И миска корма на столе

      На тренировочных полях для служебных собак царила невыносимая какофония. На пятое мая были назначены внутрипородные испытания, которые должны были выявить лучших из лучших особей, чтобы потом пустить их в разведение самой верной и работоспособной породы в Аместрисе. Молодые перспективные собаки были крайне возбуждены этим событием, а потому подняли такой лай, что его отголоски просочились даже сквозь каменные стены питомника армейских доберманов.       Уши двухмесячного щенка резало от этих громких, ужасающих голосов больших взрослых псов. Щенячье воображение рисовало ужасные картины собачьей грызни, побоев и погонь, вынужденного противостояния врагам, и образы эти были невыносимы для трусливой маленькой суки. Рядом не было ни матери, ни доброго человека, что бы защитил её, а потому она забилась в самый дальний от двери угол комнаты, втиснувшись худощавым тельцем для добермана её возраста в щель между стеной и запертой клеткой. Дрожь пробивала всё её тело, лапки затекли, но шевелиться и заявлять о своём присутствии она боялась. Подошло время обеда, и знакомый человек в синих одеждах насыпал аппетитно пахнущего корма в большую круглую миску в центре комнаты. Братья и сёстры со счастливыми визгами столпились вокруг высоких стенок кормушки и принялись жадно слизывать еду, виляя обрезанными хвостиками. Оставшаяся в стороне собачонка жалобно заскулила от голода и обиды и рванулась было вперёд, но в следующий же миг трусливо поджала переднюю лапку и вновь уселась в углу. Пока остальные не наедятся, ей едва ли перепадёт кусочек. По крайней мере, раньше ей никогда не удавалось отпихнуть кого-нибудь из братьев или сестёр. Попытка не стоила риска. Быть может, ей удастся поесть завтра. Или какой-нибудь добрый человек поделится с ней отдельной порцией…       Со стороны двери послышались новые человеческие голоса, и щенок вжался в угол сильнее. Из своего укрытия она частично могла разглядеть вошедшую компанию. Двоих она уже знала — строгую и спокойную блондинку, пахшую горечью, свежестью и незнакомой собачьей шерстью, и крупного рыжего мужчину с резким запахом масла и чего-то дурманяще жгучего. Другие же двое ей были совсем не знакомы. — Какие хорошенькие! — умилённо заверещал человек в очках со взъерошенными, затхло пахнущими волосами. Он наклонился к её сородичам и с добрым восторгом рассматривал их. К нему подошёл ещё один человек с ярким золотистым цветом волос, который она раньше видела только на стенах ранним солнечным утром. Он был в длинном плаще серо-коричневого оттенка и чёрных штанах. Она ещё никогда не видела людей не в синих одеждах! Этот человек сразу захватил её внимание. Не только видом, но и запахом. Юная собачонка втянула воздух поглубже, чтобы тщательнее распознать этот манящий аромат. Солнечный человечек пах сладким молоком матери, душистыми полевыми цветами и чуть терпкими древесными смолами. Пах теплом, домом, свежим хлебом и сладкими спелыми яблоками. Собаке сразу захотелось уткнуться в него носом, зарыться в складках одежды и заснуть целебным сном под боком. Она смотрела на него неотрывно, и купированный хвостик сам собой заметался из стороны в сторону. Вот бы он стал её другом!..       Человек перевёл на неё самый добрый взгляд, который она когда-либо видела в своей жизни. Глаза у него были такие же золотистые, как ранние солнечные лучи. Она прижала уши от робости и скрипуче заскулила от столь нежного и заботливого взгляда, направленного на неё. — А ты чего не ешь, мелкая? — заботливо и добродушно обратился к ней человек. Затем он подошёл и смело подхватил её на руки. Щенок замер от ужаса перед своей беспомощностью. Человек, может, был и хороший, но вот хватка у него была крепкая и страшная! Что он собрался с ней делать?! Её опустили быстро, прямо перед толпой чавкающих собратьев. Она визгливо заскулила, отбежала к стене, испугавшись, что её начнут прогонять, и села там, поджав лапку к груди. Новый знакомец озадаченно ойкнул, проследив за дрожащим голодным щенком. — Что