Ухмылка

Ви — шрам, длинною в жизнь. У неё груз вины на плечах, новая пачка хрустящих евродолларов и глупая ухмылка. Вздернутый правый уголок губ, нелепо перечеркнутый свежим рубцом, растягивает искусственную физиономию. Виктор не уверен, что это её настоящее лицо. У него новый прототип «ока», заказанного специально для неё, и бережно спрятанное за остальными чипами в импровизированной мастерской. Ви, как влитая, сидит в кресле, вертя в руках старую «игрушку», рассматривая поврежденный имплант. Рубец, перечеркнувший пустую глазницу и угол губ, пульсировал неестественным красным цветом под кварцевой лампой. У неё новое сообщение, драная футболка и глупая ухмылка. Виктор протирает очки и подкатывает на рабочем стуле к своей пациентке. Старый прототип щелчком отлетает в сторону, закатываясь под стол, и пустая глазница «кровоточит» остатками имплантата под рассеченной бровью. У Ви глупая ухмылка и Виктор думает, что эта девчонка его доведет. Он наклоняется к ней слишком близко, невольно чувствуя запах синтетического волокна, дешевой газировки и кислого пота. Ви смотрит на рипера здоровым глазом, продолжая кривить искусственную гримасу. — Ты ведь знаешь, что тебя перекосило? Ви закатывает здоровый глаз, притворно вздыхая: — У меня еще колени болят от долгого сидения на корточках. Но ты же мне их не подправишь. Рабочая рука Виктора расщепляется на несколько механизмов, с почти бесшумными щелчками и скрежетом устанавливают новое «око» на растянутом от боли лице. — Если ты не знаешь, но новые хромированные мениски болеть не будут. Конечно, если ты специально не открутишь или не переломаешь их как, — рипер мотает головой куда-то в сторону, куда отлетел испорченный прототип «ока». — Да и не налегала бы ты на эти дешевые сериалы. Забиваешь память объемным мусором. Ви фыркает и опускает ноги на пол, когда Виктор отходит от неё в сторону, и сгибается напополам, от слишком пронзительного, входящего иглой в синтетическую роговицу, света, постепенно окрашиваемого в красный компьютеризированный цвет. У неё острые позвонки, блестящий металлический протез руки, и сомнений полные карманы. — Я ведь не подхвачу вирусняк, — она зажимает уши, пытаясь заглушить внутренний гул, смешанный с сердечным стуком под ломкими ребрами. — И всегда смогу прийти к тебе, чтобы ты его подчистил. Виктор не смотрит на выступающий шейный позвонок, не скрытый короткими волосами, и проклинает про себя день, когда Ви заявилась на порог его клиники. — Ты ведь знаешь, что я обязательно вернусь. Ви оставляет стянутые резинкой банкноты, к которым Виктору не хочется прикасаться, и уходит с глупой ухмылкой и полными карманами фиктивных надежд. А потом, в свете неоновых ламп «Посмертия», она наклоняется к Виктору и заговорщицким шепотом в самое ухо говорит: — Я нашла кое-что, что тебе очень понравится. Вещь недешевая, но… — она опрокидывает в себя последнюю стопку текилы, отворачивая голову, слишком неправильно облокачиваясь на собеседника за стойкой. — Ты не поверишь, что мне пришлось выменять, чтобы это достать. Даже глазной имплант от «Арасака» не сравнится с этим. Виктор знает, что это «что-то» из его прошлой жизни, но без особого энтузиазма поднимается в заблеванном лифте на торговый уровень в доме Ви, чтобы пройти к её квартире. Ему не нравится это место, и он бы предпочел, чтобы его пациентка перебралась в более презентабельный район, но терпеливо перешагивает горы мусора и обоссынные матрасы по пути к двери. Скомканные алюминиевые банки на столе, початая бутылка дешевого убойного виски среди оберток батончиков и снеков, разбросанные игральные карты, енни и старомодная шариковая ручка. Ви роется в коробке у стола, с ликованием вытаскивая на свет зеленоватую бутылку с красной пробкой и потертой желтоватой этикеткой. — Они назвали это бур-гун-ди. У Ви полупустая квартира в наркоманском районе, раздолбанная Хелла и дорогая бутылка пино нуара. Она ставит бутылку на столик среди мусора, самодовольно взирая сверху-вниз на своего рипера. — Ну как? Удивила я тебя? Виктор откупоривает бутылку вина и подносит твердую пробку к кончику носа. Давно забытый аромат ольхи с букетом из орехов и винограда разбавляет искусственную среду. Он не хочет знать, каким образом и где Ви достала эту бутылку, как и не хочет знать, сколько за неё заплатила, поэтому молча разливает по граненным бокалам красную жидкость и подносит к губам. На кончике языка распускает цветок пыльной розы, горечь сменяется сладким мускатом и дубовым привкусом бочки. Ви делает большой глоток и морщится, встряхивая головой, щелкает зажигалкой и поджигает сигарету. И Ви нет времени, только смятая промокшая пачка «Беломора» из Союза, красная куртка Виктора и глупая ухмылка на опухшем лице. Она закупоривает вино и убирает его обратно, от чего Виктор ей благодарен, иначе его душа не выдержала бы пренебрежительного отношения к алкоголю «настоящего». Настоящего, состоящего не из разведенной имитации виноградного порошка, а выдержанного сначала в бочке, а уже потом в покрытых плесенью погребах. Он знает, что у Ви никогда нет времени, поэтому она пьет быстро, курит быстро и занимается сексом тоже быстро, словно участвует в гонке на выживание. Ви хлопает его по руке, и её глупая ухмылка сменяется маской тоски, от чего уголки губ опускаются вниз. — Если что, эта бутылка — твоя. Выпьешь за меня, когда я стану легендой, а? Ему не нравится этот разговор и он хмурится, снимая очки, складывая их на стол. Ви облокачивается о его плечо, обнимая за предплечье и наигранно вздыхает, выпуская струйку тяжелого, неприятно пахнущего дыма. — Скоро я буду в Высшей Лиге, Вик. У неё прошлое кочевницы, настоящее наемницы, и будущее в фиктивном мире. Ви трется щекой и белую рубашку Виктора, царапая кожу руки хромированным пальцем. Она всегда юлит в такие моменты, свойственная ей прямота испаряется, как взломанные базы данных, и Виктор иногда устает от таких игр. Он треплет её по волосам и целует в лоб, чувствуя запах проклятого «Беломора» и пороха в волосах. У Ви кровать для одного, вечно включенная реклама и закрытое руками лицо от Виктора. Ему не нравится это, но он целует тыльную сторону ладони, когда она закрывает лицо. Ви несвойственно теплая для носительницы имплантов, поэтому он остается с ней до утра, потому что она просит. Ви ластится к нему, словно дворовая кошка, с несвойственной ею нежностью и Виктора это удивляет, потому что время растягивается в бесконечный поток, слишком долгий по меркам Ви. — Ты ведь помнишь, что меня зовут Валери? У Валери сломанные ногти, треснувшие губы и шрамы длинною в жизнь. Виктор гладит по волосам свою наемницу, под треск и шум Найт-Сити. Он знает, что ни чем хорошим их сотрудничество не обернется, но где-то на грани сознания надеется, что ком напряжения где-то в солнечном сплетении, всего лишь накопленная усталость. — Скоро я буду в Высшей Лиге, да, Вик?