Прогрессивный союз

Как всегда лаборатория с почти полностью выключенным светом и учёный как и следовало ожидать стоял за столом, разбирая свои бумажки, сутуля стройную спину, на которой халат почти что висел. Шею опалили горячим выдохом, заставляя замереть со смятением на морде, а потом без промедлений плавно повернуть голову в сторону раздражителя. –Ты мешаешь.– Не скрывая укоризненный тон и своё недовольство, хотя выражение лица всё так же было крайне нейтральным и нечитабельным. Но на это недовольство и пронзительный взгляд, его талию примяли огромные лапы, тёплые, что даже через халат и другие тряпки ощущается и оглаживают кости таза, что заметно выпирают, если обтянуть ткань. –Я знаю.– Крайне самодовольное бурчание и лапы поднимаются выше, почти что нарочито прощупывая всё это тонкое тело, почти с наслаждением усмехаясь, когда на рёбрах лаборант вздрогнул и неопределенно повёл плечами. * Пыхтение и старательное движение тазом, навалившись на своего партнёра, используя его как опору, а тот и не против, лёжа на кровати, позволяя учёному врываться в себя, сжимать бока и покусывать, но не иметь возможности действительно оставить метку, след на загривке, слишком слабые и аккуратные челюсти с зубами. Со стороны Альфонса это было великое позволение и послабление, уступить лаборанту место актива и открыть свой тыл. –Ты же знаешь, что за это я возьму плату.– О да, это он отлично знал. Поэтому Вихамиель только ускорил движения, наслаждаясь, пока у него есть возможность, издеваясь над этим зверем, впервые за долгое время позволяя себе постанывание и время от времени прижиматься к твёрдой, крупной, спине, прислониться и упираться. И словно в последних попытках смутить этого кота, начинать двигаться развязно, быстро и пошло, не смущаясь звуков и хлюпа из его разработанной задницы. Таков был их молчаливый договор в такие времена, когда один из них не мог позволить себе уйти в отпуск на время очередного гона, в который логично было бы уйти на битву за будущее потомство, а другой просто не хотел. Не променяет такого милого и слабого учёного на какую-то борьбу за оплодотворение. И потому, сейчас, в казалось бы таком унизительном положении, балдел и млел, ведь редкое удовольствие, когда кто-то бьёт с таким упоением по простате, а он не может контролировать силу толчка и частоту, да и не хочет. Хотя для него сейчас был и не сезон, но возбуждение он так же ощущал. Член упирался в постельное жёсткое бельё, где он и развалился, создавая пятно и приятное трение, от чего приходилось напрягаться и стенки внутри задницы сжимались. В такие моменты лаборант постанывал и подавался вперёд уже с какой-то ленью, словно вот уже сейчас, стоит на одном пике и кончит, но потом давление ослабевало и тот принимался мстить, тараня бедный комок нервов, а довольный кот только ухмылялся, продолжая балдеть и сильнее подстраиваться под чужой член, ни капли не стесняясь. Лаборант мог бы называть его шлюшкой или ещё кем попало, но понимал, что если позволит себе такую вольность, то не простит себе такое, не из-за гордости, а потому что это выше его, даже не смотря на то, что Альфонс ни капли не обидится, но потому, что он вернёт ему в двойном размере, может чуть меньше, если его это возбудит и сделает приятно. Поэтому док позволял себе только неразборчивый шёпот, где в основном только были разного рода мелкие проклятья, ибо использовать ругательства и прочие фразы претило, а приятное чувство теплоты и жара внутри огромного тела были слишком хороши; он мог так же позволить себе слегка царапать чужие плечи и бока, ибо была мала вероятность того, что эти аккуратные коготки действительно пробьют шерсть и плоть, но от самого факта прикосновений и воздействия, кот довольно сопел и жмурился, прямо как от приятного массажа, чем выбивал актива из колеи равновесия. В какие-то моменты подчинённый нарочито издевался над лаборантом, зная как тому сложно прийти к финалу и понимая, что если не дожать, то потом одному из них станет крайне больно и достичь пика будет вынужденной мерой, хотя и на метания поглазеть хотелось. И сейчас был один из этих случаев, когда рабочий не зажимался и не стискивал внутри себя чужую плоть, позволяя