Освобождение

– Забудь о Лексе. Забудь о том, что я хотела. Живи так, как хочешь ты сама... Искусственный свет. Слишком холодный. Как ледяной клинок, в очередной раз пронзивший сердце. Лилиан слишком бледна. И не от этого света. Не от этих ламп. Точно нет... Взгляд Лилиан потух. Лене казалось, что все происходило, как в замедленной съемке. Лилиан закатила глаза. Ее рука заметно ослабла. Лена крепче сжала охладевшую ладонь. Экраны над кроватью замигали. Пульс замедлился. Давление начало падать. «Нет!» – прошептала Лена сквозь слезы, как будто кто-то мог ее услышать. Она зажмурилась, не давая пролиться слезам, и все еще сжимала руку Лилиан. Лену учили не плакать. Скрывать эмоции. Всегда носить маску. Лилиан учила... Учила гордо вскидывать голову. Не показывать слабости. Быть Лютор... А сейчас... А что сейчас? Полупалата-полулаборатория пуста. Кроме приемной дочери и умирающей матери нет никого. Лене хотелось позвать на помощь. Кричать. Проклинать всех и вся. И прежде всего Лилиан. За бесконечное презрение. За унижение. За колкие фразы и снисходительный взгляд, который так и говорил: «Ты не Лютор, даже не пытайся». За то, что имя Лютор – сущую проказу – учила носить с предвзятой гордостью. За то, что Лена так и не стала для нее дочерью. «А сейчас ты просто уходишь, – мысленно обратилась Лена к той, что причинила ей слишком много боли. – Даже перед смертью говоришь о Лексе. Ты пожертвовала собой ради него. Отдала свою жизнь. Умерла бы ты ради меня?» Рука Лилиан стала совсем холодной. Пульс крайне низкий. Лена не чувствовала собственного лица. Оно застыло, как маска. Годы тренировок. Только одна большая слеза скатилась по щеке. «Лекс. Всегда только Лекс... – Мысленно повторяла Лена, чувствуя, как в сердце клокотала ненависть. – И даже сейчас ты снисходительна. Разрешаешь мне жить? Освобождаешь меня?!» Лена наклонила голову, не давая слезам пролиться. Горло саднило от беззвучных рыданий. Уродливое черное пятно на топе Лилиан блестело, как будто на него просыпали сажу. Как будто не скрывало смертельную рану. «Ты разрешаешь мне, верно? – спросила Лена вслух. – Ты – сама доброта. Но я не разрешаю тебе уходить. Не так. Не сейчас». Лену всегда привлекала наука. Вернее, как выяснилось, ее всегда подталкивали к науке. Но сейчас ни один инопланетный прибор, ни одна технология, зашифрованная в бункерах Казнии, не смогут спасти Лилиан. Лена проклинала науку. Это бессмысленное признание. То, как отстраненно и величественно Лилиан выглядела даже на смертном одре. Лекса и Лайонела. Упущенные годы, которые она могла бы потратить на магию. Ту силу, что текла в жилах, но не принадлежала ей полностью. Ненавидела, что опять придется доказывать, что достойна. Быть дочерью своей матери. Своей настоящей матери. А игра, игра велась по правилам Лилиан. Даже сейчас. Даже предсмертное признание опять ранило Лену. Знала... Лилиан как всегда все знала. И не сказала ей. «Ненавижу!» – зашипела Лена. Сумасшедшая смесь ярости, обиды, горя, боли и отчаяния застилала глаза. Лилиан из другой Вселенной сказала, что любит, легко и непринужденно – но только с детенышем инопланетянина, вцепившемся в руку. Брось сейчас Лену в аквариум с сотней искателей истины, она не скажет, что любит Лилиан. Что простила женщину, даже не пытавшуюся стать ей матерью. Особенно после очередного признания... Но Лена не готова оставить этот разговор. Не даст, чтобы очередной раз последнее слово осталось за Лилиан. Лена не раз думала, какой мощью могли стать наука и магия воедино. Но сейчас нужно было действовать без раздумий. Холод медицинской стали, точность механизмов и стройность расчетов не принесли пользы. Но у Лены был хаос. Магия. А что есть магия? Первозданная сила, которой только предстояло овладеть. Эмоции. Сильные. Полуживотные. То, что всегда так презирала Лилиан. Что всегда учила скрывать дочь. Лене хотелось плакать и кричать. Истерично смеяться. Сказать Лиллиан, что новый цвет волос ей не идет. Слишком светлый. Подчеркивает возраст. И на смертном одре бледнит и без того посиневшее лицо. Пошла бы Лилиан на такой шаг ради нее? Прикрыла бы своим телом? Защитила бы от смертельного удара? Лена же не Лекс. Не заслуживает. Давление слишком низкое. Жизнь буквально покидала тело Лилиан. А ведь Лена искала заклинание все это время. Пробовала как минимум дюжину раз. Не получалось. И надежда стала покидать ее сердце. Как у миллионов людей, о которых говорили в репортаже. Стоило попробовать еще раз. Хоть веры в свои силы не осталось. Если не получилось, когда Лилиан была стабильна, то на что стоит рассчитывать при смерти? Но все-таки Лена ведьма. И даже самая слабая и неуверенная в себе ведьма все равно сильнее доктора, пусть и гениального, какой была Лилиан. Лена осторожно отпустила обмякшую ладонь. Нужно было еще одно заклинание. Последняя попытка... Ведьма подняла руки и прошептала слова. Обычное заклинание исцеления. Которое она произносила уже в тринадцатый раз. Которым в старину лечили раны от стрелы или клинка, а не от могущественного артефакта. Но именно в это заклинание Лена вместила всю свою боль. Ненависть и едкую зависть. Гремучую смесь отчаяния и надежды. И если не любовь к приемной матери, но что-то неосязаемое, как минимум уважение и восхищение. Как в детстве и юности, когда Лена пыталась сделать все, чтобы заслужить одобрение Лилиан. Но при этом сердце так и не покинула обида. За то, что мать всегда выбирала Лекса. Преступника. Социопата. Но не Лену. И даже сейчас она не захочет бороться за жизнь. Даже ради своего драгоценного Лекса. Лене показалось, что она вложила в это заклинание всю душу. У нее закружилась голова. И ни в разуме, ни в сердце Лены не осталось сил, чтобы улыбнуться, когда она увидела, что цифры на экране перестали мигать.

***

Они сидели с супердрузьями и играли в крокодила. Интервью с супергерл крутили по всем каналам. Каждый последующий тост Кары все больше напоминал душещипательную речь. Лена смеялась и ощущала себя самой счастливой. Буквально полчаса назад она узнала, что Лилиан пришла в себя. И без того хорошее настроение стало прекрасным. У нее получилось. К Лилиан долго не пускали, пока ее состояние не стабилизировалось. Лена наблюдала за стеклянной стеной за бледной и заметно обессилевшей женщиной. Лена зашла в палату, пытаясь сохранять самообладание. Лилиан – с темными кругами под глазами, растрепанными волосами и изможденным лицом – не улыбнулась, но в ее глазах промелькнул лукавый огонек. – Паршиво выглядишь, – попыталась отшутиться Лена, чувствуя, как на глаза наворачивались слезы. – Решила попрактиковаться в остроумии? – безучастным тоном поинтересовалась Лилиан. Но ее выдала изогнутая бровь. Буквально миллиметр. Лена это заметила. Она не ждала от матери благодарности. Даже не знала, подозревала ли Лилиан, что магия «недолютор» спасла ей жизнь. Лилиан молча протянула руку дочери, как во время их встреч в тюрьме. Лена сжала ладонь матери и облегченно вздохнула.