Ливень, что больше не начнется

18.34, в городе только что закончил лить проливной дождь. Благовещенск утопала в криминале. Кризис, работы нет, фабрики работают еле-еле, заводы тоже через раз. Торговля идёт только кантробандой, алкоголь, табак, одежда «adidas», наркотики были редкостью. Вера была в смятении, по голове как будто железным сатейником ударили, и без сна, отправили на 3ю смену на завод. Вера давно пополнила список бесперспективных городов, отток населения, на дорогах трупы валяются. Из ветхой квартиры выходить нет никакого желания. Прогнившая оконная рама пропускала майский холодный ветер, пыльный тюль, который не стирался с 90 года, развивался словно флаг на здании управления. Недавно Лёня звонил, говорил что приедет, что все будет в порядке, что все разрулит. Это было два года назад. Два года назад Вера слышала этот любимый сердцем голос, внимала всем словам. Верила. Верила, как маленькая девочка верит в божью волю, верила безоговорочно. Два года, телефон молчит. Умом-то понимает, что дела поважнее есть, что не у нее одной проблемы, что Лёня всё-таки развитее, и ему сложнее. Но он так и не приехал. Не взял трубку, сколько бы Вера не звонила, не ответил ни на одно письмо, что Вера так старательно писала всё эти два года. Тишина. Убивающая всякую надежду на продолжение, выжимающая все соки и гнятущая, как хлыст наездника. Вера пыталась не думать, пыталась разрулить, пыталась бороться, но иногда руки опускались очень резко. Не знающая тяжести криминала Зеева Верочка, окунулась этот омут с головой забыв задержать дыхание. Выпуская в воду кислород, она просила помощи, но никого не было рядом. Она продолжала тонуть в этом страшном и чёрном океане, и никто не спохватился. Постоянным состоянием стало истерическое. На работе, она не пускала к себе никого кроме Лерочки— её ассистентки, были велики шансы заспустить в какого-то чиновника стул. Было плохо, но в тоже время весело. Вера знакомилась с новыми людьми, что до 90х было нереальным, Вера доставала новые музыкальные кассеты для магнитофона, который Соёл заботливо передарил Вере. Новый алкоголь на прилавках, новые фирмы табака, коллекционирование всего и сразу создавало свою романтику. Но всё же Лёня не звонил. Не звонил, не обращал внимание, словно Благовещенск была недостойна упоминания. Несмотря на его слова о любви, как он дорожит его Верочкой, взор Хабаровска всегда обращён на Вову. На развитого, при деньгах, милого, красивого, похожего на него. На того, с кем он считался, на того, в ком был уверен, на того, кого любил сильнее. Магнитофон не играл любимую кассету, в шкафу был беспорядок, а с улицы доносились разборки на повышенных тонах. Голова шла кругом от продолжительной истерики, пальцы ног замёрзли а глаза опухли и неприятно щипали. Вера не появлялась на улице вне работы, предпочитала одиночество с пачкой сигарет, которую растянет на месяц. Благовещенск не любила убиваться по правде жизни, она всегда знала на подкорке сознания, кто мил Хабаровскому сердцу на самом деле. Знала это когда целовала, когда ждала с горячим чаем и свежими пирогами, когда отсылала письма полные любви. Знала с момента основания их троих, с момента, когда заложили храм и привезли отряды военных для заселения, знала, что будет всегда недостаточной. Вера закурила. Не было смысла идти на балкон, всю квартиру насквозь продувает. Слёзы подступали вновь, воспалённое сознание отчётливо рисовала картины милых прогулок с Лёней по Амуру. Как они дурачились на гладкой ледовой поверхности, как плавали в реке, ещё до ее загрязнения. Следом за воспоминаниями вылезли годы закрытия, когда в редкие свободные дни, Благовещенск ехала к Хабаровску, как она выписывала ему и Вове разрешения на въезд, как