ей просто скользить в выработанной смазкой. «Не могу больше, прошу…» Единственная фраза у уха, пока чужие бедра впечатываются в его задницу и надломленный тон, потому что уже действительно нет возможности держаться дольше, нужно закончить, а единственный способ осуществить это – попросить или взмолить о пощаде, помощи, почти ложась тонким телом поверх спины, нервно приобнимая одной рукой. Всё его тело дрожало, словно это какая-то болезнь, но никому и никогда он не скажет, как ощущается эта предоргазменная нега, когда уже так сильно трусит тело. И если после этого у Аля ещё были сомнения и желание потянуть время дальше, ещё больше эмоций от такого существа, что предпочитает всегда мирное или нейтральное выражение лица, слишком ценное и краткое время, чтобы его распускать. Но после ещё одного сдавленного писка в затылок и подкинутые фантазией словно фотокарточки эмоции дока в этот момент, как тот пышет жаром, изнемогает от желания и мечется, не зная куда себя деть, весь горит и такой соблазнительный. Соглашающееся угуканье и тяжёлые лапы складываются перед мордой удобной подставкой. Получив даже такое согласие, Вих возобновляет движения, зная, что если его партнёр согласился, то действительно сделает то, что нужно, им обоим или только ему. Он почти выходит, чтобы уже заходя, ощутить ту самую узость, и прижавшись, точно умрёт без этого создания, начал забвенно вбиваться внутрь, растягивая мышцы обратно, усиливая напор и трение, ощущая более сильное воздействие стенок на член. Аль поглядывал на того краем глаза через плечо, оценивая и довольно лыбясь. Ему тоже было приятно, как физически, так и эмоционально, видя, что его док уже почти потерял свой рассудок в наслаждении, даже если оно может стать агонией. Но этот уставший, запыхавшийся вид, казалось бы всегда собранного учёного, сбитые волосы на макушке, что частично уже прилипали к лицу, просто прекрасная картина, от которой сложно оторваться. Не хотелось отрываться и он продолжал глядеть. Лаборант не то, чтобы был плох в сексе, но сейчас, всё его естество хотело лишь удовлетворить себя, забвенно трахая то, что ему позволили трахать, поэтому кот не обижался на него, его усмиряла мысль, что у него скоро придёт сезон и что уже он будет отвлекать ботаника от его работы, просто не позволяя выйти из своего кабинета, втрахивая в кровать или стенку, там уже как получится. И он удивился и даже подавился воздухом на миг, когда ощутил, что тонкая лапа мерно скользнула под него, крайне крепко сжав член, массируя как он любит, грубо и резко, хотя сам док кажется был больше занят движением бёдер. Смазки стало больше, шлепки ягодиц о бёдра стали громче, как и хлюпанье в принципе. Кот замлел, сжимаясь ещё крепче, уже сам был на пике, держась, чтобы не толкнуться в тонкие и изящные пальцы, покрытые уже его смазкой, чтобы не поранить шипами, которые сам док каким-то образом, всё же умудрялся аккуратно обходить, продолжая массировать и сжимать, доводя наконец до конца. Момент, когда напряглись и сжались оба. Лаборант, потому что его крепко сжали, словно вовсе не собираясь отпускать, позволяя делать только мелкие и быстрые движения, во время которых он кончал, пыхтя и блаженно выдыхая. Работяга, потому что ощущал давку сразу с двух сторон, отвечая таким же упорством, что граничило со злорадством, сжимая в ответ, кончая в тонкую руку, пачкая оную вязким семенем и ощущая как член загоняют ещё глубже, как он пульсирует. Первый раунд закончен, можно и выдохнуть. Альфонса это действо почти не потрепало, в отличие от ботаника, что уставшей тряпочкой обмяк сверху и без сопротивления съехал на постель, когда из под него вылез партнёр, глядя на эту картинку с наслаждением и всё же доброй лыбой. –Всё, уходи.– Словно порицательное напоминание сказали с кровати, не двигаясь, но чуть приоткрывая глаза, чтобы можно было хотя бы краем ока видеть, что происходит в помещении. –А постельное сменить не хочешь?