Лжецы

      Холодный ливень неприятно хлещет по лицу, холодными каплями стекая с мокрых волос, пока мужчины, выскочив из такси, мчатся в сторону отеля. Придерживая плащ ладонями, Киришима следит, чтобы Бакуго не промок. Последний бежит близко-близко к нему, прижимаясь к боку. Простудиться сейчас, когда они даже не в их районе, совсем не хочется.       Они сейчас на миссии в другом городе, но ехать домой в столь позднее время — слишком глупо. К тому же, пошёл ливень, а завтра дел много, так что отель — отличная идея для уставших героев.       — Кто первый в душ? — спрашивает Киришима, лишь зайдя в номер. Он дрожит слегка от холода, пока Бакуго окидывает его оценивающим взглядом. Сам-то он не промок даже почти, а вот Эйджиро под дождём сражался, да в своём открытом костюме и даже переодеться не успел.       — Ты, иначе заболеешь, — тоном, не терпящим возражений, наказывает Кацуки, заходя в свою спальню. Скорее всего, чтобы расправить кровать, да приготовиться ко сну.       Думать о том, будут ли они спать вместе или в разных комнатах, времени нет и сил тоже, так что Киришима просто молча отправляется в душ, желая поскорее согреться в тёплой воде. Растирая замерзшие плечи руками, он стягивает с себя мокрый костюм и вешает на сушилку. Залезает в кабинку, включает воду. Стоит под струей тёплой воды, растирает кожу и разминает мышцы. После трудного дня не хочется даже думать: мысли путаются, а вода приятно успокаивает усталый разум. Лишь спустя пару минут дрожь проходит, тело наливается свинцом, а Киришима выдыхает облегченно.       По спине табун мурашек внезапно пробегает, когда приоткрывается дверь в ванну. Холодный воздух охлаждает распаренную кожу, но слышится тихий щелчок — кто-то закрывает эту дверь, но остается в помещении.       — Бакуго, я ещё не закончил, — говорит Киришима устало, замечая силуэт за стеклянной стеной душа.       Кацуки стопорится за мгновение, но всё же открывает дверь в душ. Эйджиро смотрит немного раздраженно, когда на него вот так пялятся в упор. У него по телу стекает пена от геля для душа, и он ничем не прикрыт, также, как и Бакуго, стоящий напротив него. Рельефное тело выглядит очень красивым в свете тусклой лампочки.       — Ты чего хотел? — вздохнув, спрашивает Киришима. Ему кажется, что у друга в глазах огоньки блестят, а сам он смотрит долго, изредка взгляд опуская вниз.       — Я тоже в душ, — не теряя ни секунды после этих слов, Кацуки забирается в кабинку и закрывает стеклянную дверцу за собой. В душе места мало, так что они стоят очень близко друг к другу. Киришима задерживает дыхание и приоткрывает рот, смотря на Бакуго сверху-вниз.       Смахивая мокрую чёлку со лба, Кацуки щурится невольно и исподлобья смотрит на Эйджиро, на его вишнёвые губы, пока не подаётся резко вперёд, впиваясь в них. «Ожидаемо», — проносится мысль в голове Киришимы, но он не отстраняется, напирая в ответ. Руку тут же устраивает на талии, спуская её всё ниже и ниже, внезапно стискивая в ладони одну из ягодиц. У мужчины она накачанная, упругая, и Эйджиро часто ловит себя на том, что хотел бы делать это чаще.       Бакуго выглядит очень красиво, когда его светлые брови нахмурены лишь слегка, но вскоре он сведёт их домиком — Киришима в этом уверен. На в блаженстве прикрытых веках будут подрагивать такие же светлые ресницы, пока из-под них редко, но так томно станут выглядывать очаровательные карминовые глаза.       Лишь спустя время таких далёких воспоминаний Эйджиро осекает себя и разрывает поцелуй внезапно. Ему кажется, что он не должен думать так о том, с кем они занимались сексом лишь пару раз, и то по дружбе.       