Однажды в Новиграде

      Лютик знал, что Геральт не любит чародеек. Бог знает почему, возможно из-за той брюнетки, что пару лет назад трахнула ведьмака, да оставила его в лесу без штанов, и пришлось Геральту липнуть яйцами к седлу, чтобы добраться до ближайшего поселения и разжиться там одеждой. Лютика эта история до смерти смешила, особенно когда он представлял себе выражение лица ведьмака наутро. Однажды бард даже сочинил песню, изрядно напившись в компании ведьмака и шлюх. Он решил подшутить над Геральтом, отшившим женщину с черными волосами, от которой странно пахло сиренью. Лютик хохотал до боли в животе, до слез, и на ходу, пока ведьмак утаскивал его из борделя, сочинил короткую, неприличную, заставляющую краснеть песню, в которой после страшного позора ведьмак переключился вдруг на мужчин и обратил всю свою любовь к своему верному другу. Лютику было весело, однако улыбка сходила с его лица, когда хмурая туша смотрела барду в самое нутро, как будто ведьмак пытался выжечь слово «заебал» у него на сердце. Тогда Лютик замолкал и прекращал свои заигрывания под музыку.       — Ладно, ладно, затыкаюсь, — говорил бард и под нос себе добавлял. — А то у меня встает от твоих взглядов.       Этим все заканчивалось, Лютик ничего не делал. Только говорил, подначивал, слагал похабные стишки и частушки, будто лютня оберегала его от последствий, будто ведьмака не бесили эти грязные двусмысленности. На словах он готов был хоть на лошади растянуться и быть трахнутым, но как только Геральт приближался чуть ближе, в барда вселялся пугливый ягненок, он весь сжимался и ждал к смерти. Лютик знал (ошибочно считал), что ведьмак его ненавидит, что никогда не воспринимает его слова всерьез, что даже не слушает его. А смотрит так, словно вот-вот закопает здесь же, под камнем. Ни капли нежности в ответ, которой Лютик все время ждал, с которой смотрел в его глаза, пока рот извергал грязь и пошлость. Лютик любил ведьмака, любил так сильно, что порой ему казалось он сходит с ума и сам не понимает, есть ли связь между его словами и действиями, между тем как Лютик боялся его и как убирал волосы с его лица, когда Геральт спал. А ведьмак все трахал шлюх в борделях и ни черта не видел дальше морды своей лошади. В конце концов Лютику это надоело. Он пришёл к ведьме, страшно похожей на ту самую чародейку, только гораздо старше, и излил душу о том, что Геральт его не любит, что он его не замечает, что он барда ненавидит, пусть и таскает с собой везде.       — Я уже не знаю, что мне делать. Видеть не могу как он весь довольный уходит от девки. Почему не от меня? — спрашивал бард, выпивший уже бог знает сколько вина, захмелевший и готовый заплакать от несправедливости этой жизни.       Ведьма внимательно слушала. Ее ничего не удивляло, сколько лет к ней приходили с разбитыми сердцами, с вялыми членами. Каждый второй требовал любви, требовал чего-то, что может заставить почувствовать любовь. Ведьма была смышленой и проницательной, и она довольно скоро поняла, что барду для счастья не хватает совсем малого.       — Тихо, тихо, милый. Держи, — ведьма протянула парню пузырек из голубого стекла с красной жидкостью внутри. — Выпей. И все будет хорошо.       — Я не сдохну? — спросил Лютик недоверчиво, утирая рукавом кристально чистые слезы, полившиеся от избытка вина.       — Отдавай обратно, если не веришь. Только заплати за то, что ты тут разнылся.       Лютик нахмурился и взял пузырек. Расплатившись, он ушёл. И за ужином, который добыл им Геральт, убив очередного не слишком занятного утопца и взяв за это не слишком много денег, подлил это себе в пиво и сделал несколько глотков, мимолетно думая о том, а почему пить это должен он, а не ведьмак.       