– Фраза брошенная не всерьёз, но сейчас доку действительно было не до липкой и влажной кончи с пятном вот аккурат под ним, что холодило пузо, а потом и вовсе слипнется. Потому, даже не приодевшись, но встав, Аль дёрнул того в своей грубой манере за руку, сдвигая в сторону словно желе и беря почти весь вес на себя, переложил на вторую койку, которая вовсе не используется. И совсем немного зависнув, любовался этой тощей задницей, зная, что скоро он возьмёт свою плату и будет самодовольно и собственнически сжимать эти булки, а док и словом обмолвиться не сможет, потому что сам на это согласился, а не в его правилах идти на попятную, зная последствия. –Я пошёл.– В завершение бросил, уже прикрывая дверь, нацепив свою одёжку и накинув на уже спящего одеяло. Странная у того реакция после завершения конечно, но может это зависит от вида и породы. Причуда какая-нибудь. Смысла прощаться со спящим конечно было не мало, но так Альфонс ощущал, что уходит с чувством выполненного долга, закрывая дверь и ключ, всё равно изнутри можно щеколдой открыть, а так туда никакая серая зараза с ушами не пройдет. * Очередная беготня с документами, которой обычно занимаются более нижние посты, но снизойдя до критического положения сейчас среди работников, док решил уж самостоятельно всё решить и таким образом меньше контактировать в целом с другими коллегами. Меньше шуму так сказать. И его уже привычно затянули за угол, чему он ни капли не удивился, недовольно глядя в радостную морду, но вдохнув, понял, что действительно уже скоро с него снимут его должок и придётся простить каменную хватку на локте, от которой потом останутся лёгкие боли. Но огромному коту этого мало, он притягивает ближе, втискивая в себя свою жертву, словно обволакивая руками спину и без стеснения лапая чужую задницу, как и мечтал совсем недавно, да и с таким же лицом, словно это вовсе не похабное действо в чужую сторону. Лаборант ощущал как тот довольно мурчит и эта вибрация словно находила слабое место в каменном спокойствии дока, выводя из равновесия, смущая, как и само положение. –Используешь ради меня пробку сегодня вечером? Я не буду церемониться, ты знаешь.– А глаза бегают по тонкому лицу, что упирается здоровяку в приоткрытую, пушистую, грудь, заставляя поднимать глаза вверх, что работяге крайне нравилось. Как и лёгкие искорки в этих жёлтых глазах, что совсем потеряли своё устрашение. Эти слова не были шёпотом, но их интимность от этого не уменьшилась, загоняя лаборанта в тупик. Он не может отказать, не имеет права. Они исполняют любую прихоть друг друга, но зная последствия, не загадывают чего-то слишком за гранью, удерживая равновесие, зная, что за неверный поступок последует наказание в ответ. –Хорошо.– Тихий и спокойный ответ, но совсем ненужный в данный момент, как подтверждение, но без этого от него вовсе не отстанут, не отпустят. И горячая лапа, словно поощряя, проводит двумя пальцами ниже, меж двумя ягодицами, совсем немного шорхая по ткани брюк, ох как же они обтягивали этот силуэт, просто идеально. Прекрасное стройное тело, которое скоро будет раздето словно это подарок, избавленный от лишней упаковки. Док же всё это время стоял молча, не шевелясь, но и на чужие объятия он не отвечал, просто позволяя себя прижать, тискать как плюшевого мишку, к счастью его руки свисали внизу и бумажки почти не помялись, но его спину слишком сильно сжимали, от чего он действительно ощущал себя словно в тисках. Они так и не определились, кто из них опаснее, но каждый признавал силу второго, время от времени уступая или наоборот, забирая, на своё усмотрение. –До вечера, док.– Его чмокнули в макушку, словно навсегда прощаясь, ероша его макушку и волосы, зарываясь поглубже, вдыхая приятный запах, пока ботаник утопал в чужой мягкой шерсти и волей не волей был накрыт чужим запахом, отчётливо ощущая чужеродную ноту возбуждения. Надо будет оформить больничный на пару дней заранее. А потом его просто отпускают и словно растворяются, возвращая назад в мир, выходя из за угла, из тени, отпуская на время, но гарантируя заранее весёлый вечер. Лаборант же, обождав несколько минут, так же выдвигается, но уже в другом направлении, до их типичного вечера осталась пара часов, за которые ему нужно освободиться от своих обязанностей и подготовиться, потому что драл этот кот действительно нещадно. * Вечер настал непростительно быстро, как и нужное время, но Вихамиель этого толком и не заметил, решив