с ней? — обеспокоенно обратился он к присутствующим. Строгая женщина встрепенулась и подошла к нему, и внимательно проэкзаменовала щенка. — Порок психики, — тихо ответила она, — Трусливая очень, в разведение точно не пойдёт… Верно? — повернула она голову к сотруднику питомника. Тот отвлёкся от перетаскивания мешков с кормом и обернулся к ней. Выцепив взглядом в углу предмет обсуждения, он тут же кивнул. — Так точно, мэм, — вытянулся он по струнке, а затем обратился к одетому в гражданское Эду, — Не знаем, что и делать с ней… Убивать жалко, а отдавать кому попало нельзя, из трусливых щенков ведь самые злобные вырастают… А списанных опытные люди как раз никогда не берут, — сотрудник вздохнул и покачал головой, — И цены ведь на неё не набьёшь… Эдвард отвернулся и с сочувствием уставился на щенка. Он глядел на неё долго, почти не моргая, пока не рассмотрел каждую деталь. Щенок робко смотрел прямо ему в глаза, пригнувшись и продолжая дрожать. Он так давно хотел свою собаку… — А за сколько отдадите? — вновь обратился Эд к сотруднику, положив руки на пояс. — Т-ю-ю-ю-ю, — махнул рукой тот, — Да хоть за щелбан забирайте… Надоела эта проблема, честное слово… — За щелбан? — с нехорошей ухмылкой переспросил Эд, приподняв бровь. Сотрудник тут же убрал руку с затылка и недоверчиво нахмурился. — Что, серьёзно хотите забрать? — неверяще спросил он, чуть вытянув шею. — Да. Сейчас, — кивнул Эд. — Уверены? — покачал головой сотрудник, — Доберман — это не шутки, тем более дефектный… Эдвард встал в позу. — Сэр, я в рукопашную отделал три тыщщи-летнего алхимика с силой Бога, а вы мне про какую-то опасную собаку втираете!.. Риза спрятала смешок в кулаке. — Так это Вы!.. — с отвисшей челюстью прохрипел сотрудник, затем с самым серьёзным видом кивнул, — Сейчас отсыплю корма. Элрик победоносно ухмыльнулся.       Меньше чем через час Эд вышел из питомника с пакетом корма в одной руке и завёрнутым в одеяло щенком в другой. Зверёк испуганно притих и спрятал большие грустные глаза в складках пушистой ткани мятного цвета. Щенок замер в страхе перед неизвестностью, заранее ожидая худшего. Её ещё никогда не выносили так далеко от дома, и обилие новых запахов, звуков и лиц ужасало её, заставляло желать исчезнуть в тёмной-тёмной норе и никогда больше не выползать на свет. Однако пока её единственным укрытием были тёплое одеяльце и рука нёсшего её человека.       Эдвард распрощался с Ризой около ворот, отделяющих территорию Штаба от городских улиц, и с лучезарно-горделивым видом, будто он только что сорвал самый большой куш в своей жизни, а не забрал дефектного щенка, потопал домой на другой конец города. Погода стояла изумительная — солнце было всё ещё по-весеннему ласковым, и ветер поднимал в воздух пыльцу цветущих деревьев, попутно усеивая тротуары отработавшими своё серёжками. На клумбах распустились нарциссы и гиацинты, а на нестриженых газонах бойко выглядывали молодые одуванчики. Эд с наслаждением прикрыл глаза и подставил лицо порыву свежего ветерка, вдыхая аромат весеннего города, сочетающего в себе запахи вновь распахнувших двери пекарен, женских духов и молодой травы. Прохожие таращились на его ношу, кто умилённо, кто с недоумением, но Эд, поглощённый весенним очарованием и собственными мыслями, никого не замечал. В таком неторопливом темпе он добрёл до своего спального района только к закату. Руки у алхимика очень устали от живой ноши, а ноги гудели от долгой прогулки, но он был очень доволен этим днём. Он взбежал на пятый, самый высокий, этаж просторного нового многоквартирника. Поставил пакет с кормом на пол, с трудом выудил из кармана штанов ключи и три раза провернул замок. Затем ногой толкнул дверь и боком ввалился в квартиру, захватив пакет.       Энви узнал о приходе Элрика ещё задолго до того, как тот хлопнул входной дверью, по лязгу металлического протеза на лестничной площадке. Он сидел на кухне с книгой, забравшись на стул с ногами, спиной прямо к прихожей. Гомункул отвлёкся от чтения и запрокинул голову, чтобы поприветствовать Эдварда. Только тогда он заметил, что шуршал пакет вовсе не с продуктами, а в руках любимого копошится скулящий комок. Энви не поверил своим глазам до конца, и спрыгнул с насиженного места, чтобы подойти к Эдварду.       