Кацуки смотрит недовольно и закусывает губу, прижимаясь своей грудью к чужой, и этот вид побуждает Киришиму к дальнейшим действиям, ведь он не в силах остановиться сейчас. Ладонь всё ещё лежит на ягодице, пока вторая начинает оглаживать напряженную спину. Сегодня был трудный день для них обоих: сложная миссия, и стресса было слишком много. Спать, конечно, клонило, но оба знали, что уснуть сразу не получится. Лежать же и закапываться в свои мысли — совершенно недопустимо. Тревоги поглотят с головой, а надо ли оно?       Целуя пылко и страстно, Киришима пальцами надавливает на некоторые мышцы, делая легкий массаж, пока Бакуго, отвечая также горячо, цепляется ладонями за чужую спину. Одна нога невольно приподнимается, и Эйджиро тут же устраивает колено меж бёдер, вырывая слишком шумный вздох. Бедро касается вставшего члена, и эта простая вещь заставляет Кацуки невольно подрагивать в нетерпении. Ему хочется ближе: чтобы Эйджиро навалился сверху телом, устроившись меж разведенных ног; чтобы можно было обхватить его за талию и грудью прижаться к его груди. В ушах стучит сердце, но шум воды всё же позволяет оставаться до сих пор в этой реальности.       Они останавливаются, дышат тяжело, и Киришима выключает воду. Смотрит в глаза Бакуго, будто выискивая что-то. Кацуки ёрзает, и мужчине видны все его движения сейчас.       — Я всё, — хмыкает Эйджиро и открывает дверцу в душ, выползая из кабинки. Оставив голого и возбуждённого Бакуго там, мужчина берет махровое полотенце и покидает ванну. — Прогрейся хорошенько. Не хочу, чтобы ты заболел.       Впрочем, согреться под горячей струей воды Кацуки всё же стоило, даже несмотря на то что Киришиме пришлось так нечестно поступить. Пока, наверно, разозленный Бакуго нежится в душе, остужая гнев, поселившийся в душе от выходки Эйджиро, последний расстилает постель, к которой даже никто не притронулся. Звуки из ванной комнаты затихают лишь спустя какое-то время, и пока Киришима, уже заправив кровать, лежит на ней, слышится звук тихих шагов по полу. Мокрые ступни шлёпают по паркету.       Кацуки не говорит ничего, ведь и без слов понятно, что ему нужно сейчас и что он готов сделать. Он приближается к постели, заглядывает вновь в чужие глаза, а потом резко накрывает губы Эйджиро своими, заваливаясь на мужчину сверху. С волос его стекает капельками немного холодноватая вода, и Киришима жмурится, когда мокрые пряди тычутся ему в лицо.       Стащив полотенце с чужой шеи, он пару раз спешно, резкими движениями проходится по блондинистым волосам, смахивая скопившуюся влагу с них. Бакуго не в восторге, но настойчивый поцелуй заставляет проглотить все ругательства, а потом вырвать из рук Эйджиро ненужную сейчас тряпку и кинуть её подальше.       Кацуки хмурится, нос морщит невольно, пока целуется страстно и шарится по телу лежащего под ним мужчины. Сейчас доминирует он, но лишь до того момента, как Киришиме это не надоест. Бакуго прикусывает нижнюю губу, оттягивает, проводит осторожно кончиком языка по кромке острых клыков, а в следующий миг и вовсе сплетает его с чужим. Пошлые причмокивания слышно очень хорошо в тишине комнаты, а шорох одеяла под телом Эйджиро будто АСМР.       И вот настает тот момент, когда Киришиме надоедает: он приподнимается и толкает Бакуго на постель, заваливаясь сверху. Кацуки же бьёт крупной дрожью, потому что Эйджиро близко, он меж разведенных ног, а его взгляд… Боже, как же он смотрит в такие моменты: так жаждуще, но в то же время заботливо. Ощущение того, как прижимается Киришима к нему всем телом, заставляет все мысли улететь куда-то далеко отсюда.       