скоротать оставшиеся полчаса, разобравшись с результатами, чтобы потом не заморачиваться. В его заднице уже была металлическая и довольно увесистая пробка, хотя она толком никак не мешала, видимо действительно простата была чуть дальше и до неё никак не доставал кончик, от чего действительно было куда легче, хотя распирающее чувство изнутри было непривычным из-за столь длительного перерыва. Но ему было проще, подготовка заняла лишь половину от те же самые полчаса, нормальное бы создание ещё плотно поело, чтобы не валиться с сил, но он не ел на ночь, просто не хотелось, хотя в некоторые дни заходил Альфонс и впихивал в него хотя бы половину стандартного ужина, не оставляя в покое, пока эта тощая задница не съест обещанную часть. Но на деле как бы лаборант не старался набрать массу или скопить немного жирка, это не выходило, хотя тощим он не был, но в сравнении с работягой действительно таковым являлся и героически терпел такие нападки заботы. Тихо хлопнула дверь, а потом и лёгкий замок мгновенно щёлкнул. Вих ожидал, что новоприбывший хотя бы для начала снимет верхнюю одежду, что делало партнёра обычно ещё больше чем есть на самом деле, потому не обернулся, ставя ещё парочку галочек в разных пунктах, возвращая бумаги на место, напрягаясь, не слыша шороха одежды. Но уши не успели дёрнулся, потому что многострадальную задницу накрыла огромная лапа и надавила, впечатывая пробку до предела так, что она точечно давила на простату. Лаборант впился пальцами в стол, тяжело выдыхая от недовольства. Из-за такого давления он приподнялся на носках, подскакивая почти что. Это было слишком остро и резко. –Всё как ты любишь. А теперь раздевайся, пока это не сделал я.– Вполне разумная просьба, с учётом того, что кот действительно может разорвать достаточно плотную ткань в порыве страсти или злости, да и просто если захочет тоже. Давление ушло, более расслабленный и сдержанный выдох, перед тем как быстро скидывается халат и умещается на стуле, а за ним летит и рубашка, ловкие тонкие пальцы быстро с ними расправляются, щёлкая словно семечки, а громила как заворожённый глядел на это, не смея отвести взор от столь прекрасной скульптуры, на миг прекратив скидывать с себя вещи. И в завершение брюки с ботинками. Учтиво было решено не надевать нижнего белья и очень даже правильно. Стоит последней части одежды наконец исчезнуть с тела, так эту долгожданную тушку подхватывают за пояс, почти вкидывая на кровать. Учёный без лишних слов выпячивает задницу, подтягивая к себе подушку, собираясь с мыслями, понимая, что будет приятно, но на том, всё, он просто выполняет часть их договора и пока его будут усердно обрабатывать, он подумает о том, что забыл указать в бумажках, касаемо новых выводимых гибридов растений. Его мысли вернулись от того, что тепло прошлось по пышному хвосту, оглаживая и пропуская иногда шерсть через пальцы, но по итогу отводя в сторону. Пятую конечность без вопросов убирают, открывая вид на основание пробки. К этому времени док успевает удобно прогнуть спину и устроиться на мягкой подушке. Он готов, бери не хочу. –Ох нет, док, я хочу видеть вашу милую мордашку в процессе. В тот раз вы не разрешили мне перевернуться и взглянуть, так что сейчас…– Его перевернули, не напрягаясь, перетягивая подушку под таз и поднимая чужие аккуратные лапы. По сравнению с Альфонсом, ботаник был упитан, но крайне строен, почти на грани костлявости, но эти острые локти и коленки, эта угловатость, так притягивала и красила взор, что хотелось смотреть на это куда чаще, чем пару раз в год. Сзади аккуратно подстроились, согревая своим мехом, усаживаясь, словно не этот зверь горел желанием и словно не его фраза, что жалеть сегодня никого не будут. Но эта обманчивая нежность и тепло оборвались ровно на том моменте, когда резко чпокнула пробка, которую без промедления достали и откинули на другой конец кровати и мельком брызнув смазкой на уже изнывающий член, без промедления вошёл внутрь мягкого и растянутого нутра, что пульсировало и принимало как по маслу, что даже в конце раздался шлепок. Теперь уже огромная туша накрыла хрупкое на первый взгляд тельце, разместив лапы по две стороны, приблизив морду. Так внимательно