Алтимейтс

POV Александра

      Холодно до боли. Как я и говорила, вода сейчас ещё прохладная, а на глубине оказалась вообще льдинкой. Меня всю трясёт и пора сваливать с побережья. Кто-то вызвал скорую, а может пожарных. Мне слышен гул сирен и я не готова явиться миру. Мне нужно понять, как бороться со Стивом.       Бэй-Ридж рядом и теперь я понимаю, что это хорошо. На улицах много людей, но все они двинулись к мосту, а потому особо не смотрят на меня и я тенью иду к старой знакомой. Надеюсь, она при деле. И также надеюсь, что нет. Свернув на знакомую улицу, обстановка кажется той же, что в восьмидесятых, а сейчас мне это на руку.       — Красотка, по чем? — кричит какой-то мужик из своей тачки и подъезжает ближе.       Наклоняю лицо ещё ниже, закрываюсь мокрыми волосами, чтобы меня не узнали. Моя тишина в ответ заставила мужчину поехать дальше, искать себе другую. Отлично, то что нужно.       — Ты кто нахуй такая? — спрашивает меня дамочка и начинает трепать за плечо.       Только она хорошенько тряхнула, как мне пришлось треснуть по рукам и заставить отвязаться от меня. Когда же моё лицо открылось, то я неожиданно увидела… Беспокойство?       — Вот черт. Александра? — спрашивает эта самая дамочка, которая почти убила меня за то, что я влезла на её территорию.       — Это странный вопрос, но… Ширли ещё при деле? — шёпотом спрашиваю и продолжаю держаться за плечи в попытках согреться.       — Тебе нельзя светиться. — озираясь по сторонам, говорит она и сняв с себя пёструю розовую накидку, укрывает меня и отводит в сторону, ближе к дому, — Гидра здесь вип-клиент. От мала до велика. Я отведу тебя к Ширли.       Дамочка прикрывает меня собой и ведёт по улице мимо своих «коллег», огрызается на проезжающие машины, если они тормозят рядом с нами. Почему я ей верю? Если прикинуть, то Ширли сейчас около шестидесяти. Может это очередная ловушка. Меня постоянно предают, а теперь я доверяюсь первой встречной проститутке. У меня нет ни денег, ни оружия, ни телефона, ни выбора.       Поднявшись на третий этаж одного из зданий, пусть это и не тот самый дом, в котором обычно ошивалась Ширли, я чувствую этот несравнимый запах карри. Моя сопровождающая стучит в одну из квартир.       — Ширли? — спрашиваю я и вглядываюсь в знакомое лицо.       Это точно она. И она рада меня видеть. Меня настоятельно переодели в сухую одежду. Очевидно, самую приличную из возможных. А ещё у Ширли просто бесподобный чай. Время идёт, ничего не меняется. Устроившись поудобнее на мягком, но продавленном диване, жадно пью горячий чай и наконец согреваюсь.       — Поверить не могу, что ты не объявилась сразу. Я то уж думала, что ты зазналась и никогда ко мне не явишься, — привычно злится Ширли, демонстративно надув нижнюю губу в знак своей наигранной обиды.       — Прости, Конфетка, я пришла занять немного налички на билет в Трентон.       — Какого дьявола тебе делать в Трентоне? Ты думаешь, мы тут новости не смотрим? Я не знаю обо всех покушениях на тебя? О том, кто твой муж? Так это он твой бывший? Как ты могла сойтись с ним?       На меня сыпятся сотни вопросов, на которые я не могу дать ответа. Ширли не растеряла своего обаяния за годы, которые мы не виделись. Я билась с Зимним Солдатом, но у меня нет никаких шансов против ста десяти килограммовой латиноамериканки, пребывающей в абсолютной ярости. Даже если ей около шестидесяти лет. Эта дамочка дожила до своих лет, при своей то работе, исключительно благодаря бойкости. Никаких сомнений. Раньше она сдавала мне своих клиентов, если мне на них поступал заказ в кругу наёмников, а я покрывала её и девочек. Иногда избивала «плохих» мальчиков, не имеющих должного уважения. Наши пути разошлись давным-давно. Сближаться с людьми у меня получается плохо, но кто-то сказал однажды, что проститутки лучшие психологи. Ширли стала моим первым и единственным психологом. На момент наших с ней посиделок за чаем и пончиками, которыми я подкармливала ее, ах вот почему она столько весит, я рассказывала ей о Баки.       