Эйджиро знает пару местечек и штук, от которых Бакуго захочется тут же скулить, стонать тихо и боязливо, а потом просить о большем. Пока что их не так много разведано, но пунктик «прижаться близко-близко» выполнен. Кацуки мечется, ведя бёдрами вверх непроизвольно. Влажный, мокрый поцелуй за ухо и оставленный там же засос лишает и вовсе возможности говорить связно. Укус в шею — и Бакуго откровенно подрагивает всем телом. Чужие руки блуждают по его телу, а он поддаётся этому порыву, отдаёт всего себя моменту, забывая о своих принципах, гордости. Ему сейчас хорошо, также, как и Киришиме. Потом они просто заснут без каких-либо снов и тревог о сегодняшнем дне, а после, уже завтра, опять, наверно, промолчат о том, что случилось ночью между ними.       Соски возбуждённо торчат, и Эйджиро вбирает в рот бугорок, ласкает языком и посасывает. Мозг Кацуки плавится; он царапает чужую спину до крови и слегка выгибается, показывая лишь маленькую часть из того, на что способно его гибкое тело. Киришима любит вид податливого Бакуго, и не из-за того, что ему нравится власть над кем-то.       Ему доставляет удовольствие то, что Кацуки хорошо с ним, даже если они совсем не пара.       Бакуго стонет сквозь закусанную губу, стоит Эйджиро мокрой от лубриканта — который он достал из своей сумки — ладонью коснуться колечка мышц. Даже ведь не члена, отчего Кацуки шипит недовольно и приподнимает голову, заглядывая в глаза, сощуренные хитро.       Бакуго не спрашивают, а шёпотом приказывают перевернуться на живот, и тот подчиняется, ложась грудью на постель. Таз резко и бесцеремонно поднимают выше, заставляя Кацуки уткнуться носом в подушку. Тот вновь хочет возмутиться, огрызнуться, чтобы Киришима не смел так делать, но забывает, что такое «говорить», стоит Эйджиро укусить его в загривок и кончиком пальца надавить на колечко мышц. Зализывая след от своих острых зубов, он мычит и подаётся чуть ближе, наваливаясь на Бакуго сверху, прижимаясь к его спине, мокрой от пота.       Киришима склоняет голову и накрывает своими губами чужие, хватает язык Кацуки и вводит медленно один палец. Бакуго узок и так горяч, но Эйджиро не смеет причинить ему боль, стараясь делать всё неспешно. Им, конечно, есть куда спешить, ведь уже поздно, а завтра ещё ехать обратно, но волнует ли это их — вопрос, на который ответ и так ясен.       Бакуго молчит, закусывает губу, жмурит глаза и поддаётся бёдрами навстречу пальцам Киришимы. Ощущения того, что Эйджиро сверху, сводит его с ума: ему плевать на всё сейчас, ведь в этот момент ему чертовски хорошо. Киришима заботлив и не тронет так, чтобы было плохо.       И ведь он на грани того, чтобы кончить, но Эйджиро не даёт, вынимает пальцы с хлюпаньем, а потом пережимает член у основания. Перед глазами у Бакуго — чужой взгляд с прищуром хитрым. Киришима улыбается слегка. Отрывается от тела Кацуки, переставая давить на него сверху. Хватает за ягодицу и сжимает в ладони, вырывая прерывистый тонкий вдох. Услада для ушей, думает Эйджиро, покрывая поцелуями выступающий позвоночник, спускаясь всё ниже и ниже.       Кацуки выдыхает приглушенно и роняет голову вновь на подушку, пока Киришима возится сзади. Его руки трогают ягодицы и бёдра, кончиками пальцев оглаживая рельефные мышцы. Эйджиро любит его бёдра, потому что объяснить то, как он каждый раз в такие моменты пытается хотя бы как-то прикоснуться к ним, Бакуго не мог по-другому. Впрочем, последний сам себе даёт волю в такие моменты, ведь сложно отказаться от желания прикусить эти ключицы и оставить на них засосы. Сегодня, жаль, не вышло этого сделать, а так хотелось оставить метки на этой смуглой коже…       Постель шуршит под телами, когда Киришима меняет положение Кацуки: хватает ладонями бёдра, вжимая пальцы в кожу сильно, и приподнимает таз ещё выше, прямо к себе, своему лицу. Ягодицы блестят от смазки, а Бакуго молчит, но напрягается всем телом и сжимает в руках простынь. Прижимаясь губами к колечку мышц, Эйджиро не ожидает такой реакции от мужчины: тот отрывается от подушки и стонет. Не громко, но тонко и прерывисто, так сладко, что Киришиме срывает последние тормоза: всё внезапно становится столь неважным, ведь лучшее зрелище — лежащий под ним Бакуго, дрожащий, вожделевший большего количества ласки и такой возбуждённый.       