смотрит, как док мелко подрагивает, пытаясь сохранить нейтральное лицо, но не имея такой возможности, вытягивается, словно хочет уйти, откидывая голову назад, но ёжится, сползая обратно. Где его сжирают чужие губы, присасываясь, властвуя, проталкивая свой тонкий язык внутрь, не ловя сопротивления, а наоборот, ответные действия. Его прикусывают, полноценно кусая и кажется наслаждаются этим, от чего глаза щурятся как у хитрого лиса, глядя как веки напротив подрагивают, а ресницы трепещут. Он начинает двигаться, словно бездушная машина, так и не отстранившись, вколачиваясь, подпирая с обоих концов, не позволяя никуда деться, дышать собой и чувствовать любое движение внутри. Вихамиель не ожидавший этого вскинулся, слабо простонав, мазнув свои губы слюной, руками ухватившись за чужие плечи, словно желая уползти отсюда. Но движения ускоряются, и член царапает внутри, при каждом движении обратно, немного раня стенки и вскинувшись, выгнув спину, только упростил задачу, вколачиваясь, втрахивая, давя на комок нервов. Аль с радостью смотрел, как млеет от этого его учёный, как иногда совсем тихо, на крайне резких движениях откидывает голову и постанывает, тихо, резко выдыхает, на грани с голосом. Тонкие лапы не уходят за чужую спину, не притягивают к себе ближе, а вытягиваются на кровати дальше, словно сведённые судорогой, тонкие пальцы и коготки, так изящно, что работяге хотелось бы поменять позу, лишь бы увидеть это всё вместе. Но он не собирался терять то, что уже разогрел, то как Вих цепляется за него и прикрывает глаза, и член его внизу уже показался из своего мягкого укрытия, приятно красного цвета, куда тоньше по сравнению с тем, что сейчас внутри него. И на особо быстрых и частых толчках док не выдержал, сжимая пальцы, притянул руки к себе, прерывисто помыкивая, прикрывая свою морду. –Шип-пы…– Мученически выстонал тот, прерываясь из-за толчков, благодаря которым уже шаталась вся кровать, заставляя елозить и тонкое тело. Чёрт дёрнул его за язык ляпнуть такое, в такой ситуации, с именно этой личностью, от чего стало неимоверно странно, растерянность и стыд от собственных желаний. Тонкие пальцы и когти почти царапали собственное лицо, пока тело вытягивается вновь стрункой. А работяга этим бессовестно пользуется, вбиваясь с чувством, наслаждаясь этим телом, внимательно глядя, как мышцы живота лаборанта сокращаются и как возле его аккуратного члена виднеется неплохой бугор, что двигался в такт с толчками. Альфонс получал от такого зрелища истинное наслаждение, видеть как его начальник берёт столь огромный по его меркам член в себя, что даже видно выпуклость. И мурча, громила, словно не видя мучений ботаника, что всё так же прикрывает морду, принялся вылизывать, выцеловывать тонкую шею, ключицы и пушистые уши, что тянули к себе своим объемом как у радаров. –Да, я знаю как тебе приятно их ощущать в себе. Так почему бы тебе просто не насладиться ими.– Заговорческий и прямой шёпот в ухо, пристраиваясь ещё ближе, хотя казалось бы, куда ещё больше, ближе, плотнее, чтобы не было возможности отказаться от истинных чувств и пожеланий, пристрастий, чтобы док признал своё наслаждение и отдался ему полностью, без остатка, выкрикивал его имя, как может только он, хрипя и призывая двигаться ещё быстрее. Ради этой прекрасной, холодной натуры, которую смог разогреть и испортить только он. Громила хотел, чтобы Вих просил о большем, чтобы после всего его задница болела от наслаждения и слишком частого процесса, чтобы ботаник наконец признал свою ненасытность как сейчас, раскрывая ноги шире, больше, позволяя входить под самый корень, мягко полосовать шипами его мягкие стенки и таранить простату, вырывая нервную дрожь в теле, наслаждаясь этим, находясь на грани, чтобы не кончить, даже не собираясь притронуться к себе, потому что знает, что нельзя. Нельзя трогать себя без разрешения актива. Только ведущий может помочь или снисходительно разрешить ласку. –Знаешь док, обычно ты не разговорчив в такое время, но я, буду.