они веселились. Вера понимала, почему не мила Лёне, почему он не хочет больше с ней проводить выходные. Вера понимала Вову, почему он так редко приезжает, почему так редко приглашает и так часто отказывается от ее компании. Вера просто недостаточно развита. Вера просто немного отсталая в моде, Вера просто не может позволить себе слушать песни на дисках, Вера просто не такая как они, она не похожа на них, больше не похожа на них. Истерика накатила с новой силой, зависть и тупая ненависть поглотили Благовещенск снова. Телефон зазвонил, поднимать нет желания, огонек надежды заставил унять истерику. — Верка, здаров. — Магадан редко звонил. — Привет Мирош. Чего хотел? — А, ты это, не знаешь чё с Лёнькой? Я его с 91го не слышал. Почему тебе звоню, потому что Вовка тоже пропал, ну а вы же все вместе дружите. Воот. — Мирон замялся немного. — Не знаю. Я ни одного, ни второго с начала 90х не слышала, не видела. — Благовещенск затянулась. — Аа, ну извини тогда. Ты как сама? Я тебя с 50х так не слышал. — Плохо Мирош, плохо. Ну как у всех, хахах. Ты как? — Хорошо, веселюсь, мне вообще в кайф. Не хочешь приехать, с нами потусить? Мы тут с сибиряками по таким пьянкам ходим, ууух! — Нет Мирош, спасибо. Я тут отсижусь. — Ну, как знаешь. — в трубке послышался разочарованный выдох. — Слушай, если эти двое выйду на контакт, сможешь мне об этом сказать? — Вера снова затянулась, и затушила сигарету в хрустальной пепельнице на подоконнике. — Конечно, вообще без базара. — Спасибо тебе. Благовещенск положила трубку первой, привычка. Плакать сил уже не было, захотелось ещё с кем-нибудь поговорить. Как вариант можно набрать Юке, но та навряд ли возмёт. Бедная девочка страдала не меньше Веры, темные круги под её глазами от усердной работы пугали. Ещё больше испугал стук в дверь. Входная дверь в квартиру не предусматривала глазка, поэтому Благовещенск подхватила с кровати заряженный пистолет и направилась к двери. Вера решилась открыть, только когда стук повторился. На пороге стояли причины её истерик и самобичевания. — Вера, прости меня. Я... — уж было начал Лёня, но Вова его перебил. — Мы не хотели! Я тоже, я не думал что все так выйдет! Верочка, мы ведь тебя очень любим, как мы могли отказаться от тебя? — Владивосток кинулся на подругу с объятиями. — Ты мне ведь как сестра, мы как одна семья, родная кровь. От семьи не отказываются! Прости меня, что не смог помочь. — Владивосток продолжал держать Благовещенск в объятиях, стоя на пороге. Вера молчала. — Верочка, ну не молчи, прошу, не молчи. Скажи хоть что-нибудь, скажи как зла на нас, скажи как хочешь нас задушить, хоть словечко, Вера... — Вова легонько тряс подругу за плечи. Та смотрела ему в глаза пустым взглядом. — Вас два года не было, как вы узнали?.. — Благовещенск отошла вглубь квартиры, скромно приглашая зайти. — Как? Ты же мне письмо отправила, писала как тебе плохо, и что мы от тебя отказались. Оно было от ноября 91го конечно, но получил я его в начале апреля. Ты там ещё про Лёню целую триаду написала, вот мы со всем быстро разобрались и приехали как смогли. — Владивосток обеспокоенно смотрел на заметно похудевную подругу, наспех стягивая обувь и олимпийку. — Я перепутала получателя что ли? — Вера забрала олимпийки друзей. — Вы на кухню идите, я разберусь с вещами. — наспех захлопнув дверь и кинув в небытие спальни пистолет, Благовещенск побежала в гостиную убивать вещи и обувь неожиданных гостей. Лёня пошёл за ней, отмахнувшись от друга. — Вера, я так и не сказал, меня тоже извини. Я обещал тебе много чего, и ничего не сделал. Мне правда стыдно. Просто... Я не знаю как тебе это сказать. Кое-что случилось, и... — Хватит. Говори как есть. — Благовещенск повернулась к Хабаровску. — Я... Я хотел