Вылизывая, посасывая, мокро проходясь языком по промежности, Эйджиро прислушивается: Бакуго стонет сквозь томные вздохи, тонко, тихо, прерываясь лишь на то, чтобы глотнуть, хотя во рту пересохло, и иногда срываясь на громкие и протяжные возгласы, не заботясь о соседях. У Киришимы же стояк каменеет от этих звуков — ни от одной девушки он не получал такого удовольствия. Ему нравится то, как Кацуки разрешает себя касаться, как позволяет больше, чем можно. Язык медленно входит в Бакуго, и, кажется, это заставляет того совершенно забыться, что они не в какой-нибудь из их квартир, а в отеле, потому что он вскидывает голову повыше и стонет вновь, с наслаждением выгибаясь в пояснице. Этот звук — награда, не иначе.       Кацуки часто сжимается вокруг языка, почти на каждом своём вздохе, стонет, пока Киришима им стенки внутри обводит, двигает вверх-вниз, вылизывает сзади. Бакуго буквально хнычет, хрипло так, когда Эйджиро касается его члена, проводит рукой пару раз по нему.       — Я сейчас… Кончу, блядь! — говорит Кацуки и почти сразу изливается в чужую руку. Киришима, напоследок поцеловав чужую ягодицу, отрывается от зада Бакуго и смотрит на него внимательно.       Тот дышит тяжело: его грудь часто вздымается, а сам он сжимает в ладонях всё ту же простынь. У Эйджиро на губах блестят капли смазки, и он тут же убирает их кончиком пальца. Он смиренно ждёт, пока Кацуки не придёт в себя, пока его дыхание не выровняется. Бакуго поворачивает голову к нему лишь спустя какое-то время и опускает взгляд на чужой стояк.       — Хочешь продолжения? — спрашивает Киришима заботливо, но Кацуки не отвечает. Лицо Эйджиро тут же озаряется улыбкой, но в этот раз не хитрой. — Или устал, пока я тебя вылизывал?       Эта фраза сказана не для того, чтобы обидеть Бакуго, но она заставляет того встать, опрокинуть Киришиму на спину, а Кацуки нависнуть над ним, оседлав бёдра.       — Мы ещё посмотрим, кто тут устанет, — угрожающе тихо говорит он и берёт в руки чужой член, надевая на него презерватив.       До этого ласкал именно Эйджиро, так что это простое касание горячей руки заставляет его зажмуриться и задрать голову, промычав блаженно. Вводя член Киришимы в себя, Кацуки следит за тем, как мужчина под ним хватается судорожно за простыню, будто боясь чего-то, хотя мог бы за самого Бакуго.       — Блядь, дай сюда руку, — рычит он, и Эйджиро послушно протягивает руку. Устраивая её на своей талии, Кацуки опускается окончательно и прижимается своими бёдрами к чужим, тихо простонав.       Вверх-вниз, вверх-вниз — Бакуго действует сам, не давая Киришиме и права что-то сделать самому. Наращивая темп, Кацуки вскидывает подбородок и держится так властно, что в глазах лежащего Эйджиро сверкают огоньки. Он постанывает сквозь сжатую челюсть и смотрит зачарованно на то, как его «друг» в позе наездника седлает его член, поднимаясь и опускаясь. Непослушные пряди падают ему на лицо, колышутся при каждом его движении. Бёдра приковывают к себе внимание, и Киришима сжимает одно из них в попытке оставаться в этой реальности, ведь здесь и сейчас Бакуго с ним и на нем.       — Бля-я-я-ядь, такой большой… — внезапно говорит Кацуки. Шлепки кожи о кожи, протяжные и томные стоны Бакуго, а еще и то, что тот начал говорить что-то пошлое, и вот Эйджиро теряется. Ему кажется, что у него сейчас пойдёт кровь из носа. — Как ты, чёрт возьми, мгх-х-х… Выглядишь… Ну же, прикоснись ко мне, бля-ахх, чё застыл?!       