галюны правда непредсказуемая вещь

есть такое непонятное чувство холода, оно обволакивает сначала уши, потом глаза (часто закрывая их), после рот с кончиком носа. уже через минуту не чувствуешь рук и кончиков ног, затылка. чувство тягучее и горько-солёное. и ничего не спасает, если только не сон или что похуже. есть такое чувство радости. оно оседает на языке и оставляет такое приторное послевкусие, что сплюнуть мало. появляется невесомое чувство, ноги будто отрываются от земли и хочется лета. хочется, потому что в знойный день никто не выйдет, а ты будешь бежать по полю быстро разгоняя саранчу и мелких букашек, с переменной удачей увидеть лягушку на озере. а лето наступило, но дождливое. теперь не побегать, мать не отпустит без зонта и ветровки (даже не смотря на градусник за окном). и так обидно на душе, ведь хочется под ливень, и так хочется чувствовать на ресницах и бровях капли. а ещё хочется высунуть язык как зимой и ловить дождевую воду. и хочется кружиться, до боли в голове и усталости в ногах, кружиться раскинув руки и поставляя своё тело ветру. но теперь джасту восемнадцать. теперь он взрослый, он смотрит прогноз погоды и всегда одевается лишь чуть легче нужного, ведь вчера было теплее остальных. теперь он сам ездит на дачу, но в знойный летний день готовится к поступлению. он не выходит на улицу, он лишь смотрит в окно на редких бабочек в тишине. и так ему тоскливо. джаст не любит музыку, он любит тишину. а ещё он любит когда кто-то говорит, особенно кто-то дорогой. джасту так тоскливо, что все эти кипы бумажек, таких скучных и серых, мерно перемещаются куда подальше. и так джасту становится все равно на возраст. и так все равно становится на мнение всех, даже своё собственное. рамки стали размыты, он не спал долго. джаст говорил с друзьями, они в городе с кондиционерами в квартирах и с желанием свалить куда-то. а джаст слушал, слушал и предложил самую глупую идею. идеи и мысли лезли постоянно. ощущение опарышей в голове становилось навязчивым. хочется стошнить или вскрыть череп. есть не хочется, не хочется пить, не хочется спать, не хочется ходить и лежать. опарыши будто поедали изнутри. они смаковали извилины и перебирались дальше, к спинному мозгу, глазам и нервам. жажда не отпускала, джаст лишь терпел, лежал на кровати калачиком, морщась от боли в желудке и терпел. ему казалось что почки отказывают, а кишки свернулись в тугие узлы и их только разрезать и оставалось. когда раздаётся стук во входную дверь, тяжелую такую, он не может подняться со своего места. мысли похожи на гудящий рой пчёл, язык на бессмысленно болтающегося червя, а ноги онемели. когда джаст слышит захлопнувшуюся дверь, то заморозились и руки, он стал бледнее чем за месяц пребывания в одиночестве. а на пороге в комнату стоит друг, с округлёнными глазами и таким приоткрывшимся ртом, будто что-то сейчас из него выберется. джаст лишь поднимает глаза и становится противно, перед глазами незнакомый человек, в ебучем похоронном костюме и крашеными волосами. ему кажется что человек в крови, а изо рта торчит пара клыков и вытекает что-то. когда он в последний раз видел алфедова на своей одинокой даче? тогда было знойно и так невыносимо, что они бегали по полю и задыхались в кислороде, джаст в самой лёгкой одежде, а его друг снова в закрытой кофте. они бегут быстро, они далеко от дома, а тенька как нет, так и не было. вдалеке видятся тучи, а ещё в километре густой лес. не добежав половину пути алфедов падает. падает расшибая в кровь коленку и лоб. падает, такое ощущение, что замертво. джаст спотыкается о слетевший ботинок друга, такой чистый и одновременно в желтоватом налёте пыли. поднимая вещи и друга на спину и самому джасту плохеет. голова начинает гудеть, а глаза мерно закрываться. ноги шевелятся не так быстро как хотелось бы. оставалось каких-то пару метров до тени, а руки уже ослабели и джаст был не в силах тащить друга под дерево. знойный день теперь не ощущается как что-то размеренное и статичное, а как некая петля. первый же ствол в тени был облюбован, а хилое тело положено на пыльную, чересчур сухую землю. джаст пытается отдышаться, пытается хоть как-то охладиться. отводит взгляд на друга и в испуге отпрыгивает. джаст снова потерялся, потерялся в воспоминаниях и только рука, крепко придерживающая плечо и вторая рука, подносящая к губам стакан очень холодной воды удерживают его от падения на кровать. он поднимает немигающий взгляд на своего товарища. джаст помнит тех насекомых, вываливавшихся из глаз друга, помнит размытое лицо из воспоминаний и знает, что снова забыл его имя. человек тянет его за пропахшую потом водолазку вверх, чуть приподнимая завалившееся тело, по ощущениям наполненного ватой. джаст смотрит в лицо этого человека умоляюще, готовясь почти плакать. и друг понимает, что нужно джасту. «я алфедов, ал-фе-дов», звук режет уши. режет из-за полной тишины около месяца, из-за того, что это не голос джаста. «джаст, джаст, ты меня слышишь?» алфедов легко трясёт плечо, а прикосновение как удав сдавливает кожу, джаст пытается одернуться от этого ощущения, но кивает. «хорошо, джаст, ты помнишь куда клал свои таблетки?» кухня грязная. казалось ещё пара дней и живность в виде