Жить в твоей голове

      Слишком много людей вокруг. От выпитого уже тошнит, от музыки так точно. Нет и трезвой рожи, способной говорить и думать. Страшно представить, что будет под утро, куда пропадут все, что станет с окружающей канителью, которая не должна заботить вовсе. И ведь не заботит. Почему? Мысли давно перекрыли другие проблемы, перед которыми Милохин трепещет, перед которыми трясётся подобно испуганному коту. Что делать с переполняющим беспорядком — не решил. Да и не решал особо, к чему лгать? Определённо, эти мысли посещали голову лишь в процессе влияющего одиночества. Одиночества, которого так боялся. И боялся не причину остаться одним, отнюдь, это всё детский трепет, боялся остаться без него. Без того, кого сейчас искал взглядом по надоевшей комнате, замечая лишь гадостные рожи некогда любимых собой. К чёрту. Тут делать больше нечего. Нужен глоток свежего воздуха, проветрить затуманенный спиртным рассудок. Пить Даня не любил, а всё равно пил. Как назло кому-то, кому было не плевать.              Словно споткнувшись о глыбу неизвестности — Милохин влетает на вместительный балкон, спугивая своим появлением затаившуюся в углу парочку подобных глупых тиктокеров от которых предательски трясло. Надоели. Все надоели. Острые локти упираются о край балкона, взгляд глядит в мутную бездну, на дне которой его встречали автомобили и старушка с собачкой на поводке. Данила усмехается, сам того не замечая. Выглядит истрепанным, потерянным, оставленным и выкинутым на край трассы, принуждая добираться до пункта пешком, без помощи автостопа. Его тут нет. Что ж, тут Даню никто не видит, а значит, что можно благополучно забыться в этом отдалённом от всех месте. Взгляд направлен на звезды. Яркие такие, довольные, не требующие любви и ласки. Довольные, заразы. Милохин за последнее время стал подобен звезде с главным наблюдателем за ней. Руки обвивают талию, принуждают дернуться и вжаться в край, напрягая каждую мышцу худощавого тела. Знакомое соприкосновение, знакомое дыхание в ухо от вжатого в плечи подбородка. Как там писал Маяковский? Страсти крут обрыв? Да хрен его знает. Данила поворачивается в профиль, прикрывая веки и отдав себя в чужие обвивающие руки. — Успел выпить? — интересуется Илья, глядя куда то вдаль. Замораживает. — Типа того, — жмёт плечами Данила, — Ерунда. — Под утро будешь плохо себя чувствовать, — бережно парирует Лагутенко, прижимая Милохина к себе плотней. — Схаваю таблетку и бодрячком. У тебя же есть что дома? Илья усмехается, удержав смущающую паузу. На лицо лезет нелепая улыбка. Тепло, спокойно... Ловко обернувшись лицом к мужчине, Милохин зарывается ладонями в серые волосы, в мягкую чёлку, разглядывая полюбившиеся собой Лицо. В таких моментах становилось уже все равно на окружающий себя мир. Чёрт его драл. — Ты собрался ко мне? — лёгкий холодный ветер раздувает пряди чужих волос. — А куда мне деваться? — прикрывает веки, отстраняясь от преграды и позволяя себе обнять тёплую шею, — Я вообще думал забить на всё это и свалить... Илья не отвечает. Оно и к лучшему, ведь порой молчание было куда важней лишних на то предложений. —... Я книгу начал читать, — усмехается Даня, — Давай уедем домой? Я устал тут находиться. Меня тошнит. Даже не знаю от кого. — Или из-за чего, — поправляет Лагутенко, делая шажок назад, — Туда, где спокойно и говорят шёпотом, где читают и поют... — зевает Лагутенко, складывая руки у груди. — Почему шёпотом? — хмурится, но тут же расплывается в понимающей улыбке, — Понял. Взгляд пристально глядит друг на друга. Последний раз или далеко не первый — одному Богу известно. Даня жил настоящим. Илья жил настоящим. Но стремление к счастливому будущему всегда опережало, но не всегда помогало.