Лютик сидел смурнее тучи, глядя на то, как Геральт обсасывает кости жареного кролика. Чувствовал, как пиво дает в голову, как жирная еда усиливает опьянение. Сегодня они опять разругались. Лютик, как обычно, трепался обо всем, что видел, не в силах сдерживать желания набрасывать грязных намеков, а Геральт, как обычно, рявкнул зверем на несчастного барда, задолбавшись выносить эту издевку. Так Геральт и думал, что это издевка. Бард дразнился, ходил вокруг да около, на всю округу орал о том, как мечтает быть насаженным на ведьмачий хрен, но стоило только Геральту приблизиться, он затихал, становился ягненком и пятился назад. Геральт чувствовал запах страха в поту Лютика, и это причиняло боль. Ведьмак любил Лютика самой нежной любовью, на которую только мог быть способен, но выразить ее не умел. Она выражалась в том, как Геральт переживал за жизнь Лютика, когда тот лез в пасть к монстру из неуемного интереса. В том, что ночью укрывал пьяный зад Лютика, чтобы тот не застудил себе почки. В том, что ждал его. Из борделя, из паба, из дома какого-нибудь друга. Ведьмак никогда не был уверен в том, что Лютик продолжит идти с ним. И иногда он на самом деле не понимал, какого черта Лютик еще рядом. Не понимал, к чему все эти заигрывания, ведь этот человек не мог скрыть своего страха перед ведьмаком.       Геральт думал об этом, глядя на то, как бард пытается выпить весь бочонок пива за раз. Прежде Лютик не был таким жадным. Зрачки Геральта сузились на мгновение, когда он приблизился и принюхался к запаху изо рта барда. В бочонке было не просто пиво.       — Что за дрянь ты там пьешь? — прорычал Геральт, сверля своего друга взглядом. Он бы не удивился, если б этот лопух выпил какого-нибудь зелья хотя бы ради эксперимента.       Бард вжался в спинку скамьи так сильно, что заболели кости, и Геральт это заметил.       — Ничего. Тоник, чтобы не подохнуть, пока иду за тобой пешком.       Лютику стало тепло, теплее, чем обычно становилось от пива. Он поерзал и сунул в рот косточку, на которой осталось мясо.       — Ты достал нам комнату? Или снова пойдешь по бабам? — спросил бард и отер лоб рукой, убирая непонятно откуда появившийся пот. В трактире не было жарко, а вот Лютику вдруг стало. Он прикрыл глаза и допил пиво, поглядывая на Белого Волка. Он задержался на ведьмаке взглядом и прикусил губу так явно. Так явно, словно его нога вот-вот коснется ноги Геральта, проползет выше и сдавит его пах. Губы Лютика тронула улыбка. Геральт знал эту улыбку, но обычно она была обращена на девок, но никогда на ведьмака. Лютик вдруг оторвался от спинки скамьи и повел плечами, будто с них только свалился груз. Геральт прищурился. Он точно знал, что в пиве был никакой не тоник.       — Достал, — процедил ведьмак сквозь зубы, ощущая, как живот стягивает узлом беспокойство за жизнь этого идиота. Но тот не выглядел помирающим, скорее… Развязным. — Но деньги кончились и комнаты тоже. Поэтому кровать одна. Поднимайся.       Геральт встал из-за стола и направился в комнату проверить, насколько узкая кровать, и отправится ли кто-нибудь этой ночью в бордель. Лютик пошел за ним. Он чувствовал необычайную легкость и тепло. Оно выражалось не только в испарине, которую бард то и дело стирал со лба, оно грело живот, спускалось ниже приятным волнением и раскованностью. Лютик побежал вприпрыжку и настиг ведьмака уже в комнате.       — Надо же, — протянул Лютик певуче. — Двуспальная кровать. Тебе сегодня повезло, можешь не тратить денег и времени на шлюх. У тебя буду я, — сказал бард, проходя мимо ведьмака в комнату и скидывая с себя кафтанчик, оставляя на себе только хлопковую рубашку белого цвета, на которой расползались пятна пота мокнущего под действием афродизиака тела.       Геральт, как обычно, промолчал, игнорируя пустой, не подкрепленный никакими действиями словесный поток барда. Он опустился на постель, принимаясь расстёгивать снаряжение. Не тяжелое, но его было много, на все случаи жизни. По ножу, по ремню, по бутыльку в каждом мыслимом и немыслимом месте. Этого барахла стало куда больше с тех пор, как к ведьмаку приклеился Лютик, то и дело ранящийся и травящийся всем подряд. Бряцая пряжками, Геральт все это ронял на пол и задавался вопросом как барда так быстро развезло с одной кружки, и что же все-таки было в этой кружке.       