По промелькнувшему в глазах гомункула любопытству и азарту Эд понял, что собаку они оставят. Однако Энви для приличия всё равно напустил на себя грозный вид, и исподлобья взглянул на алхимика. — Ты идиот? — устало произнёс гомункул. Эдвард ожидал, что его начнут отчитывать, и потому держал свои аргументы наготове. — Ну Э-э-энви, посмотри, какие у неё чудесные глаза!.. И сиреневая ленточка! — Элрик развернул щенка мордой к гомункулу, которого от отвращения аж перекосило, — Её бы выбросили, если б я не забрал… В питомнике сказали, что она слишком трусливая. — А, так ты ещё и больную притащил? — ядовито прошипел Зависть, — Просто изумительно! Тебе одной скулящей скотины в доме мало?! Теперь уже настала очередь Эда озадаченно хмуриться. — Ты чего?.. — обеспокоенно поинтересовался он у гомункула. — Я с этим возиться не собираюсь, — тут же перевёл тему Энви, ткнув пальцем в сжавшегося и дрожащего зверька. — Да я от тебя и не ждал, — пожал плечами Эд. Энви фыркнул. «Будешь возиться как миленький», — подумал Эд и криво усмехнулся, стягивая ботинки. Он пытался угадать, как быстро Энви надоест, что собаке уделяется больше внимания, и он подключится к процессу. Пройдёт ли день? Два? Неделя? Час? Кто знает! — Добро пожаловать домой! — приветливо обратился Эд к собачонке, опустил её на пол и погладил по спинке. Энви цыкнул и осуждающе покачал головой: — Ты хотя бы поинтересовался у хозяйки, разрешает ли она держать блохастых? — Ой, — положил руку на затылок Эд. Энви сжал переносицу и застонал. — Ты идиот, — вздохнул он. — Ой да ла-а-а-адно тебе, — цокнул Эд и махнул рукой, — Разрешит!       Юная доберманша, тем временем, пробралась в угол за обувной полкой. Её била крупная дрожь, и страх стал до того невыносим, что она даже перестала скулить, надеясь скрыть своё присутствие. В квартире пахло очень, очень странно. Пахло опасностью и отчего-то толпой испуганных людей, хотя она видела всего одного помимо уже знакомого Эдварда, чей запах был единственным, что её сейчас немного успокаивало. В то же время в ней взыграло любопытство, когда она распознала отличительный запах нового знакомого, с которым разговаривал Эд. Он пах сладковатой гнилью воды в стоячем озере, кисловатым холодом стали и свежестью мяты. И в одном запахе они с Эдом были схожи — в запахе травы. Но если Эд пах медовой цветущей травой, как в жаркий полдень пахнет луг ранним летом, то Энви пах позднелетним дурманом чабреца и полыни, который поднимается с земли с туманом во время вечерних сумерек. Этот новый запах был очень ярким, запоминающимся, интригующим, и он был ей скорее приятен, чем нет, несмотря на то, что собака не чувствовала в нём ни капли спокойствия или уюта. Напротив — аромат нового соседа бодрил и будоражил, и даже немного пугал. Но, может, стань она его другом, то обладатель такого запаха защитит и придаст ей сил, вместо того чтобы наводить морок.       Щенок жалобно заскулил и с надеждой подался мордой вперёд. Если это был её новый дом — что ж, так тому и быть. Она ко всему привыкнет. Эдвард обеспокоенно наклонился к юной собаке, затем перевёл взгляд на Энви. — Так боится… — грустно прошептал он, глядя гомункулу в глаза, затем потянулся рукой к щенку, чтобы погладить. — Стой! — схватил алхимика за плечо Энви. Эд удивлённо развернулся к нему, замерев в присогнутой позе, с рукой, наполовину протянутой к зверьку, — Принеси воды для начала. Эд пожал плечами и направился на кухню. Погремел посудой и вернулся с кружкой, до краёв наполненной водой. Энви медленно приподнял одну бровь. — Мда-а-а-а, — драматично протянул он, — Если это — самый гениальный алхимик столетия, то даже мне страшно за будущее нации. Эдвард с совершенно не впечатлённым выражением лица развёл руками, чуть наклонив голову. — Ей принеси! — кивнул головой в