твоей жизни, но к тебе вернется все то, что по праву принадлежит тебе. Ты все еще Изменяющий, ты важен для этого будущего. И ты будешь в нем… счастлив. Он продолжал держать меня за руку. Прикосновение обострило нашу связь через Скилл. На грани сознания я чувствовал, как до меня пытался достучаться Дьютифул, но не обращал на него внимания. Осторожно, очень тщательно подбирая слова, я старался сформулировать суть страхов Шута: — Ты полагаешь, что я пострадаю, если ты вернешься со мной в Баккип? — спросил я. — Что моя будущая жизнь, которую ты видел, может измениться? — Да. — А если я не вернусь в Баккип, откажусь от всего, что предлагает мне будущее, ты полагаешь, что я буду несчастен? — Да. — И что в любом случае ненароком мы можем разрушить все, чего достигли? — Да. И тогда я наконец решился: — А если я скажу, что готов отказаться от прежней жизни и последовать за тобой? Готов рискнуть ради тебя всем, даже судьбой мира? Мне показалось, что мои слова ошеломили Шута. Ему пришлось сделать несколько вдохов, прежде чем он заговорил хриплым шепотом: — Я не позволю тебе. Я не могу позволить. Это слишком опасно, я видел твое будущее после моей смерти. Я не смею… — Зато я посмею. Уже посмел. Мне было страшно произносить это, страшно спугнуть Шута неуклюжими словами, страшно не суметь его убедить, но я больше не мог остановиться. Принятое решение будто свалилось камнем с души. Всё вдруг стало таким простым и ясным: — Ты видел будущее после своей смерти. Мою жизнь, где тебя больше нет. Но я уже изменил его. Того будущего больше нет, я вернул тебя. Ты жив. Ты со мной. Шут опустил лицо, уткнулся в наши сомкнутые руки. — Мне некуда возвращаться, Шут. Фитц умер 15 лет назад. Кем я вернусь? Очередным безымянным слугой, стражником, шпионом и убийцей в пыльных, затянутых паутиной тайных коридорах Баккипа? Ты говоришь, вернись к Молли и детям. У меня нет Молли. Те чувства, что были между нами, умерли вместе с мальчишкой в подземельях, их не воскресить. У меня нет детей. Меня не было в жизни Неттл, и тот, кто ее воспитал, поистине был ее отцом. Я не смогу заменить ей Баррича. Я никому не смогу заменить им того, что они потеряли! Чейд, Дьютифул, Кеттрикен,. мы с тобой создали для них мир, в котором они сами теперь смогут построить свое будущее, без меня. Мы сделали достаточно, Шут. И ты, и я. Он сидел, сгорбившись и спрятав лицо. Кожей ладоней я чувствовал его прерывистое сдавленное дыхание. Его плечи слабо вздрагивали. — Мы там, куда ни ты, ни кто-либо из Пророков не мог ранее заглянуть, так? Разве это не значит, что ты не можешь знать, не можешь утверждать, какой для нас обоих путь в этом будущем будет правильным? Я тоже не знаю, но… но мир до сих пор умудрялся выживать только благодаря тому, что мы были вместе и действовали сообща, разве не так? Да мы просто обязаны продолжать в том же духе! Он никак не отреагировал на мою жалкую попытку пошутить, приободрить. Меня накрывало отчаянием. — Шут. Любимый. Пожалуйста, посмотри на меня. Он не сразу поднял на меня глаза. Воспаленные глаза, из которых лились слезы. — Если бы я мог отпустить тебя, я бы позволил твоему пророчеству сбыться. Я бы позволил тебе умереть. Я почти потерял тебя один раз. Я не потеряю тебя опять. Ты нужен мне. — И, собрав последние остатки мужества, я произнес: — Я люблю тебя. Плотина дала трещину, и он разрыдался, тут же снова спрятав лицо. Он плакал, захлебываясь, и мое сердце разрывалось. Я притянул его к себе и обнял, бережно прижал к себе, стараясь не причинить боль его заживающей спине. По моим собственным щекам текли слезы, и я уткнулся лицом в его золотистую макушку в малодушной попытке это скрыть, хоть мы и были одни. Его боль, страх, одиночество покидали его, вытекали из него слезами — и текли прямо сквозь меня, будто были моими собственными. Но они уходили, и на их место приходило облегчение и покой. Постепенно его рыдания стихли. Рваное дыхание успокоилось и стало ровнее. Какое-то время мы сидели в тишине, которую нарушало только потрескивание горящей древесины. Наконец он глубоко вздохнул. Это был вздох глубочайшего облегчения, вздох усталого путника, завершившего наконец свой очень тяжелый и долгий путь. Он все еще сидел в моих объятиях, уткнувшись в мою грудь, поэтому его голос звучал приглушенно: — Я все еще считаю это неразумным, Фитц. — Угу. Он хмыкнул: — И это все твои аргументы на этот раз? — Угу. Я не услышал, но почувствовал, как он слабо, неслышно рассмеялся — и снова затих, замер в моих объятиях. Я прижал его чуточку крепче. Теперь мне пришлось прятать в его золотых локонах свою собственную расползающуюся от уха до уха глупую улыбку. *** Я больше не пользовался Скилл-колонной. Кратко, без подробностей с помощью Скилла я сообщил Чейду свое решение отойти от дел и исчезнуть. Чейд был недоволен, но привычно не придал слишком много значения моим словам, уверенный, что легко сможет переубедить меня лично, когда мы вернемся с острова. С Черным Человеком было