Лютик подошел к нему, и, особенно не думая о том, что с ним творится, встал перед Геральтом на колени и расстегнул пряжку ремня, который стягивал крепкое бедро. Бард глянул на Волка и взялся за другую ногу. Расстегнул ремень и там и достал кинжал из ножен и аккуратно положил рядом. Затем Лютик чуть поднялся и оказался перед Геральтом, прямо между его ног, напротив его лица, напротив его груди, горячей и жесткой.       — Ты не против? — спросил Лютик и потянулся к не очень новой, но опрятной рубашке ведьмака. И стал расстегивать ее, игриво и пьяно глядя в хмурое лицо. Геральт затаил дыхание. Он не представлял, что когда-нибудь увидит барда в таком положении, так нежно пробегающим пальцами по стягивающим его бедра ремням. Член предательски шевельнулся, и Геральт поблагодарил небо что кожа его штанов была толстой и прочной.       Он не ответил на вопрос, потеряв дар речи так близко оказавшись лицом у лица барда. И у того в глазах даже тени страха не оказалось, Геральт был заворожен. Подался назад, чтобы парню было удобнее расстегнуть рубашку.       — Хорошо, — Лютик улыбнулся. Он надавил мужчине на грудь и заставил его лечь, а сам наслаждался тем, как выпирает член и тем, что ведьмак вдруг такой покорный.       — Знаешь, почему я тебя боялся? — спросил Лютик тихо и распахнул рубашку ведьмака и бесстыдно, словно делал это уже сотню раз, провел языком по терпкой коже живота до паха. Язык шуршал о жесткие белые волосы, пропитанные запахом здорового мужика, недавно убившего какую-то тварь. И бард почувствовал, как от его затылка по позвоночнику побежали мурашки. Почувствовал, как встал член. — Я сам не знаю.       Лютик вздохнул. Наконец он мог выразить свои чувства, сделать что-то, уйти дальше слов, наконец мог не бояться быть отвергнутым. Пусть ведьмак взбесится и выбьет наглецу все зубы, но пока до него не дошло, Лютик продолжит ласкать его тело.       — Наверное, думал, что если осмелюсь приблизиться, то сразу сделаюсь мертвецом.       Лютик сел задницей на пятки, его лицо оказалось точно у паха ведьмака. И никакой толщины кожа его штанов не могла скрыть внушительный, соблазнительный стояк. Афродизиак дал новую волну возбуждения, и бард облизнулся. Он достал из сапога Геральта маленький ножик и бросил его на пол.       — Мне кажется, я знаю где у тебя спрятано… вообще все. Все твои драгоценные ножи и пузырьки и монеты на крайний случай. Ты так часто был передо мной голым, а я так часто видел, как ты, наклонившись, стираешь в реке рубашки, что кажется могу языком вслепую отыскать все шрамы на твоей заднице.       Геральт насторожился. На напряженном торсе проступили кубики пресса и, поднявшись на локте, он схватил парня за подбородок. Подтащил к себе и, заставив раскрыть рот, принюхался.       — Зелье — с зарождающимся внутри страхом вынес он вердикт и посмотрел в глаза Лютика. — Кто-то тебя опоил.       Лютик остался так стоять, завороженный, с открытым ртом, и в нем что-то шевельнулось. По крайней мере в штанах.       — Я сам себя опоил, — сказал Лютик. Зелье, кажется, ещё и прибавляло искренности. Либо невысказанное желание полностью смутило разум барда, и тот окончательно лишился фильтра для своих собственных мыслей. — Пожаловался ведьме, что ты меня не замечаешь, что не любишь. Она дала зелье, я выпил.       Лютик уперся руками в бедра Геральта и крепко сжал их сильными грубоватыми пальцами.       — Поцелуй меня, — попросил он влажным шепотом. Мозолистые пальцы все сильнее стискивали крепкие бедра, ощупывали следы ремней. Глаза Лютика блестели, и его тело льнуло к ведьмаку, их рубашки касались друг друга, от одного стояка до другого оставались какие-то пару сантиметров.       — Ты сделал что? — глаза Геральта расширились, а зрачки, и без того тонкие, сузились в щель. Он даже растерялся от такого признания, не понимая, о какой ещё любви толкует Лютик. Принюхался внимательнее. Для этого ему пришлось наклониться и едва не коснуться носом губ барда. Духан пива мешал, но ведьмак смог различить ингредиенты. И похоже ведьма дала ему обычный афродизиак. По крайней мере, это барда не убьет. Только разве что разрывом члена.       