сторону щенка Энви. — Объяснял бы нормально!.. — пробурчал Эд и прицокнул языком, — Я что, угадывать должен… Энви закатил глаза и с драматичным стоном вздохнул. Эд вскоре вернулся с десертным блюдцем в руках и поставил его в метре от собачонки. — Дальше что? — всё ещё обиженным тоном обратился он к гомункулу. Тот молча подошёл к пакету с кормом, развязал его и выудил горсть мясных сухарей. Один кусочек корма он положил рядом с блюдцем с водой, второй — чуть дальше, и так проложил дорожку из корма к дальней стене коридора, ведущего в кухню, около которой уселся. Оставшийся корм он продолжал сжимать в кулаке. — Дальше мы ждём, — ответил гомункул. Эд посмотрел сначала на зверька, потом на него, и рассудил, что дать щенку самому прийти к ним — весьма здравая идея. Алхимик опустился около противоположный стены и устало улёгся на бок, подперев голову рукой. Он прикрыл глаза, отдыхая после долгого насыщенного дня. Энви неотрывно смотрел на щенка, избегая при этом прямого взгляда в глаза, минут двадцать, прежде чем та перестала так сильно трястись и сделала шажок в направлении блюдца. Ребяческое любопытство наконец победило страх, и она двинулась исследовать новое пространство, робко припав к полу на всякий случай. Повертела головой, оглядев и обнюхав прихожую, в которой смешивались запахи улицы и обоих обитателей квартиры. Никаких потенциальных опасностей, кроме одного из жильцов, она не заметила, а потому припала к желанной воде. Вылакав половину, потянулась за манящим запахом еды и жадно схватила с пола один кусочек. Энви победоносно усмехнулся, когда она с аппетитом и наслаждением зачавкала кормом. Не медля больше ни секунды, собачка шагнула ко второму кусочку, третьему, четвёртому… и очень скоро оказалась у колен неоднозначного нового знакомого. От его сжатой в кулак ладони пахло едой сильно-сильно, и она жалобно заскулила, впервые заглянув гомункулу в глаза. Тот заухмылялся ещё сильнее, обнажив зубы, и разжал ладонь. Щенок жадно припал к руке и съел всё без остатка за считаные секунды, вылизав с ладони последние крошки, не преставая энергично вилять хвостиком ни на мгновение. После она сыто облизнулась и успокоилась окончательно. Теперь она точно знала, что люди вокруг хорошие, и она наконец сыта и в безопасности. Она виляла обрубком хвоста так активно, что к движению подключались даже задние лапы, и переводила взгляд, полный счастья и доверия, с одного человека на другого. — Приве-е-е-ет! — умилённо протянул Эд, почёсывая щенка за ухом и под челюстью. Зверёк в ответ благодарно облизывал и покусывал его пальцы. Страх, извечный её спутник, наконец уступил место чему-то более тёплому и правильному.       Остаток вечера она провела, исследуя новый дом. Ни один угол двухкомнатной квартиры не миновал носатой инспекции. Когда время перевалило за полночь, Эд постелил её мятное одеяльце в одном из углов спальни, рядом с дверью. Свет в квартире погас, и они с Энви, продолжая переговариваться и смеяться, улеглись на большую двухместную кровать. Эдвард очень быстро провалился в сон, абсолютно вымотанный количеством событий, произошедших с ним за день. Энви же продолжал ворочаться с бока на бок и периодически вздыхать. Стало очень тихо и одиноко вдали от людей, и собачонка подорвалась со своего места, когда ледяной страх вновь сковал её. Рядом не было больше ни братьев, ни сестёр, ни матери, и единственными, у кого она могла просить помощи, были люди на высокой лежанке… Она подошла к стороне кровати, на которой лежал Эд, и сипло заскулила. Но отозвался только Энви с противоположной стороны. — Молчи! — угрожающе зашипел он, — А то об стенку угандошу!.. Собака, не разобрав значения слов, процокала коготками и подошла к противоположной стороне кровати. Там она села и заскулила жалобнее, чем когда-либо в своей короткой жизни. — Цыц, Эда разбудишь! — шикнул на неё гомункул. Собака пересела ещё ближе к краю кровати и продолжила скулить. Ей хотелось заснуть в безопасности, у кого-нибудь на руках, и она не переставала просить и