Такая резкая смена настроения вырывает Киришиму из транса, который до этого момента завороженно глядел на него снизу-вверх. Рука, лежащая на чужой талии, дергается, но Эйджиро тут же приходит в себя и принимается оглаживать натренированное и такое идеальное тело. Ладони касаются груди и сжимают сосок меж пальцев, и Бакуго стонет громче прежнего, выгибаясь дугой и задирая голову к потолку. Он до сих пор «скачет», а член проходится по простате, и Кацуки уже не знает, куда себя и деть. После того, как Киришима наконец коснулся его, его властность испарилась. Нежность, вложенная в прикосновение грубых пальцев, выбивает его из колеи, и Эйджиро видит это.       Он садится на бёдра, хватает Бакуго за зад и не удерживается — шлёпает несильно по ягодице, отчего тот стонет вновь, хватается искрящими ладонями за крепкие плечи. Властвуя над Кацуки, Киришима помогает ему двигаться, вырывает один стон за другим, дышит горячо в чужую грудь. Бакуго кажется, что он сейчас сойдёт с ума, потому что Эйджиро опять близко, что между ними нет даже и крупицы воздуха. Он ищет поддержки, и внезапно Киришима хватает его за ладонь, сплетая свои пальцы с его. Этого вполне достаточно, и Кацуки не выпускает его руку, двигаясь вверх-вниз, вверх-вниз. Возбуждённый член теперь трётся о чужой пресс, и Бакуго кончает, брызгая спермой на живот Эйджиро.       Ещё пара глубоких толчков, и следом изливается Киришима, судорожно прижимаясь к Кацуки. Он выдыхает ему в грудь, ладони устраивая на талии, и совершенно не хочет отрываться. Разморенный, Бакуго не отталкивает, кладя подбородок на чужую макушку и приобнимая за плечи.       Самое время уснуть и забыться в сладком сне, но что-то будто не так.       Эйджиро, конечно же, приходит в себя, и Кацуки слезает с него. В душ они идут вдвоём, но без той страсти, а лишь для того, чтобы быстро пройтись теплой водой по вспотевшим телам. Истома тут же завладевает ими, стоит лишь лечь на постель, и они тут же засыпают. Во сне Киришима чувствует, как прижимается к нему Бакуго и греет своим теплом.

***

      Просыпается Киришима от шевеления около себя и от того, как кто-то пытается отлипнуть от него. Рука сама по себе прижимает обратно к груди, не давая и возможности встать.       — Спи, Лапа, — тихо и ласково проговаривает он, сплетая свою ногу с чужой, как раздаётся громкий и полный злости ответный возглас:       — Какая, блядь, «Лапа»?       Эйджиро резко открывает глаза и видит закутавшегося в одеяло и прижавшегося к его груди Бакуго, который хмуро глядит в ответ.       — Отпусти меня! — рычит он, и Киришима взглядом окидывает комнату, ища глазами часы. Ещё только семь утра, а автобус прибудет в десять.       — Ты чего так рано проснулся? Спи ещё, — Эйджиро поправляет одеяло и закрывает глаза, в то время как у Кацуки дёргается глаз.       — Ты ахуел? — шипит он, но не отстраняется. Его тепло греет, и Киришима совершенно забывает, что они «друзья», когда Бакуго протискивает свою ладонь между талией и рукой, обнимая в ответ.       Эйджиро помнит, что в тот роковой день, когда им было плохо, он полез первым, а точнее предложил заняться сексом, но по дружбе, и Кацуки не отказал, хотя ничего и не делал во время процесса. Всё случилось так быстро, что они даже поговорить не успели, решили замять инцидент. Будто ошибку, которая повторялась ещё несколько раз. Вчера было что-то новое: Бакуго был так раскрепощён, чем удивил Киришиму слишком сильно.       Вздохнув тихо, Эйджиро понял, что не может оставить это без внимания.       — Может, нам пора поговорить? — почувствовав, как сильно напрягся Кацуки у него в руках, он спешит добавить. — Просто я о том, что между нами. Знаешь, это…не то, что бы странно, но я не знаю, что и делать. Я же люблю тебя, если ты ещё не заметил, но я и не думал, что так всё завертится. Я думал признаться ещё после первого раза, но что-то не срослось, и… Может, нам пора бы что-то сделать с этим? Вчера было слишком хорошо, чтобы оставить это просто так.       