– Короткая оговорка, перед повторением толчков в разном темпе, словно кот действительно наслаждается, слыша как влажная задница выпускает из себя его естество и вновь пускает, так податливо, что у него действительно подтягиваются яйца. Они уже совсем скоро закончат первый раунд. И если лаборант действительно уплывал в небытие наслаждения, прерывисто дыша и пыхтя, словно пробежал с десяток километров за час, то работяга выглядел так, словно вовсе не устал и не умаялся, продолжая по хозяйски придерживать тонкий таз, время от времени насаживая тушку на себя. А потом, поняв на каких махинациях его жертва сжимается особо сильно, начал таранить и раздражать чувствительные места, покусывая шею, уже в предвкушении, чтобы поставить метку, обозначить свои права, даже если Вихамиель будет против и позже устроит ему взбучку, он обозначит своего партнёра, может и не самку, но близкого, как минимум во время секса. И стоило лаборанту чуть прийти в себя, Альфонса собственнически притянули за макушку ближе, чуть болезненно стискивая волосы меж тонких фаланг, заглатывая чужую пасть, как оголодавшее животное, впиваясь, кусая, получая ответ с секундным замешательством, углубляясь, почти давясь в слюне, не имея возможности отстраниться, пока на этот раз уже не насытился Аль. И будучи уже на грани с болью от нехватки кислорода, когда в лёгких начинает гореть нестерпимое пламя, на очередном глубоком толчке, что на миг стало больно, лаборант кончил себе на живот, сжимая в себе так, что позавидует любая шлюшка или игрушка, на пару мгновений замычав, доверчиво откинув голову, открывая уязвимую шею, которую поспешили прикусить, ловя чужие спазмы и движения мышц, с наслаждением входя в эту узость, делая финальные толчки, пока пульсирует член, поднимаются мелкие шипы. Последний шлепок тел и док отчётливо ощущает, что внутри всё пульсирует, что иглы не позволят двинуться с места, скрепляя, и что его так же никуда не пустят, опасно прикусив горло, но его сознание плыло от ощущений. Он продолжал кончать себе на живот, даже когда семя уже толком прекратило выходить, почти в голос постанывая, ведь огромная дубина в нём упиралась аккурат в простату, продолжая заливать спермой, что без сомнения потом придётся долго из себя вымывать, если один довольный кот не впихнет обратно в его задницу пробку, запрещая вытаскивать некоторое время, но и не прекратит мучить, давя на кончик, пока лаборант сам не подставится. Так они и замерли, каждый в своём раю и аду одновременно. Когда же начало отпускать, а ботаник и вовсе обмяк, в ожидании, когда же его наконец отпустят, Аль действительно разжал челюсти и словно в знак извинений чмокнул в скулу, отстраняясь, ловя на себе уже знакомый остывший и сосредоточенный взор. Он знал, что как только его шипы опустятся до конца и он сможет выйти из мокрого и мягкого нутра, его член встанет вновь, не только благодаря гону, но и этому холодящему взгляду, уж больно сильно заводит эта серьёзность лаборанта, а уж тем более то, как она спадает и открывает вторую личину. И член действительно обмякает и он выскальзывает из мягкой задницы, вытянув за собой и часть семени, в котором был и так весь орган с анальным отверстием. Пара зависла, они переводили дух, и учёный даже внутренне согласился с собой, что не будет ворчать по поводу того, что из его нутра скоро потечёт чужое семя, лишь бы чужой член измазанный и смазкой и спермой не перепачкал их двоих, ну, может ещё и постель, но это было не так важно по меркам лаборанта, в отличие от своей чистоплотности. –Ну что, лемурчик, давай второй заход и я сегодня перестану тебя мучить.– И вновь морда, можно даже сказать, что милая, но до жути довольная, и не то чтобы хотелось это довольство стереть, но доказать этому громиле, кто тут ещё кого будет мучить,– да. А член, уже стоящий колом, показывающий всем своим естеством, что готов к новому раунду, трётся о влажный сжимающийся вход, размазывая выделения, от чего Вих словно в смятении перевёл взгляд вниз, видя этот огромный орган, что в его головешке даже в теории не мог бы поместиться внутри него и доставить удовольствие, не то что бы довести до оргазма без рук. Самый кончик продолжает дразнить, едва входя и вновь оказываясь снаружи, просто гладя стенки. Но по итогу они меняют позу. Альфонс вынуждает поменять позу, просто без слов переворачивая на живот и на этот раз действительно