Лютик закрыл глаза от удовольствия. Ему нравилось, что Геральт так близко, но, зараза, все равно не целовал. Лютик замычал и сжал его бедра сильнее, зная, что все равно не сможет Геральту навредить. Ни одна тварь его не убьёт, а Лютик и подавно.       — Я люблю тебя, — признался Лютик. Голова его была совершенно чиста, он не был пьян до поросячьего визга. Просто он наконец перестал бояться и отпустил на волю желание к ведьмаку. Лютик вытащил ещё один ножик из другого ботинка и улыбнулся.       — Врешь, бард. Ты боишься, но какого-то черта продолжаешь за мной таскаться, — отрезал ведьмак и тем не менее откинулся на постели назад, упираясь руками позади себя, и немного развел ноги. Лютик едва не зарычал оттого, как сильно ему хотелось вонзить зубы в натянутую кожу ведьмачьих штанов. Геральт ощущал себя голым без своих ножей и с мужиком между ног, но он требовательно смотрел в голубые глаза, ожидая объяснений. Или рта вокруг своего члена.       — Я не боюсь тебя, ведьмак. Иначе мог бы я сделать так?       Бард развязал шнуровку на штанах и оставаясь стоять на коленях, поерзывая от собственного стояка, вытащил член ведьмака. Даже размеры не пугали его, чего уж говорить о пронзительных желтых глазах, в которых едва ли можно было разглядеть зрачки. Лютик подался вперед и потерся щекой о головку члена. В нос ударил запах суточной дороги, схватки, быстрой попытки отмыться в реке и смазки. Она потихоньку сочилась из уретры, и член так и норовил соскользнуть со щеки в рот Лютика. Бард раскрыл губы. Глядя ведьмаку в глаза, он взял его член и застонал от удовольствия в следующую секунду. Так запах уставшего и бесконечно любимого мужчины лучше проникал прямо к мозгам, вышибал дух и стирал последние, едва видимые границы. Лютик стал обсасывать головку как сладкую конфетку, он лез своим грязным языком в уретру, к уздечке и совершенно смело глядел в кошачьи глаза Геральта, чьи зрачки расползлись до размеров блюдца.       — Думаешь, я… Не слышу, как замирает твое сердце? — поборов спазм, мешавший ему вдохнуть, спросил Геральт. Ему сложно было усидеть на месте, член еще сильнее напрягался под ласками и бесцеремонно упирался в небо барда, и смазка по нему текла прямо в горло Лютика. — Думаешь, я не чувствую, как от тебя разит страхом, едва я рядом оказываюсь? — рыкнул Геральт, хватая барда за ворот и подталкивая к себе. Член выскользнул изо рта, Геральт шикнул, мимолетно ощутив на головке зубы. Головка размазала слюну и смазку по щеке Лютика, и член уткнулся в его горячую шею. А Геральт смотрел в глаза барда, пытаясь найти в них ответы, хоть намек на то, что Лютик не врет. И на дне его желтых глаз за недоверием и пеленой похоти скрывался страх, что Лютик действительно врет.       — Глупый ведьмак, я боюсь всего подряд, а в особенности — того, что ты оставишь меня посреди поля, — прошептал Лютик, нежно хватаясь за член пальцами и сминая, практически уничтожая головку в кулаке влажными ласками. — Откуда мне знать, что ты ко мне чувствуешь? Может, ты ненавидишь меня. Только твой член стоит.       Бард издевательски хмыкнул и наклонив голову снова взял в рот. Геральт прикусил готовый сорваться с губ стон и запрокинул голову. Он перестал улавливать смысл слов Лютика, слишком уж жестоко и слишком сладко терзал бард его член.       — Не оставил же, — выдохнул Геральт, когда Лютик натурально попытался высосать из головки всю смазку, которая так и текла в рот. — Ни разу. Даже когда ты в болоте утонул. Даже когда спер грифоньего котенка, идиот.       Лютик готов был отгрызть этот член. Геральту так и хотелось поговорить, выяснить все немедленно. Именно сейчас ведьмак стал на удивление болтлив. Лютик с недовольным взглядом вытащил член изо рта, но он снова зажал его ладонью, а большим пальцем сминал уздечку, ногтем подцеплял ее, самым кончиком фаланги проникал в уретру, пытаясь заставить ведьмака заткнуться.       — Значит, ты тоже любишь меня. Мы любим друг друга, смирись с этим. И замолчи, — прошептал Лютик и не намереваясь больше вести диалога насадился на член ртом. Огромный мокрый хрен поглотил не такой огромный, но полный слюны рот.       Афродизиак словно не только усиливал возбуждение, но и провоцировал выделение слюны для самого грязного минета. Лютик натурально горел. Он соображал, он знал, что говорит, осознавал, что делает, но желание его было такой силы, что никакому ведьмаку не отвертеться. Желание раззадоривало барда, он насаживался глубже, позволял члену до боли и ранок растянуть губы, и сосал самозабвенно, с любовью, причмокивая, поглядывая на ведьмака. Лютик хотел, чтобы Геральт видел его лицо. Чтобы видел, как из уголков глаз текут слезы, как слипаются ресницы. Чтобы видел, как тягучая смесь слюны и смазки просачивается между членом и ртом, течет по подбородку, собирается в капли и падает вниз. Чтобы видел, какой похотью горят голубые глаза.       Для Геральта это было слишком. Он не удержал ни стона, ни рук. Он оскалился, когда зубы усердно сосущего барда задели член, и вцепился в копну влажных волос на затылке барда, утыкая его в пах, заставляя подавиться членом и запутаться носом в волосах. Несколько невероятно долгих секунд Геральт старался не сдохнуть от ощущения того, как горло спазмами сжимало его член, а затем отпустил барда. Дал ему вдохнуть воздуха и насадил снова и как загипнотизированный смотрел на закатившиеся от удовольствия глаза, на перепачканное лицо и распухшие губы с капельками крови в уголках. Он с наслаждением слушал стоны Лютика, который пропахивал носом волосы у члена, зарывался в них и, кажется, был не против задохнуться насмерть. Так сильно барду было хорошо, что плевать оказалось и на приступы кашля, и на рвотные позывы. Лютику нравилось настолько, что он сам насаживался до предела возможного, задыхался и кашлял, а когда Геральт оттаскивал его от члена, как котенка от сиськи, улыбался и подставлял рот под член, чтобы слюна и смазка лились обратно в рот барда или ему на лицо. Затем Лютик снова брался сосать и неприкрыто наслаждался тем, как ведьмак беспомощно рычит от удовольствия.       — Глотай, — раздалось глухое, обреченное, вымученное предупреждение. Геральт зарычал вновь, когда накатывающее, сводящее мышцы удовольствие достигло своего пика. Чтобы не залить спермой трахею Лютика, Геральт немного вынул член из его горла. Ему казалось, что вместе со слюной Лютика та дрянь, которую он выпил, просочилась в кожу, разнося ему член и мошонку до болезненного. Лютик сглатывал и сглатывал, а это все не прекращалось. На секунду Геральту показалось, что он может начинить барда, как индейку, и он даже пожалел, что делает это не с той стороны. Лютик глотал, глядя на Геральта сквозь слезы, на то, как он жмурится и стонет. Ему было мало, он не хотел, чтобы этот неестественно долгий оргазм заканчивался и, издеваясь, сжал член у основания рукой и отпустил только через несколько секунд, сжал яйца в кулаке и придвинулся ближе.       Когда судорога отпустила тело, Геральт разжал пальцы, что по-прежнему были в темных волосах, и оттолкнул от себя барда. Лютик приземлился на задницу. Сперма текла из его рта на пол, на колени, на грудь, и Геральт не мог отвести взгляда и не понимал, почему не стало легче, почему член все стоит и пульсирует, требуя продолжения. Вся одежда Лютика была испачкана и липла к телу, лицо и рот выглядели так, словно барда трахало четверо. Лютик отер саднящие пухлые губы и зачесал волосы назад мокрой рукой, встал на коленях и приблизился к лицу Геральта.       — Скажи, что любишь, — велел Лютик шепотом и коснулся губ Геральта поцелуем.       — Люблю, — ответил Геральт резко, нехотя признаваясь в этом вслух, и дернул барда за чудом живую рубашку. Его наглые дразнящие губы врезали в губы ведьмака, и он слизал все, что на них осталось. Даже резкий, ударивший в нос запах собственного немытого члена.       — Снимай штаны, — потребовал Геральт, бросая барда на жалобно скрипнувшую кровать. Раздражающая рубашка Лютика была тут же разодрана пополам, по полу забренчали рассыпавшиеся пуговицы, а Геральт уже вжимался в грудь лицом, жадно вдыхая запах потной кожи. Лютик пах восхитительно. Крепким мужиком с замашками франта. Потом и парфюмом, полевыми цветами, пылью, долгой дорогой и… Спермой Геральта. Ведьмак слизал попавшую на сосок каплю и обреченно застонал. Лютик прижал к себе его голову, сжал с силой у висков. Он развел ноги, втиснулся членом в пах Геральта, потянул ведьмака вниз за волосы.       — Сосал когда-нибудь? Это приятно. Когда захлебываешься чужой спермой, когда в зубах застревают волосы, — шептал Лютик, бесстрашно оттаскивая Геральта вниз, к своему члену. Он со смехом вытащил волос из своего рта и закрыл глаза. — Слышать, как ругается от наслаждения тот, кому ты сосешь.       — Я член тебе откушу, — ответил Геральт хрипло. Он и сам не знал, что имел ввиду, свою неопытность в вопросах отсоса или свое нетерпение вытрахать из барда весь афродизиак. Геральт взялся за бедра барда, сжал их, уперся ладонями и развел в стороны, грозя порвать Лютика в районе паха. Он навис над лицом мужчины под ним, вдавливаясь членом туда, где должна быть манящая его дырка.       — Я хочу тебя. Сейчас. Немедленно, — напирал ведьмак на Лютика, грозя затолкать в его задницу член вместе с трусами и уже внутри порвать себе в ткани дырку.       — Так раздень меня наконец! — прорычал Лютик, лапая руки Геральта своими сильными музыкальными пальцами и дурея от желания. — Хочу, чтобы ты сжимал меня так крепко, чтобы я двигаться не мог. Пока твой член долбит меня со всей силы, — бард смотрел Геральту в глаза — Чтобы у меня дрожал голос, пока я буду кричать твое имя. Лютик потянулся к члену ведьмака, мокрому, еще твердому, и сжал его ладонью так же крепко, как до этого губами, а самого Геральта поцеловал, давая ему чувствовать снова вкус крови и спермы. Лютик зарылся пальцами в его волосы и потирался пахом о голое бедро, беспомощно поскуливая. Ведьмаку показалось, что он потерял слух. Не слышал ничего, кроме шума собственной крови в голове и этого дивного скулящего звука, который издавал звучный тренированный голос Лютика. Геральт развернул мужчину на постели, будто тростинку переложил. Дернул за трусы вверх, заставляя поднять задницу, и разорвал в них дыру. Ошметки ткани остались висеть, больше никого не интересуя, когда Геральт, прижав пальцы ко входу, втиснул в анус сразу два и охнул от удивления.       — Лютик, либо тебя вчера кто-то трахнул, либо то зелье расслабило твою задницу. Геральт был несказанно рад тому, что не придется тратить уйму времени на подготовку бардовского тела к случке. Он приставил головку члена ко входу и наклонился над ухом Лютика.       — Расслабься еще, пока я тебя не порвал, — шепнул Геральт практически ласково, а его ладонь легла на круглую ягодицу, огладила, пытаясь утешить барда. Но Лютику не нужно было утешение. Ему казалось, он неспособен сейчас чувствовать боль, а вот сдохнуть от разрыва яиц — запросто.       — Не нежничай, — прорычал Лютик, издавая звук как какой-нибудь грифоний котенок, и лег на постель грудью. Лоскуток ткани белья гладко скатился по ягодице, и бард стал вертеть задницей, вымазывая ее и намеренно дразня Волка. — Ну же. Прицелиться не можешь?       — В твою тощую вертлявую задницу хрен попадешь, — рявкнул Геральт, в назидание насаживая Лютика на член рывком и не шибко ласково. Возможно, минуту назад он еще сомневался, но сомнения растаяли от наглой самоуверенности барда. Рот его Геральт зажал, предвидя, что стены таверны сотрясутся от крика. Пропихнул в рот пальцы, прижимая язык на всякий случай, но не учел, что у них с Лютиком есть второй рот. Геральт застонал сам, захлебнулся хриплым стоном, сошедшим в тупое мычание, когда бард судорожно сжался вокруг члена. А Лютик завыл так, словно был оборотнем, в которого ведьмак всадил свой меч. Он стал колотить мягкий матрас, визжать, дергаться, и едва не откусил Геральту пальцы. Но все равно умудрился услышать его стон, притих на мгновение и уже намеренно сжался вокруг его члена, жалобно пискнув. Он не мог понять, была ли боль, всеми его ощущениями управляло лишь одно — густая и удушливая похоть. И под ее властью Лютик чувствовал лишь удовольствие, несмотря на то, что член входил туго. Ожидая пока глупое тело достаточно растянется для конского хрена ведьмака, Лютик целовал и сосал его пальцы, покусывал их, позволял им хватать свой язык. Он поворачивал голову, и пальцы доставали до горла, поглядывал на Геральта и щурился, и терся щекой о его плечо, как кот. И почувствовав, что ведьмак может толкнуться глубже, Лютик немного прогнулся в спине, призывно отставляя зад.       