сложнее. Он настойчиво старался переубедить нас, и мы так и не получили его одобрения. Скорее всего, потому что с ним разговаривал в основном я, и мы плохо понимали друг друга. Шут почти не участвовал в разговорах на эту тему, каждый раз старался улизнуть, будто стыдился чего-то, будто боялся, что Черный Человек пошатнет его хрупкую уверенность в правильности того, что мы собирались сделать. Я не упрекал его. Я сам не был уверен в правильности того, что мы делали, но мне было все равно. Я не выпускал Шута надолго из поля зрения. Старался не быть назойливым и предоставлял достаточно уединения, чтобы он мог хоть как-то справиться с тем, что ему пришлось пережить. Но я не позволял ему проваливаться слишком глубоко, аккуратно, но настойчиво раз за разом возвращая его к реальности. По моей просьбе за нами прислали корабль сразу до Зилига, когда наша делегация уже собиралась отплывать с Уислингтон-на-Мейле в сторону Баккипа. По плану в Зилиге мы должны были объединиться с ними и пересесть на наши собственные корабли. Мы прибыли раньше, тихо и незаметно, и предпочли разместиться в верхних покоях одной из таверн на побережье, а не в клановом замке. Через день весь город помпезно встречал делегацию Принца с его триумфальной миссии. Чейд нашел несколько минут на меня только поздно вечером. Я встретил его за кружкой эля в нашей таверне внизу, и эти несколько минут показались мне сущим адом. Возраст или власть испортили характер Чейда, но он то ли не слышал, то ли не хотел слышать, что мое решение принято и оно окончательно. В какой-то момент он и вовсе усомнился, все ли в порядке с моей головой. Не сказал прямо, но настойчиво три раза попросил провести его к Шуту якобы поздороваться и лично поблагодарить Шута за неоценимый вклад в столь удачно завершившуюся миссию Принца. Сомнение, смешанное с жалостью в его глазах, пробудили во мне холодную ярость. Он думал, что я свихнулся от горя и вообразил себе воскрешение мертвого друга! На мгновение я подумал, что готов оставить его в неведении на этот счет. Это было бы достаточно жестоко, чтобы удовлетворить мою потребность хоть как-то компенсировать его многолетние манипуляции и недоверие к тому, способен ли я здраво мыслить и самостоятельно принимать решения, даже сейчас. Тем более сейчас. Но я отказался от этой мысли. Он увидит Шута. Возможно, он поймет, что я сделал, что именно произошло и насколько это больше всех его планов и амбиций. Я дам ему завершение и смогу спокойно навсегда исчезнуть из его жизни. Мы поднялись наверх. Прежде чем войти, я довольно резко предупредил Чейда, что Шут многое пережил и все еще слаб, и попросил его придержать свои мнения и распоряжения на наш счет при себе и не утомлять Шута разговорами. Мы вошли. В комнате было тихо, в камине потрескивал огонь. Шут крепко спал спиной к нам на мягкой лежанке, которую я устроил ему у самого огня, поближе к теплу. Я тихо подошел и опустился на край лежанки, наклонился над Шутом и невесомо коснулся тыльной стороной ладони его лба, потом щеки, проверяя, нет ли у него жара. Мне было жаль будить его, и я как будто искал повода этого не делать. Но его кожа была прохладной, Шут выглядел почти здоровым, разве что изможденным. Наконец я мягко сжал его плечо и позвал по имени. Он вздрогнул, просыпаясь, привычно дезориентированный и испуганный в первое мгновение, но тут же взял себя в руки. Я будил его так каждое утро, и его пробуждение становилось все легче и безболезненнее. Меня это неимоверно радовало. — Здесь Чейд, он хочет с тобой поздороваться. Встреча вышла неловкой. Шут был встревожен, Чейд — сбит с толку и растерян. Наверное, он действительно не ожидал увидеть живого Шута. Или не ожидал оказаться свидетелем моего почти до неприличия бережного и нежного отношения к Шуту, когда я помог ему подняться и не отпускал его все те долгие пару минут, пока они обменивались любезностями. Или Чейд не ожидал в свой адрес полного враждебной настороженности взгляда от меня, будто я боялся, что тот причинит Шуту вред. Специально ли я это делал, чтобы продемонстрировать, кому теперь принадлежит моя преданность? Убедить в окончательности моего решения? Как бы то ни было, он увидел слишком много. И одновременно — слишком мало. Он ушел, пообещав проведать нас на следующий вечер. У него было еще несколько дней на то, чтобы переубедить нас, пока окончательно улаживаются дела и заключаются торговые союзы, а делегация Принца готовится к отплытию в Баккип. Но уже на следующее утро мы с Шутом стояли на палубе одного из неприметных мелких суденышек, отправлявшихся в Шокс, откуда мы планировали начать свой путь на юг. Когда берег Скирена стал едва различимой полоской на горизонте, с помощью Скилла я попрощался с Чейдом, Олухом, Дьютифулом, Неттл и передал пару сообщений для Кеттрикен и Пейшенс. А затем я поднял стены, отгораживаясь от них всех, от всего, что связывало меня с прошлой жизнью. Мы с Шутом навсегда покинули эту жизнь, чтобы вместе начать новую.