Бакуго молчит с минуту, а потом отстраняется от Киришимы, и последний огорчён. В груди — неприятное чувство, но он держится, пока не слышит:       — Ты тупой? — раздается вопрос, и Киришима выдыхает недовольно.       — Ты серьёзно, Бакуго? — говорит он и привстает на локтях. — Ты, блядь, серьёзно сейчас?       — Чё? — непонимающе вскидывает бровь вверх Кацуки, но увидев, как лицо Эйджиро меняется со спокойного на огорчённое, замолкает и удивлённо раскрывает глаза.       — Я с тобой пытаюсь поговорить, и ты бы мог хотя бы сейчас не оскорблять меня, — чётко проговаривает Киришима и поднимается с постели. — Я понимаю, что это твой характер, но, блядь, хотя бы сейчас мог бы спокойно сказать что-то в ответ. Раз не хочешь, то не надо.       Кинув последний взгляд на Бакуго, Эйджиро оставляет его одного на постели, а сам отправляется в душ. В груди щемит, подступает обида, но Киришима сжимает кулаки покрепче. Не успевает даже до двери дойти, как слышит:       — Киришима, — зовет Кацуки сначала тихо, и Эйджиро не оборачивается. Потом уже громче. — Киришима! Чёрт возьми, Эйджиро, да стой ты уже!       Киришиму крепко хватают за руку, и только это заставляет его остановиться и обернуться. Вечно хмурое лицо омрачается ещё и некой грустью, отчего Эйджиро стопорится. Он редко видит Бакуго таким, и всегда злость куда-то улетучивается, будто бы её и не было.       — Стой, блядь, сказал же. Я не то… Не это хотел сказать! — Кацуки с трудом подбирает слова, взгляд кидая в пол.       Он сжимает чужую ладонь крепко, и Киришима сплетает свои пальцы с чужими, придавая уверенности. Бакуго злится, потому что он и вправду не знает, что сказать и как это сказать. Он вскидывает голову и так близко подносит своё лицо к лицу Эйджиро, что они чуть ли лбами не стукаются.       — Слушай меня сюда! — говорит внезапно вновь раздражённый Кацуки. — Ты серьёзно думаешь, что я бы стал заниматься сексом с тем, к кому бы не испытывал чувства? Будто тебе без этого не ясно, что ты мне тоже нравишься?! Ты, блядь, тц… Ты иногда так раздражаешь, но я тебя не ненавижу. Ты был мне другом, а сейчас стал чем-то больше, чёрт… Сам знаешь, что сложно об этом говорить, блядь, так что иди к чёрту! Я всё сказал!       И после этих слов подаётся вперёд, накрывая свои губы чужими. Мир застывает, и не остается ничего, кроме искрящейся ладони на своей шее, сладкого поцелуя и горячего дыхания. Эйджиро позволяет себе выдохнуть облегченно и погладить открытый бок невесомо.       Бакуго отрывается от него, но руку не выпускает из чужой ладони, ещё крепче сжимая грубые пальцы. Она у него подрагивает от переизбытка эмоций, и Киришима спешит отвести его обратно к кровати, уложить на постель и накрыть тёплым одеялом, согревая ещё и в своих объятиях. Кацуки иногда может сильно перенервничать, особенно от таких разговоров, но сейчас это было слишком необходимо им двоим. Когда дыхание Бакуго выравнивается, Эйджиро заговаривает вновь.       — Прости, но нам и вправду важно было поговорить, — немного пристыженно говорит он, перебирая пальцами чужие непослушные пряди волос. — Я просто… Просто я не знал, могу ли я тебя касаться. Я хотел бы тебя целовать не только, когда мы занимаемся сексом, понимаешь? Я должен был знать, кто мы теперь после всего этого. Прости ещё раз…       — Перестань извиняться впустую и поцелуй меня, — говорит Кацуки, и Киришима подчиняется, целуя слишком нежно, что Бакуго просто теряется.       — Ты бесподобен, Лапа, — шепчет Эйджиро и прижимается близко-близко, позволяя обнять себя в ответ.       И Кацуки теперь даже не ругается на это прозвище. Теперь Киришима может так его называть.       — Я знаю… Ты тоже, Эйджиро.