Малыха и хулиган

Видя знакомую обшарпанную дверь подъезда, Леша приближается и цепляется обмерзшими пальцами за ручку, слабо потянув на себя. Далее, не решаясь вступать в контакт с лифтом, который, скорее, выглядел как из ужастиков, он ступает по лестнице прямиком на пятый этаж. Немного запыхавшись от подъёма ног, он останавливается у нужной двери, пытаясь отдышаться. Квартира уже более-менее обжитая, но всё ещё не особо привычная. Ощущения того, что Хесус просто зашёл к кому-то в гости, появляются не в первый раз. Всё вокруг кажется чужим и будто говорит ему в лицо, что он не смеет прикасаться здесь к чему-либо. Игнорируя все возможные глупые мысли, он снимает с себя верхнюю одежду и вешает на вешалку. Он, конечно же, знает, что дома не один, что его мать наверняка сидит либо на кухне, либо находится в своей комнате. Это как ничего обыденное и простое, ей незачем особо выходить, тем более учитывая то, что есть она тоже не желает, и Леша как истинный сын запихивает в нее насильно. Заглядывая на кухню, он, конечно, удивляется отсутствию матери, но более расслабляется, вспоминая, что из сегодняшней роскоши он ел только хлеб да сок, решает заварить хотя бы чай, попутно включая старенький телевизор. Листая ничем не интересные каналы, натыкается на некий канал, видимо, с преступным расследованием. На экране телевизора виднелась комната допросов, которая, на удивление, знакома Лёше. Знакома настолько, что где-то в груди ужасно давит камень, а после и вовсе хочется отвернуться, закрыв уши, или укутаться позорно в плед и никогда не разворачиваться из этого кокона. Знакома настолько, что чешутся не просто ребра, а лёгкие глубоко под кожей, буквально зудят. И мандражит так, что пальцы хочется переломать. Но это не главное. Люди на маленьком экранчике, видимо, подозреваемый и человек напротив, задающий вопросы. "Что Вы видели?" — звучит не очень громко из пластмассовой коробки, возможно, откуда-то из ребер. Кажется, от такого волнения даже глаза заклинивает, забывается как моргать. Вопрос эхом проходится по всем внутренностям, повторяется до тех пор, пока на него не получат ответ. "Что Вы видели?" — телевизор давно не слышно, как и чайник, свистящий громче некуда. Руки останавливаются, нащупывая свою любимую кружку. Моргать не получается, как на зло видится всё, всё до мельчайших подробностей. Видится, но не помнится одновременно, не помнится, что всё это было на самом деле. Руки сжимаются, как и кружка в руках, которая после исчезает из них. Треск. И где-то в городе, в чьей-то квартире, на кухне разбивается кружка, разлетается на мелкие кусочки. Разбивается всё вокруг, исчезают те воспоминания, те переживания. И тот кошмар, от которого хочется плакать. Но вот только до слез дело не доходит, потому что сознание проявляется. И вместо обрушенных зданий виднеется своя родная кухня. После такого любая свалка будет родной. В уши бьёт свист чайника, и слышатся шаги позади. Ощущается холод, бегущий по спине, нечем даже оправдаться. Он все же оборачивается, даже если понятно, кто с каменным лицом зашёл на кухню. Совершенно не принужденно, не обращая внимания на осколки от когда-то целой кружки, мама Лёши убирает свистящий чайник. И просто смотри как будто сквозь, всё так же молчит. Смотря на нее, можно понять, как ей было плохо. Плохо терять часть себя. Покидать место, которое уже не назовешь домом и переезжать в эту развалюху. Сложно просыпаться каждый день в тихой квартире и ощущать только пустоту, Хесус, наверное, единственный, кто мог по-настоящему ее понять. Может, в какой-то части ей было тяжело слышать редкие, но такие царапающие душу крики сына посреди ночи, но постоянное выражение безэмоциональности и игнорирование существования сына говорили о том, что, скорее всего, матери было плевать на всё. Настолько сильно, что если бы она однажды не проснулась, то не обратила бы на это внимания. Но не Лёша. Воспоминания о когда-то счастливой жизни втроем рвались наружу, кричали, бились о стены и скреблись, просили всё вернуть, как маленький ребенок упрашивает игрушку в магазине. Но Лёша понимал, что судьба решила всё за него. Возможно, если бы в те моменты смерти отца Леша что-нибудь предпринял, если смог сделать хоть что-то, чтобы спасло ему жизнь... Мама от чего-то смотрит из-под тешка и глубоко вздыхает. — Если она сейчас начнет кричать на меня, я точно не выдержу и расплачусь. — проговорил внутренний голос. — Как дела в школе? — её голос будто уже не её, слышно, как она старается говорить, но выходит плохо. Немного опешив от такого интереса матери, которая обычно даже питанием сына не интересуется, да что там сына, когда даже сама ничего днями не ест, а Лёша насильно запихивает в нее еду. Хоть и сам питается плохо, постоянные собственные загоны душат и давят верёвку у горла о своем весе. Не настолько сильно, как это могло быть, но иногда терзает его мысли. Загоняя его в угол, кажется, что каждый думает о нем в плохом ключе, обсуждает его вес, рост и прочее. — Могло быть и лучше, — свой голос тоже плохо узнать, может