Ну... То, что было в моей голове. Я ведь стирала себе память о нём. Потому в голове были крупицы наших отношений и Барнс был абстрактным мужчиной, разбившим мне сердце, а я даже не помнила почему и как это произошло. Ширли ненавидит моего абстрактного бывшего, а мне слишком сложно объяснить ей произошедшее.       — Ширли! — кричу я, чтобы остановить поток слов, — Прошу тебя, хватит вопросов. Я не знаю ответов, ясно?       На глазах в очередной раз слезы и лишь это заставляет Ширли отступить. Она недовольно цокает, отрицательно мотает головой и протягивает мне пачку налички. Приличную пачку.       — Я была и буду на твоей стороне, крошка. Посмотри вокруг, — предлагает она, но я вообще не понимаю о чем речь, — Все мы сливаем информацию сопротивлению, каждый Божий день! Не нравится мне твой муж и я понятия не имею, что ты в нём нашла. Нас много, тех кто за тебя и поверь мне, дорогуша, — говорит она и победно расправляет плечи, — Нас куда больше. Каждая уважающая себя женщина ЗА тебя. Хватит терпеть всё это. Я тебе всегда говорила, чтобы ты бежала от плохого отношения к себе, но теперь я хочу, чтобы ты не бежала, а остановилась, — Ширли подходит ко мне и бьёт ладонью в мой лоб, от чего я чуть остатки чая не разлила. Какого чёрта она меня бьёт? — И врежь прямо в его самодовольное лицо. У тебя ведь есть армия?       — С каких пор ты шаришь в политике и войне?       — С тех самых, как твой муж захватил власть и установил тут свои порядки.       Справедливо. Армия против армии равно миллионы погибших, а это не мой метод. Не могу я больше проходить через такое. Мне хватило времени в сороковых. Никаких больше сырых окопов, голода, недостатка вооружения, тёплой крови сослуживцев, просачивающейся сквозь пальцы… Ничего этого.       Для выстраивания тактики мне нужно подумать. Я не нашла ничего лучше, чем прийти на свою же могилу. В конце концов, моё тело провело тут два десятка лет. Если Баки приходил сюда, то и я должна хоть раз побывать. Может найду ответы, пойму как быть.       Надгробие гласит «Сэм Роджерс», но этого человека больше нет. Никто не исправил на Александру, но и Александры тут никогда не было. Дата рождения отсутствует, а дата смерти неверна. Жетон Мстителя я увезла с собой на Аляску и там же его оставила, когда впопыхах возвращалась в Нью-Йорк. Ну что ж, ответов здесь нет, зато вандалы не оскверняли надгробие разными гадостями. Видела я такие случаи. Честно говоря, считаю это неправильным в любом смысле. Какой бы человек ни был веры, кем бы он ни был и как бы не выглядел после смерти, нельзя трогать символ памяти о нём. Никогда не понимала такой агрессии. Никогда не позволяла бросать тела немецких солдат или вести себя с ними пренебрежительно. Врага нужно уважать. Расизм и вовсе неуместен. Первой страной, которую захватили фашисты, была сама Германия. Дезертиры есть в каждой армии. Где бы человек не родился, его это не определяет.       Человека определяют его поступки.       Светать ещё не начинает, но мне пора возвращаться. На кладбище жутковато и может по дороге в город я придумаю план. Обычно, все мои планы обращаются крахом, но это не тоже самое, что и стратегия боя. Мне не хочется вести открытый бой против Капитана, потому как это гарантированное кровопролитие, унесённые людские жизни. С другой же стороны, прямо сейчас сопротивление пытаются в прямом смысле вырезать. Моя мягкотелость стоит дорого.       — Эй! — кричит какой-то мужчина мне в спину.       Не уж то меня раскрыли? Это «эй» заставило меня остановиться, но я не могу решиться обернуться. Меня за руку тащат в дом и я так поражена, что даже не пытаюсь сопротивляться. Вообще-то, он не вызывает у меня тревоги. Почему-то… Меня настойчиво толкают в спину и я оказываюсь… В кабинете?       — Ты кто такой? — спрашиваю мужчину и осматриваю дипломы, висящие на стене за рабочим столом. Психотерапевт высшего класса, высококвалифицированный специалист, награда от ассоциации психологов… Доктор Эрик Пикли. На вид приличный, в костюмчике и выглядит очень злым. Как примерный пациент, я заняла место на диванчике, а вот Эрик встал напротив, оперся бедром о стол, разглядывает меня.       — Я и надеяться не мог на такую удачу, — ошарашенно говорит он и прикрывает рот ладонью.       — Автограф хочешь? — пытаюсь язвить, в надежде избежать серьёзного разговора. Черт!       — Почему ты так с ним поступала?!       — Придётся тебе уточнить, дорогуша. Потому как я часто…       — Джеймс Баки Барнс.       Даже интересно, он что, следил за ним? Может был психологом из Гидры? А там бывают психологии? Я не видела. Может Эрик обычный психолог? Будет интересно, если он докторскую по Баки пишет. Ха.       — Сказать нечего? — продолжает злиться док.       — Да я понятия не имею, о чем ты, чтобы ответить.       — Он действительно любит тебя! — кричит Эрик. Он кричит на меня??? — Всегда любил, а ты прикинулась его психологом и постоянно стирала из своей головы. Так не поступают с людьми! Почему ты делала это?!       Какого хера? Он правда решил, словно может меня судить? Мой злобный взгляд смягчил злобного психолога. А может он почувствовал, что я ему сейчас хребет сломаю. Орать на меня?!       — На обычные методы работы психолога это не похоже, — вскинув руки вверх, дипломатично говорит док, — Но даже я не мог лечить Барнса от клинической депрессии, потому что не представлял всей картины. Не представляю до сих пор. Сложно объяснять парню, что мёртвая подружка не хотела его ранить и просто не умела любить.       — Да, Пикли, я не умею любить. Почему я стирала себе память? Да я ненавижу его. Ненавижу себя. Ненавижу Романофф, с которой он меня перепутал своим повреждённым мозгом от постоянных ударов током и прочистки мозгов. Ненавижу Гидру, убившего моего ребёнка прямо во мне. Я ненавижу весь мир. Я ненавижу себя и не могу ненавидеть его, потому что он также потерял нашего ребёнка и также страдает.       Как же приятно это наконец сказать. И жутко больно от того, что это не всë.       — Послушай, я не знал всей истории, я был не прав... — говорит Пикли и опускает глаза.       — Как я могла так поступить с Баки? Не имею понятия. Он столько раз пытался меня оттолкнуть, но я продолжала настаивать и заслужила того, что пережила в Гидре.       — Нет, это не так.       Док пытается протестовать, но меня вообще не волнует его мнение. Я о себе всё знаю.       — Барнс не заслужил такого отношения к себе. Он заслуживает лучшую девушку, которая не станет его забывать, которая не станет сбегать, у которой нет панических атак, которая станет ему женой и матерью его детей. Я не подхожу ему. Я его только раню.       — Панические атаки — это плохо, но я хочу, чтобы ты воспринимала это как точку кризиса. Ты до неё дошла, Александра. А всё потому, что скрывала свои эмоции, закрывала их долгое время, не обговаривала проблемы и ставлю свой годовой доход на то, что пыталась подсознательно заменить одного суперсолдата другим.       — Да пошёл ты!       — Я видел новости. Съехать с моста — это не предел. Тебе надо начать проживать эмоции, а не забивать их в дальний угол, он переполнен. Ты хороший человек, с которым произошло много плохого, — говорит мне Пикли.       Подняв глаза на Эрика, я вижу во взгляде сочувствие. Мне не нужно это его паршивое сочувствие.       — Я не хороший человек. Я потянула на дно своего брата, бросила родного человека в бою и не имела хребет сбежать от Гидры, когда представлялась возможность. Я раню людей. Я монстр. Я упёртая, злая, эгоцентричная и точно не герой. Я злодей и у таких не бывает счастливого финала. Мне предназначено страдать за все грехи. Если кто в этом и виноват, то только я.       Пикли прикусил нижнюю губу, скрестил руки на груди и двинулся к шкафу с книгами.       — Ты слышала про японскую технику Кинцуги?       Док протягивает мне разбитую кружку, на стыках которой не клей, а золотые линии. Меня такое должно было пронять? Вверх поднятая левая бровь и мой усталый взгляд дают понять, что нихрена у него не вышло. Тогда он продолжает вселять в меня буддистскую мудрость, или вроде того.       — Как раньше уже не будет. Как бы тебе не хотелось. Жизнь разбила тебя, Александра. Ты сделала ошибки. Позволь всему тому, через что ты прошла, сделать тебя мудрее и сильнее.       — Звучит очень глубокомысленно. — соглашаюсь с ним для вида. Начинаю вставать с дивана и направляюсь к выходу, — Вот только жаль, что снова пиздеж на ровном месте.       Я открываю дверь и хочу сделать шаг на выход, как вдруг Пикли просто осатанел. Док силой закрывает дверь, стоило мне лишь начать её открывать, разворачивает меня за плечи и прижимает к двери.       — Сбегать — твоё кредо? От себя не убежишь. — почти орёт мужчина и поставил руки по обе стороны от моих плеч. Выглядит добродушный док слишком уж яростно. Это странно, — Попытаешься снова? Вот тебе правда жизни, девчонка, — говорит Эрик и тычет пальцем мне в лоб. Мужчина разошёлся не на шутку, а вот я потеряла все эмоции, — Любовь — это не дурацкие бабочки в животе и прочие тревожные знаки: когда тебе хочется понравиться человеку, когда ты пытаешься ему угодить, когда делаешь из себя кого-то другого, когда он пытается сделать тебя человечнее в его понимании! — Пикли бьёт кулаком в дверь за мной, а я не могу выдавить из себя даже нарочно хоть немного испуга. Моё лицо абсолютно «пресное» и наверняка это бесит сильнее всего моего эмоционального доктора, — Любовь — это когда тебе спокойно рядом с человеком, когда ты чувствуешь себя в безопасности и на тебя не давит тишина рядом с ней, — док точно ушёл с темы моих отношений на свои. И тут же себя одернул. Немного проморгавшись, он себя поправляет: — С ним. Это когда он принимает тебя несмотря на то, что ты такая: настолько неуверенная в себе, что бежишь от него и своих чувств. Это ОН принимает тебя такой, какая ты есть. А Капитан требует от тебя соответствовать его ожиданиям! Да пойми же ты, это не нормально, но абсолютно естественно пить ром время от времени в память о погибшем деде, называть себя «Новак» в память о погибшем родном человеке и забить на свою «настоящую» фамилию, потому что с той семьей тебя по-настоящему ничего не связывает!       Какая пламенная речь, Пикли. Браво. Ну честно. Многое вышло наружу из выпусков Карен обо мне, но чтоб знать о роме… Мои размышления прерывает его тирада. Он не закончил.       — Он не идеален, ты тоже. Если он бесит тебя — ори на него, говори с ним. Хватит бежать. Позволь ему смешить тебя, не скрывай улыбки, потому что это кажется неправильным по непонятным тебе причинам. Любовь трудна, когда она настоящая. Не причиняй ему боль, не жди от него большего, чем он может тебе дать. Он также ошибается, как и ты. Это не значит, что от него стоит бежать из-за спутанности сознания пятидесятилетней давности. Обрати свой гнев на тех, кто этого заслужил и допустил ту трагедию.       — Пикли, — спокойно обращаюсь к доктору, вены на шее которого сильно надулись от яростной речи, — Ты стал ему другом. Что ты за доктор после такого?       Осторожно похлопав мужчину по плечу ладошкой, открываю дверь и направляюсь в Нью-Йорк. Психотерапевты не вступаются за своих пациентов, не караулят тех, кто ранил пациента. Иначе, было бы много избитых родителей, калечивших своих детей в юношестве; искалеченных парней с плохими манерами и абьюзивным отношением к женщинам, что опять-таки упирается в поломанное детство. Да вся психология завязана на этом. Порочный круг не разорвать.       Моя привычка быть самой по себе вылилась в неспособность строить крепкие и здоровые отношения. Бывает и так. Теперь у меня сын и от него я не сбегу, не откажусь и буду бороться ради него. В этот раз я сбегаю от неуравновешенного психолога, а не от разговора с ним. Мне нужно вернуть своего сына. Это значит, пришло время официальных мер. Мне так не хотелось никогда к этому прибегать.       Надгробие гласит «Сэм Роджерс», но этого человека больше нет.       Как раньше уже не будет. Как бы тебе не хотелось. Жизнь разбила тебя, Александра.       