Геральт едва мог это выносить. Он уронил голову на лопатки барда, подрагивал, как девчонка, когда Лютик вылизывал его пальцы. Грубые, мозолистые, они ощущали язык барда как нежный лепесток цветка. Почему-то только мокрый, горячий и похабно голодный. Ведьмак сам не заметил, как запихал пальцы глубже, мешая Лютику ворочать языком, и теперь слюна сочилась и капала на измятую простынь, лилась по подбородку на грудь Лютика, обегала соски и застревала в волосах на груди. Геральт толкнулся. Почувствовал, что Лютик расслабился и всадил в него член по самое горло, тот, кажется, даже поперхнулся пальцами. Но Геральт не остановился. Оттолкнулся от постели и схватился за бедра, двигая своими так, что за половицами скрипнули ножки кровати. Задница хлюпала, член истек смазкой и скользил гораздо легче, позволяя биться о задницу оглушительными шлепками.       — Узкий, как ушко иглы, бард. Как тебя трахать-то? — сжав зубы, пожаловался ведьмак.       Лютик ничего не мог ему ответить. Он схватил подушку и уткнулся в нее лицом и успел издать первый хриплый крик удовольствия в пух. Даже несмотря на то, что его мозг был взбит похотью в кашу, Лютик не хотел, чтобы их прервали. Он бы этого не выдержал, он только сумел расслабиться, и толчком член Геральта так проехался по простате, что наволочка треснула под музыкальными пальцами. Лютик оторвал голову от подушки, чтобы отдышаться. Он держал глаза закрытыми и тихо хрипел и взвизгивал в такт каждому толчку. Член Геральта, кажется, щекотал голосовые связки, бард стонал и пищал, как птенец. Очень похотливый, обожающий члены птенец. Геральт прикусил губу до крови, лишь бы не ронять стоны и слышать, как пищит его воробушек. Казалось, с каждым новым толчком он ускорялся еще больше, не желая, чтобы Лютик затихал, мечтая услышать еще, больше этих звуков, сливающихся с хлюпаньем и шлепками в мелодию. Но Лютик снова рухнул в подушку и снова закричал. Чувствовал, как пах Геральта бился о ягодицы, как они ходили ходуном подобно заливному. Чувствовал, как волосы на спине вставали дыбом, как оседал на коже горячий пот, как его капли падали на поясницу с лица настолько же сильно вспотевшего ведьмака.       — Держи крепче, — прохрипел Лютик, помня о том, что во время оргазма имел привычку спрыгивать с члена. Теперь же хотелось, чтобы ведьмак начинил его спермой, чтобы чувствовал, как его член тонет в ней.       Соскальзывающего барда Геральт за бедра подтащил обратно, вогнал член на всю длину, кончая в бьющегося в оргазме Лютика, чувствуя, как в нем становится еще теснее.       — Еб твою мать, Лютик, — выругался Геральт, вскидывая голову и хватая ртом воздух. Он задыхался, не мог стонать и слушал, как вопит в подушку бард, явно наглотавшийся пуха. Оттраханную задницу ведьмак бросил на постель, а сам осел на колени. Дышал тяжело, будто бегал без остановки, и стеклянным взглядом смотрел, как сочится сперма из раздолбанного ануса.       Лютик открыл глаза не сразу. Он словно скончался на какое-то время. Не шевелился, почти не дышал, не издавал никаких звуков, просто лежал, распластанный, кажется, с незапланированной природой дыркой. Бард отплевался от перьев. Постель была похожа на место битвы и оргии. Лютик отыскал взглядом ведьмака и улыбнулся ему. Кажется, вместе с оргазмом утекло и действие зелья. Взгляд Лютика просветлел, стал прежним. Только теперь в нем не было страха.       — Я занесу этой ведьме еще пару монет, — шепнул бард, сорвавший себе голос.