тебе сказать, что... Мы с Вовой всегда рады тебе помочь. — Лёня мямлил, отводил глаза, старался сдаться перед Верой в комок, и укатится под диван. — Ты не это хотел сказать. — обречённо вздохнула Зеева. — Лёня, я ведь не глупая. Я вижу все, и догадаться не трудно. Ты читал то письмо? — Амурский замялся. — Которое? — заметив удивление на лице подруги, продолжил — Я все читал. Пришло осознание подруку с непониманием. — Тогда почему приехал только сейчас?.. Ты мог бы позвонить, или через других людей передать что ты жив вообще! Я... Я чуть не повесилась от неведения!— Вера переходила на повышенный тон. — Я получил их все тоже только в апреле! Позвонить не сог, потому что со своими разбирался, у меня так же как и у тебя криминал буйствует! Вера... Верочка, я не хотел чтобы вот так... Я ни за что от тебя не откажусь, ты чего? Ты же знаешь, я бы никогда. — Хабаровск положил руки на плечи подруги. С повышенного тона перешёл на полушепот, боялся спугнуть. — Прости меня. Мне не стоило так себя накручивать. Так ещё и вас вдвоем в это впутывать. Простите меня, оба. — Благовещенск повернула голову в сторону проёма, и обнаружила чуть ли не плачущего Вовочку. — Иди сюда, чудо. *** — Ты когда курить начала? — Благовещенск и Хабаровск стояли на балконе. — Давно ещё. Ты просто не видел, да я и не часто. — Вера протянула пачку другу. — А ты не будешь? — смотрит долго, сигарету во рту поджигает не глядя. — На сегодня хватит. — Лёня вскидывает брови вверх, но немой вопрос остаётся без ответа. — Слушай Вер, я ещё вот о чем хочу поговорить. То, что было раньше, эмм... Ну, в общем.. — Не имеет значения, а те слова не имеют веса? Я понимаю. Все в порядке. Я давно знаю. — Вера аккуратно обводит буквы на пачке ноготком. — Насколько давно? — Хабаровск немного напрягся, выдыхая дым. — С самого начала. Ты на меня никогда так не смотрел. — Зеева горько усмехнулась. — Будь я на твоём месте, тоже предпочла бы его. — Верочка, боже. Прости, я такой дурак! Мне стоило тебе сказать, и не мучать так долго. — Лёня закрыл лицо руками, предварительно глубоко затянувшись. — Стоило. Ну что уж теперь? Теперь, всё иначе. — Благовещенск оттолкнулась от перил на которые опиралась, и пошла в квартиру. — Как закончишь, ложись где удобно. Я пойду проветрюсь. *** У Веры совсем не было чуйки, были лишь мозги да пара глаз. Поэтому она всегда узнавала всё, задолго до «чистосердечных признаний». Хабаровск с самого начала, даже когда клялся в любви Вере, таскал ей яблоки с чужих садов, нахваливал ее пироги и когда нежно и трепетно целовал, заходился сбитым дыханием при виде Вовочки. Вовочка правда был лучше, Вера смотрела и восхищалась, её брала гордость за друга. Её точно так же брала зависть, потому что Вера, была совершенно не похожей на него. Она была всего лишь приграничной территорией, а сейчас просто город на границе. Она не выделялась ничем, не могла похвастаться тихим океаном, или флотом. Вера вернулась домой быстро. Город перестал быть безопасным после открытия. Зайдя в ванную, взгляд упал на отросшие до локтей волосы, которые порядком надоели. В выдвижном ящике тумбы под раковиной, так удобно лежать ножницы. Благовещенск и раньше порывалась их отстричь, но сейчас подходящий момент. Гости уехали рано утром. Вера не застала их, потому что встала в одиннадцать. Создалось впечатление, что они приехали под предлогом разъяснения ситуации, для того чтобы просто переночевать. Это уже не важно. Отношений как раньше, уже не будет. Вера больше не рыдает дома, она после работы летит в клубы. Вера больше не пьёт лёгкий алкоголь, она пьёт всё, чтомпопадаетс чей на глаза в алкомаркете. Вера выкуривает по 3 пачки в месяц. Вера быльше не хочет чувствовать, она больше не хочет верить.