***
Ванда сидела на крыльце своего деревянного домика. Вокруг была тишина, давящая на плечи, заставляя ёжится от давления. Глаза опухшие, слёзы горькие, волосы растрепанные. Ванда ещё больше зарылась в шаль, закрывая спину от прохладного ветра. —Её не вернуть, не вернуть, Ванда. —шёпотом говорила себе под нос Максимофф. —Она так решила. Зарывшись ещё глубже тонкими пальцами в темные волосы, она уткнулась носом в колени, закрывая лицо. Ступень то и дело поскрипывала от ведьминых постоянных качаний, она так успокаивалась. Рядом было кресло, но в нем сидеть было невыносимо. Над головой качался одинокий фонарь, но и тот был таким тусклым, что что-то развидеть дальше носа невозможно. Неподалёку валялся маленький альбом, в котором Ванда собрала все их совместные фотографии, от первых до последних. Сердце сжимается пустой болью и изливается горькой кровью, когда девушка смотрит на Наташину улыбку. Терзающие душу воспоминания то и дело мелькают в убитой горем голове. Вот на этой зелёной траве Романофф лежит и рассказывает ведьме историю об их с Клинтом знакомстве, а та в свою очередь перебирает рыжие пряди волос и переплетает их в косу. А около той беседки они впервые поцеловались. Всё произошло так спонтанно, Наташа ухаживала за розами в её маленьком садике, а Ванда на неудобном кресле читала ей роман, но вдруг начался сильный ветер, а за ним последовал ливень. Чтобы быстрее укрыться от стихии, они мокрые, забежали в белую беседку. Романофф смеялась и не могла остановится, а русая любовалась её неотразимой улыбкой, убирая мокрые волосы со своего лица, а потом что-то сподвигло придвинуться ближе и обвить Наташину шею руками. Секунда, две, три и рыжеволосая девушка притягивает Максимофф ближе и касается мягких губ, накрывая собственными, сухими и пухлыми губками. Это был их маленький дом, маленькое убежище, что укрывало их от больших проблем, которое было способно защитить и утаить в себе всё. Но какой теперь смысл это всё имеет, если Ванда потеряла ключ от этого дома? Его уже не вернуть, никогда. Она всегда будет помнить день смерти Нат. Вот ведьма стоит на поле боя и смотрит на развалины, когда-то бывшего штаба Мстителей, по совместительству её бывшего дома. Оглядывается в поисках своего лучика света, глаза полны надежды. Они победили, это значит, что всё позади и теперь можно выдохнуть. Вот Ванда встречается глазами со взглядом Стива, в тот момент он снимает шлем. Снимает и по его щеке катится слеза, такая горькая и нежеланная. Рушившая все надежды в зелёных глазах Максимофф. И без слов всё понятно, но девушка не хочет, не может этого принять. Падает на колени, руки трясутся, а слёзы предательски текут с её щёк. Сзади подходит Бартон и поднимает ту с земли, прижимает к себе и что-то шепчет, но этого не достаточно. А потом недели проведённые в одиночестве, с сухими салфетками и сигаретами. Прежде Ванда этим не увлекалась и не хотела, даже была против, но это было единственным спасением. Дым помогал успокоиться, одурманивал и без того больной разум, Максимофф по началу нравилось, но потом оно стало таким же бессмысленным. Сейчас же, девушка иногда хватает в руки пачку сигарет, но сразу же вспоминает слова Романофф. Она была категорически против курения и всякий раз говорила ведьме как это вредно. Помогал и алкоголь, но и его бедная девушка послала куда подальше. На утро становилось хреново, жуткое похмелье, а вечером снова за стаканчик виски или бокал вина. А когда становилось плохо - в туалет. Но что это за муки? В спиртном можно было ненадолго забыться, на ночь. А утром опять в суровую и серую реальность. В конечном итоге ничего не помогло и по сей день Ванда страдает. На восьмой неделе она пошла в магазин и купила пять баллонов рыжей краски. Осторожно наносила каждый слой и любовалась своим отражением в зеркале, вроде ей всё нравилось (даже когда-то она уже красилась в этот цвет), но это длилось до определенного момента: настал её День Рождения. Максимофф была приятно удивлена, когда узнала, что команда подготовила вечеринку-сюрприз. Видимо решили, что вечно сидеть в четырёх стенах не вариант и надо выводить её в свет, а то там и сопьётся. В этом была доля правды. Ведьма веселилась среди всех, а когда настало время поздравлений, она внимательно слушала каждого, кто хотел ей что-то сказать. На какое-то время Ванда забыла об утрате, но во время своего тоста, Питер ляпнул не подумав про Наташу. Конечно подросток сделал это неосознанно, а потом долго-долго извинялся за это, но Максимофф стало настолько плохо, что в тот же миг, она умчалась в туалет и включив воду зарыдала, спускаясь по стене в вечернем платье. Но кого это волнует? Раздался приглушённый стук: —Можно? —послышался женский голос. Вытерев слёзы и опустив ноги, до конца садясь на кафель, русая шмыгнула носом и ответила: —Войдите. Дверь со скрипом открылась, а потом захлопнулась и когда Ванда подняла глаза, то увидела перед собой Елену - близкую сестру Нат, хоть и не родную, но всё же. До её смерти они не встречались, и после у них был один разговор и тот на кладбище, но обе понимали, что могут всегда поддержать друг друга в этом плане. —О, Елена, рада тебя видеть! —пыталась сделать радостное лицо Максимофф. —Из тебя бы получилась плохая актриса, ты об этом в курсе? —блондинка плюхнулась рядом и уставилась в стену. —Да что ты. —усмехнулась Алая. —Почему не со всеми? Праздник же всё таки. —Праздник? Издеваешься? Что за праздник без именинницы, когда та сидит в туалете и плачет, как малолетняя школьница. —Тут ты права… —Ну, иди сюда. —тихо говорит Белова и распахивает руки для объятий. Ванда с детской непринужденностью ныряет в них, а шпионка поглаживает её голову, стараясь не заплакать, дабы не усугубить и без того, плохое настроение ведьмы.***
Ванда приходит домой и спускает сумку с плеча, а потом с большим облегчением спускается с каблуков и распускает хвостик, массажируя голову. Одним взмахом алого пальчика расстёгивает платье и наливает стакан воды. —Где таблетки?!—мелькает в голове. Порыскав в верхних ящиках, девушка ничего не нашла, осмотрелась и увидела их перед самым носом на столешнице. А потом начинает смеяться своей невнимательности, облокачивает голову на дверцы шкафчика, но тихий смех переходит в плач и Максимофф быстро кидает одну капсулу в рот и запивает холодной жидкостью. Бежит в ванну. Останавливается. И начинает рассматривать свои рыжие волосы и приходит к одной мысли. —Это ужасно! Выдавливает из себя она, берет ножницы со стола и начинает резать длинные локоны, пока не останавливается чуть выше плеч. На следующий день идёт в парикмахерскую и перекрашивается в свой родной цвет.***
И даже спустя года, сидя на крыльце своего деревянного домика и слыша вокруг тишину, давящую на плечи, заставляя ёжится, она не забудет свои опухшие глаза, прохладный ветер. И всё будет повторять себе под нос: —Её не вернуть, не вернуть, Ванда. Она так решила.