выпячивая задницу, задирая хвост и вылизывая его основание, каким-то образом не давясь длинной шерстью и оглаживая острые лопатки, прижимает жилистые руки к рёбрам, фиксируя их так, чуть сдвигая подушку, от чего уже вновь появившийся член учёного упирается в неё, слышится слабое поскуливание, всё же ощущается это болезненно. И только теперь работяга ставит одно колено и переносит вторую лапу вперёд, действительно частично давя своей массой. Врываясь без предупреждения, вызывая громкий стон наслаждения, входя в такой позиции куда глубже и видя куда больше. Теперь Альфонс мог без напряга видеть, как его плоть заглатывают мягкие стенки, покрывая и пропуская, словно съедают, хлюпая и чвокая, всё как он любит, а по тонким бёдрам и ягодицам текут соки, и не важно, что в основном это его сперма со смазкой, что доставляет ещё больше извращённого удовольствия, что лаборант действительно принадлежит ему и только он смеет ебать это прекрасное, холодное существо, что сейчас натурально закатывает глаза под ним и приоткрывает рот в наслаждении. –В такие моменты я действительно рад, что ты отказался от борьбы за самок своего вида. Потому что теперь ты полностью достался мне.– Как и Альфонс полностью достался учёному, но это они уже давно знают сами, а сама фраза нужна была, чтобы хотя бы чуть-чуть выбить дока из его неги, вернуть мыслительный процесс, напомнить о настоящем, о том, что его задницу вновь объезжают, снова царапают и задевают простату, уже давя не сдерживаясь, от чего даже на первых толчках Вих не сдержался и кончил, не сумев даже дернуться, едва ли пискнул, уплывая в наслаждение, чтобы сейчас вновь вернуться и вновь упасть в бездну с этим котом, что кажется на зло делает всё слишком пошло и развязно, выбрав такую позу и положение. А громила действительно воспользовался возможностью, на этот раз не собираясь тянуть, решая закончить процесс быстро и ярко, уже почти не выходя, часто-часто сталкиваясь с ягодицами партнёра, вытесняя всё больше спермы из отверстия. –Не представляешь как мне нравится твоя дырка, док. Теперь ты никуда не денешься.– Он вроде никуда и не собирался, но твари во время гона это навряд ли можно объяснить и учёный ликовал, что когда его накрывает, он не болтает лишнего как Альфонс, но с другой стороны это крайне заводило, как и ставшие грубыми движения, толчки, что вдавливают до боли в матрац. А теперь и клыки, что впились в загривок, оттягивая шкуру, прокусывая её, ускоряя толчки и словно не замечая попыток вырваться внизу. Право сильнейшего кот забирает себе, отпуская многострадальную шею, чтобы вновь укусить и услышать скуление под собой, от чего сперма готова хлестнуть из ушей, но член вовремя вбивают до конца, под мычание и снова кончая глубоко в чужое нутро. Зализывая раны, довольно мурча, когда гормоны и желание отпускает. Крупная лапа отпускает тонкое предплечье, позволяя его переместить, а сама ладонь укладывается под дока, нащупывая неплохой бугор чуть ниже живота, от чего становится ещё и двинувшись ещё ниже, в пару резковатых движений, доводит ботаника до оргазма. Тело под ним дрожит, не сопротивляется. Больно, казалось бы, но глаза закатили назад, а зрачки почти полностью перекрывают радужку, дыхание частое и мелкое. Лаборант определенно ловит кайф. И поза меняется вновь. Из нутра не выходят, уже боясь поранить, но обхватывают со спины, прижимая к крупному телу, укладываясь на спину, а партнёра устраивая без проблем сверху, так же лёжа. Лапа возвращается на бугор, даже так ощущая, как собственная плоть пульсирует и закачивается сперма. –Если тебе это так важно, то почему бы тебе не уйти на гон к самкам? Ты здоровяк, таких любят, сильный геном.– Раздался хрипловатый, но спокойный голос учёного, с лёгкой отдышкой. И он бы поспорил на своё ухо, что сразу же после этой фразы Альфонс из злорадства насадил его чуть глубже, всё с тем же спокойным лицом, словно и не устал вовсе, но заставив лаборанта измученно простонать и заткнуться. –Я их просто разорву, а тебя трахать приятнее и интереснее.– Той ночью тёплую лапу с таза и живота так никто и не убрал, как и никто и не стал снимать многострадальную задницу с приличного члена, оставляя всё на утро.