Июль, байк, две банки пива

Когда Шин ковыряется в байке — он хорош. Он, прямо скажем, горяч, когда ковыряется в байке. Ни одна девчонка, правда, не видела его за этим занятием — и напрасно: потому что если бы увидела (подвижные брови, сосредоточенное лицо, тихое и чуть фальшивое насвистывание какого-то популярного поп-хита, что вечно тарахтят у него в мастерской из древнего шипящего радио), она бы не устояла. Так что хорошо, что девчонки не видели. У Вакасы зато есть уникальная возможность прибрать его к рукам и любоваться Шином в одиночку. У него, Шина, не так уж часто бывает это лицо: только когда он занимается байками и принимает решения. В остальное время он похож на клоуна. Пустите его в манеж, и он заменит пол труппы, а цирк только выиграет, сэкономив впридачу на иллюзионисте, конферансье и приставучем продавце мороженого. Вакаса твердо знает: его страсть наблюдать за Шином на деле имеет сугубо эстетическое происхождение. Никаких других корней не может быть, когда ты гей, а твой друг — мастер спорта в погоне за юбками. Никаких других предтеч не бывает, если ты мазохист, а твой друг обладает какой-то поистине магнетической природы харизмой и очаровывает людей одним словом, одной улыбкой, даром что придурок. Вакаса до сих пор не бросил привычки заглядывать в лица своим товарищам во время собраний — все пытался удостовериться, что магия старшего Сано работает не только на него. А то было бы обидно. А то было бы страшно, и он бы исчез — даже Бенкей бы не нашел. Но раз у всех такие мечтательные лица — только слюна не капает, ты смотри — то Вакаса в безопасности и может гонять во рту леденец, исходя июльской жарой и смотреть на Шиничиро, пока глаза не высохнут, пока не склеятся мозги, пока не закончатся все в мире поломанные байки. Пока не закончится лето. Макушка у него хоть и крашенная, но напекает. Вакаса тихо стонет и переползает под навес, под тень. Так оглушительно стрекочут цикады, что у него звенит в ушах, и пора бы ретироваться на веранду, взять прохладного пивка и растянуться на прогретых досках, но Шиничиро весь взмок и уже не насвистывает, футболка у него прилипла к спине и делает вид, что она самый тонкий полупрозрачный шелк, сквозь который видно маршрут движения каждой мышцы. Ну, не сама она, конечно, а с помощью перегретых вакасиных мозгов, но он так расплавился и обленился, что даже не пресекает игру воображения. Хотя шелк Шиничиро не пойдет — он будет выглядеть в нем совершенно по-уродски. Ему вообще ничего не идет, кроме белых футболок и модно потрепанных джинс. Эдакий мотомеханик из глянцевого журнала. Из софт-порно. Но для этого у него слишком грязные руки и слишком глупое лицо. Сейчас оно не глупое, но стоит в кадре появиться девушке… Если только это не гей-софт-порно, мысленно поправляет себя Вакаса и вздыхает. Он не настолько кончился как личность, чтобы думать о гей-софт-порно — о каком угодно порно — с Шиничиро. Пока он отвлекается, чтобы отследить положение солнца на синем-синем полотнище, Шиничиро успевает футболку — дохлую, с желтизной неблагородной, тряпку — с себя стянуть с швырнуть куда-то на полку с инструментами. Совсем как в софт-порно, думает Вакаса восхитительно обреченно. Шиничиро тощеват, если на его вкус, но он хорошего роста и поджарый, с сильными руками. Почерневшие лунки ногтей и вонь мазута пополам с дешевыми сигаретами в комплекте, мужчина-мечта. У Шина блестит от пота спина, и его, кажется, совсем не беспокоит, что он загорит дочерна этим летом. Ему не пойдет загар. Ему ничего не идет, этому Шиничиро. Ему бы пошло распустить сейчас этими потными грязными руками ремень на своих джинсах, вот. Интересно, у него большой? Конечно, нет, иначе бы он вел себя иначе. Вакаса закатывает глаза и заставляет себя подняться. Дальше это терпеть невозможно. — Уходишь? — не оборачиваясь, спрашивает Шин. — На веранде полежу. Жарко. — Принеси пивка, будь другом. Вместо ответа Вакаса неопределенно мычит. Мол, ну, будет оказия, будет и пиво. Банка вожделенная, холодная, с нее стекают капли — точь-в-точь как у Шиничиро на спине. Ее хочется облизать — банку, не спину. Боже. Но банку Вакаса не лижет. Он выхлебывает ее, не отходя от холодильника, и отправляет в параболический полет до мусорки. Вторую берет с собой. Банка холодная, аж рука немеет. Когда Вакаса прикладывает банку Шиничиро к лопатке, он почти ждет тепловой реакции: с шипящим паром, спецэффектами, вот это все. Но Шиничиро просто ойкает и поворачивается за пивом. — Спасиб, — буднично так. Может, таким голосом и благодарят актеры софт-порно после съемок своим партнеров, как знать. Вакаса ненадолго остается рядом с Шиничиро и осматривает его всего, от макушки до ремня на джинсах и назад. Одинокая капелька стремительно скользит по его позвоночнику, и Шиничиро машинально поводит плечами, пытаясь ее стряхнуть. То, что банки Вакаса не облизывал — ложь. Тогда у холодильника капелька была точь-в-точь такой же, и он слизнул ее. Ощущения были не те. Вакаса уходит на веранду, потому что терпеть жару нет больше никаких сил — ровно как и этот позорный стриптиз для людей с кинком на грязных механиков. Половицы под его ногами тихонько скрипят — будто дышат. И лето впереди еще долгое.