Любовь трудна, когда она настоящая.       Обрати свой гнев на тех, кто этого заслужил и допустил ту трагедию.       Продуктивно съездила все-таки. Приходится вернуться к Ширли. Мне нужно позвонить Майору Рощину. Никому кроме него я больше не доверяю, такова реальность. Отдав распоряжение доставить документы лично мне в руки и довести до здания суда, мне приходится посидеть в прокуренной, но довольно уютной квартире старой подруги. Восстановить ли мне свой старый номер? Интересно, насколько сильно сейчас меня ненавидит Уэйд?       — Ты совершенно не слушала, о чем я с тобой говорила, не так ли? — взывает Ширли и закатывает глаза.       За такое можно отхватить, потому я отодвигаю чашку подальше, устало тру пальцами глаза и смотрю только на Конфетку Ширли.       — Мне удалось привлечь твоё внимание? — довольно спрашивает она и закуривает сигаретку. Ширли протягивает мне пачку мальборо, но я отказываюсь моментально. Кажется, теперь мне это не нужно. Я курю при стрессе и если на взводе, а сейчас ни то, ни другое меня не тревожит. Полная концентрация. В отношении Стива так уж точно. С остальными мужчинами в моей жизни я разберусь чуточку позже. А может… Уилсон уже отошёл? Ширли может вывести меня на него? — Ау, Земля вызывает Александру, — говорит Ширли и щёлкает пальцами перед моим лицом.       — Ты знаешь где Дэдпул?       — Нет, красотуля. Он пропал, когда двинул с тобой в Россию и больше я его не видела.       Плохо, просто отвратительно. На лёгкое решение проблемы я не рассчитывала, но чтоб вообще глухо... А может он дома и не сбежал? Выглядел он куда более безумно, чем обычно.       — Вот, что я тебе скажу, — говорит Ширли и садится прямо передо мной, придвигает стул так, что её колени оказались между моими. Это действительно единственный шанс поймать мое внимание, — Когда меня бросил Росс, ты говорила мне, что дело было не во мне.       — Это так, — быстро и уверенно говорю ей, меняюсь в лице. Не уж то она снова сомневается?       — Ты говорила, что когда я делилась своими переживаниями о больном отце, а Росс закатывал глаза — это не любовь.       — Так и есть.       — Ты говорила, что если любишь кого-то, то у тебя болят его раны.       — Ширли, это говорила не я. Это старая итальянская поговорка. По образованию я искусствовед. Во мне много всякой ненужной информации и она иногда вылазит в нужный момент. Я не могу присвоить себе итальянскую мудрость.       — Зато можешь упускать суть того, что говоришь! — гневается Ширли и бьёт меня в плечо кулаком. Какая бойкая старушка.       У нас с Баки много общей боли, болят одни и те же раны и основная их причина — Гидра. Так или иначе. Дело в том, что так почти с каждым человеком в мире. Это не работает в моём случае.       — Дорогая, — устало произношу и кладу ладонь поверх её, — Я сжигаю мосты ко всему, что не могу исправить.       — Этот дым душит тебя?       Душит. Пора вздохнуть.       Роман Рощин, мой верный Майор, бедный парень вытерпел аллею проституток Бэй-Ридж, которые вешались на него, а одна даже при мне щипнула за задницу. Парнишка раскраснелся. Эта картина навсегда засядет в моей голове. Главное, с задачей он справился. Мой мальчик. Документы при мне, пора в суд.       О моём приезде не было известно, но я имею влияние называя себя «Роджерс» и потому не составило никакого труда пройти прямиком к судье Ростерсон.       — Мне нужно заседание по этому делу завтра же. Я не могу медлить. Тут и не с чем медлить, — говорю судье и подталкиваю ближе заявление.       — Мне неизвестно местонахождение Капитана и я не могу гарантировать вручение повестки в суд, а без этого…       — Мне известно, — прерываю рассуждения и пишу адреса на бумаге, протягиваю судье.       — Вам нужно заплатить пошлину за рассмотрения заявления в судебном порядке, — сообщает мне помощник судьи.       Сняв с себя обручальное кольцо, кладу его прямо на стол перед судьёй и этого будет более чем достаточно. Вне всяких сомнений. Наличка Ширли закончилась.