надеяться. Энви решил игнорировать скулёж, но не вытерпел и пяти минут. С недовольным вздохом он выполз из-под одеяла — всё равно не заснуть. А если собака продолжить плакать, то и Эд не выспится… Хотя сегодня его, похоже, было и гранатой не разбудить. Щенок сразу же потрусил за гомункулом, радостно повиливая задом. Энви прикрыл дверь и бесшумно направился на кухню. Включил свет, и щенок был тут как тут, благо, уже не скулил. Энви хмыкнул и подхватил со стола медный чайник, набрал воду и щёлкнул газовой плитой. Пока вода кипятилась, гомункул открыл один из шкафов и принялся копаться в коробочках и пакетах с чаем. Выудив упаковку, задвинутую к самой стенке, открыл и с наслаждением вдохнул. Душистый освежающий запах мяты всегда доставлял ему удовольствие, и он не сдержал умиротворённой улыбки. Достав один пакетик, он открыл следующий шкаф. Чистых кружек, конечно же, не было. Вздохнув, Энви сполоснул одну из стоящих в мойке, и бросил туда пакетик. Чайник как раз начал свистеть. Собака завороженно следила за всеми действиями гомункула, и радостно подбежала к нему, когда он уселся на полу с кружкой горячего мятного чая. Энви не обращал на неё особого внимания, хмуро уставившись в одну точку перед собой. Щенок вновь заскулил, тронул его за бедро неуклюжей лапкой, и гомункул вздрогнул, резко развернувшись к нему. — Фу, что ж ты такая жалкая, — цыкнул он и погладил зверька. Она не хотела на этом останавливаться, и залезла гомункулу на живот. Тот обвил её рукой, и собачонка, наконец, прикрыла уставшие глаза и со вздохом уложила морду на руку. У этого человека руки на ощупь были намного нежнее, чем у Эда, а пальцы поглаживали очень аккуратно, на удивление умиротворяюще, и она очень скоро задремала, чувствуя себя любимой и защищённой. Энви ещё долго сидел, глядя на пол, то расслабляясь, то хмурясь сильнее и сильнее, почёсывал щенка и маленькими глотками отхлёбывал из кружки. Мята, в конце концов, возымела эффект, и его склонило в сон. За окном уже начинало светать.       Эд проснулся, когда солнечный свет уже заливал комнату целиком, и птицы за окном оживлённо щебетали. Слышно было, как внизу проехала машина, и хлопнула соседская дверь. Эд лениво зевнул и потянулся, приподнимаясь в кровати. Рядом не было ни Энви, ни собаки. Алхимик озадаченно хмыкнул, и встал с кровати, звякнув стальной ногой. Почёсывая затылок и продолжая зевать, он толкнул дверь и прошёл на кухню. Эд остановился в дверном проёме и расплылся в широкой умилённой улыбке. Энви спал, прислонившись к стене и припав к стулу. В гнезде из его рук свернулся чёрный с подпалом щенок. Она уже не спала, приветствуя Эда прижатыми ушами, высунутым языком и вилянием хвостика, но с рук гомункула слезать не торопилась. Эд присел на корточки рядом с милейшим дуэтом. Энви как раз проснулся от звука его шагов и тёр глаза, морщась от боли в мышцах из-за сна в крайне неудобной позе. — Ну вот, а потом удивляешься, чего спина всё время болит, — шёпотом пожурил любимого Эд. — Болит в этом доме только твоя башка, — уязвлённо буркнул гомункул в ответ. — Это точно, — с кивком вздохнул Эд и прижался губами ко лбу Энви. Тот уткнулся в его плечо и доверительно прижался в ответ. Собачонка спрыгнула с него и отряхнулась. — Приготовим блинчики? — с энтузиазмом предложил Эд. Энви отпрянул от него и счастливо заглянул в медовые глаза. — Ты сделаешь? — с восхищением прошептал он. — Ну конечно, — посмеялся Эд, — Но сначала дитё накормим, — сказал он, почесав радостную собачку за ухом.       Вскоре наполненная кормом до краёв тарелка была водружена на переносную ступеньку, которую Эд всегда держал в доме с тех пор, как жил без высоких людей, чтобы собаке не приходилось наклоняться к полу при трапезе и напрягать растущую шею. Квартира вновь наполнилась смехом, грохотом посуды и шагами. Утро было невероятно добрым, тёплым и вселяющим надежду, и сегодня юное породистое дарование было счастливо, как никогда. У неё отныне была семья, любовь, защита, радость, сила, храбрость, и целая миска корма на столе.