на то причина повисшая атмосфера, а может и накипевшие эмоции. Чтобы не чувствовать неловкость, Хесус хватает в руки веник и принимается убирать осколки. Дальше следует уже привычное молчание, мать лишь садится за стул и наблюдает за сыном. Казалось, разговор исчерпал свой лимит, всё позади. — Друзей нашел? — от чего-то опять интересуется. "Друзей? А как же, взять к примеру того же Вову, который наступил сегодня на обувь, дружеская дружба, прям нечего сказать. К чему вообще эти вопросы?" Возможно, ей просто нечем заняться и сидение в четырех стенах поднадоело. Подводит итог юноша. — Нет. — по строгости в голосе пытается дать понять, что разговор окончен, и ей больше не стоит строить из себя заботливую мамочку. — Как тебе Константин Владимирович? — этот наплыв вопросов начинает не на шутку раздражать. — Ма, прекрати делать вид, что тебе интересна моя жизнь, иди зависни в стенку, как ты это любишь. — Слова вылетают откуда-то из сердца, накопленная обида выплёскивается. Хес сам от себя такого не ожидает, но последнее слово должно остаться за ним, и, замечая грустное лицо матери, поджимает губы и быстро уходит в свою комнату. — Что произошло? — строго интересуется внутренний голос. — Ты ее обидел! — Но ему тоже больно! – звучит второй голос. И Леша понимает, что сходит с ума, что эта битва голосов сейчас опять доведет его до собственных криков в пустоту. Пытаясь загнать себя в угол и отключить мозг, тот лишь медленно сползает на корточки и принимается бить по лицу, чтобы привести себя в чувство. Один удар проходится по щеке слишком больно, сознание окончательно включается. Понимается вся глупость ситуации, что с матерью, что сейчас. Щека неприятно зудит, подбегая к зеркалу, Леша замечает свое прекрасное вытянутое лицо, добрые голубые глаза, красивую, уже немного растрепавшуюся башню и красный след на щеке. Прикрывает глаза от ненависти к себе и лишь обессиленно падает на кровать. Краем зрения замечая фигуру на подоконнике. Буба. Кот, который своей милой мордочкой всегда умиляет Хесуса, хоть тот пытается это скрыть. Но любовь не скрыть. Рука сама тянется погладить Бубу, который в ответ ластится к руке. Когда-то давно эта мордочка была совсем котёнком и могла только громко пищать, одиноко зовя о помощи. Тогда Леша и приметил его на улице, мамины добрые глаза всплывают в памяти, что не сказать сейчас, была рада такому другу. Отец тоже весело приглядывался к коту и соглашался оставить его, а выбранное имя коту смешила двух родителей до совместного биения сердца. А теперь этот кот до сих пор живёт с ними, приятно потягиваясь на солнце, на удивление даже хорошо перенес переезд. Когда-нибудь в будущем Хесус обязательно уедет куда-нибудь далеко, взяв с собой Бубу, точно не решив, будет ли он брать маму. Но одного хотелось — уехать ещё дальше. Может в Америку, работать стримером, снимать реакции. Алёшу особо ничего не интересует, он пробовал разные хобби, но так и не нашел своего; оглядывая свою комнату, замечает некоторые плакаты интересующих его групп, висящую гитару, которую он бросил буквально как купил. Много заваленных на столах учебников, стоящую в углу где-то видеокамеру. На стене глазами цепляется за скейт. Когда-то точно такой же в детстве ему подарили на день рождения родители, в его голове это олицитворялось как полноценная и крепкая любовь, но тот скейт сломался, а Леша, не жалея времени, рылся на всех сайтах в поисках такого же дизайна. Единственное, что у него когда-то получалось, это делать несколько трюков на нем. Приятные моменты заполняют голову, и он обещает, что ещё прокатится на доске в выходные. После школы. После пройденных кругов ада. Интересно, увлекается кто-нибудь ещё скейтом в их школе? Как насчёт Жожо (Леша недавно узнал от Даши, что это кличка Серёжи с розовыми наушниками), но, скорее, он не выглядит как тот, кто катается на скейтах. А что насчёт Вовы? <Какие вообще он вызывает чувства у Хесуса?> Вопрос заставляет зависнуть немного, Леша непринужденно потягивается. Вова выглядел как парень, с которым лучше не связываться, как подросток, готовый за любой прокол подставить нож к горлу, в принципе он таковым и являлся. И его редкие выпады в сторону Хеса пугали и бесили одновременно. Но некоторые моменты заставляли развернуть от таблички "Вова бык" и повернутся к более привлекательной, но такой же неизведанной "Вова тоже человек". Взять хотя бы моменты, когда он сидел за партой, а Леша отдувался у доски, стараясь заработать хоть какую-то оценку. Хулиган поглядывал на него украдкой, когда же Леша замечал это, тот лишь прятал глаза в книгу. Или моменты его первого дня в школе, когда он кричал на весь класс, Вова не шептался и не смеялся, а лишь поглядывал на него, улыбаясь краешкам глаз, и его светлые глаза на свете солнца блестели. Алексей приходит в себя, он с ужасом понимает, что лежал так примерно час; Буба давно спит, за окном стало темнее, а светлые глаза так и не выходят из головы. "Нужно просто спать, а то этот придурок доведёт меня до посинения." Эмоции стихли и стихли мысли.