опарышей и тараканов здесь найдёт себе уютный дом. солнце светило ровно в плотные шторы, поэтому пришлось их отдернуть, задыхаясь пару секунд от пыли. верхние полки проверены на наличие медикаментов, но кроме пахнущей больницей домашней аптечки алфедов не нашёл ничего. нужная банка таблеток, без этикетки, лишь с написаной прямо на ней дозой, нашлась в ящике с вилками. заглянув туда она оказалась почти полной, алфедов ожидал то, что она пустая, а на него выпрыгнет сверчок. джаст сидит опираясь только на старый ковёр на стене, такой пыльный, что клопы бы вылезли из него, а что похуже задохнулось бы уже там. джаст тоже хочет задохнуться, или не хочет. он не понимает где он, он знает что где-то в этом доме ходит друг и ищет какие-то таблетки. джаста тресет. трясёт крупно и, кажется, что это уже слишком. он просто хочет на улицу, выйти в этот зной и сгореть от солнца, получить ожоги лица и гореть до последнего. поднимая глаза на часы он смотрит, смотрит на них и входит в ритм смерти. смерть идёт в такт щелчкам стрелок, быстро, почти торопясь забрать расколотую и растерзанную душу. джаст подрывается с места, он пытается бежать к окну на подгибающихся ногах. ему страшно. этот страх разрывает горло и джаст кричит. кричит как только может. кричит, потому что желанное окно в один миг становится наполнено кровью, лицами и глазами. глазами, смотрящими прямо в нутро и пожирающими почки, легкие, сердце. джаст бросается назад, к двери, но там стоит смерть. он падает, ушиб ощущается как подставленный нож. а смерть, кажется, даже рада легкой добыче. она торопится, торопится его забрать в те свои объятия. те, в которых успокаиваешься и дышать перестаёшь. и джаст даже был бы рад. есть такое непонятное чувство холода, оно обволакивает сначала уши, потом глаза, после рот с кончиком носа. уже через минуту не чувствуешь рук и кончиков ног, затылка. чувство тягучее и горько-солёное. и ничего не спасает, если только сон. и джаст засыпает. он погружается в пучину темных кровавых рек будучи обнятым. обнятым не смертью. его держит алфедов, держит уже полчаса. он терпеливо ждёт пока его друг уснёт. он гладит его по затылку, по ушибленному колену и старается не смотреть на оставленную на полу банку таблеток. джаст просыпается за своим рабочим столом в светлой квартире. из окна прямо в глаза бьет белый свет, тот, что напоминает приём стоматолога. улицы не видно из-за яркости, поэтому джаст вскакивает с кресла и пытается закрыть жалюзи. они противно скрипят, разъезжаясь по окну. в следующий же момент на руки джасту упала пауков, чёрных, казалось, блестящих пауков. они быстро задвигали тонкими лапками, щекоча кожу и после себя оставляя пятна, похожие на укусы комаров. джаст медлит, а после резко пытается стряхнуть ползущую по кистям живность. в тот же момент откуда-то с потолка падает ещё пара таких же, после ещё, и ещё. через три минуты весь пол кишит быстро передвигающимися членистоногими, а в полной тишине кажется, что слышно как они мелко и часто топают по полу. перебираясь под и на одежду уже во всю топающего и трясущегося парня, покрывая его своими следами. джаст кричит в попытке отпугнуть кучу свалившихся на него существ. и все стихает. становится так тихо, что слышно собственную кровь, циркулирующую из сердца, заставляя его учащено биться после увиденного. очередная галлюцинация? однако галлюцинация действительно была очень правдоподобной. джаст ощутил фантомную боль на запястьях и потёр то место, где прогулялись те пауки. следов не было. как и кучи восьминогих на полу. джаста встряхивает. кто-то его ждёт, но во сне. в том сне, где он летом готовится поступать. или это был не сон, а то, где он сейчас находится является сном? алфедов переместил джаста на кровать, положил рядом с ней таблетки и стакан воды. долго метался из стороны в сторону, при этом считая каждый свой шаг от угла до двери, он думал что делать, когда его друг проснётся. джаста начало потряхивать, он дергался и метался по узкой кровати. пару раз сквозь сомкнувшуюся челюсть пролетали короткие вскрики. алфедов подрывается с места, склоняется над джастом и не понимает что делать. он прикасается ко лбу, но для чего? жара или простуды у джаста точно нет. алфедов принимаемся легко нашептывать джасту что-то успокаивающее, что-то, что никогда не внушало ему самому доверия. придерживая джаста за плечи, алфедов начинает говорить громче, думая, что сможет разбудить друга. и джаст действительно просыпается. резко открывая темные глаза и начиная учащенно дышать. алфедов старается улыбнуться со всей искренностью что у него есть на данный момент. выходит криво, как всегда. джаст бегает глазами по потолку, лицу друга и просит воды, тихо, охрипше. делая глоток и запивая им же протянутую алфёдовыми таблетку, парню кажется, что мир становится более тусклым, тот ярко-красный теперь более блеклый. алфедов выглядит задумчиво, а после тихо произносит: «думаю, нам нужно уехать в город.» джаст вскакивает с кровати, покачиваясь начинает бормотать что-то, а алфедов вслед за ним поднимается с матраса. «нет, я не не хочу уходить, здесь мой дом»—джаст шепчет, прикрывая уши руками, сильно сжимая голову. алфедов действительно прав, ему пора уехать отсюда.