Поцелуй

— Володь? — Юра нахмурился, поворачиваясь в сторону Давыдова. Тот подошёл сзади, обнял за талию и мягко улыбнулся. — Что такое, Юр? — Завтра... Завтра же костёр... — И? — Володя продолжал ласково улыбаться, целуя его в скулу рядом с ухом, отчего блондин покрывается мурашками, поворачивается в объятиях и тоже обнимает Вову, утыкаясь лбом в плечо. Юра ходил целый день по лагерю, не зная чем себя занять и куда приткнуться, хотя работы было невпроворот: примерка костюмов, прогонка нового текста с Олежкой, который немного путался в словах, установка декораций и много всего другого. Но везде он чувствовал себя лишним, старался не сильно мешать, и поэтому умаялся от безделья. И вот сейчас, после отбоя, он стоял на сцене среди кучи одежды, скрученных ватманов, разных картонных рисунков и смотрел в пустой зрительный зал. — Не хочу, чтобы мы расставались, — Юра поднял влажные от слёз глаза и чуть всхлипнул. Володя старается улыбаться, хотя уголки его губ дрогнули, и он прижимает Конева к себе, поглаживая вихры на затылке и утыкаясь носом ему в макушку. — Я буду писать тебе, Юр, слышишь? — Да, — парень прикрыл глаза, наслаждаясь запахом Володиного тела. Такого родного и любимого. — А знаешь, Уля наконец уломала Митьку сыграть на гитаре ту песню... Ну, из «Юнона и Авось». — Ты меня на рассвете разбудишь, и водой ключевою умоешь, — запел Вова, охнув от несильного удара кулаком по плечу. — Чего дерёшься? — А ничего. Оставь эти... — Юра очень хотел сказать «завывания», но сдержался, — эту песню завтра Диме. — Отчего же? — Потому что там строчки про никогда не увижу. А я... Я хочу тебя видеть... Сильно... Юркин голос наконец дрогнул, из глаз потекли слёзы и он закрыл лицо руками, всхлипывая. Володя лишь крепче обнял его, немножко покачивая. Хотелось как-то утешить, прошептать что-то доверительное, нежное и очень-очень нужное, но слов не находилось. Лишь крепкие объятия для такого, ещё ранее не виденного Юры. Когда наконец чувства немного улеглись, парни сели на край сцены и Юрка положил голову Вове на плечо. Брюнет поправил очки и обнял Конева, прижимая к себе и целуя в белобрысую, почти выцветшую на солнце, макушку. Наступило молчание, которое никому из них не хотелось прерывать. Оно было если не уютным, то очень правильным и нужным. Так прошло какое-то время, пока Володя не встал, начиная потягиваться. Юра устало вздохнул и сгорбился, потирая лицо руками. Устал. Надо бы спать ложиться, а до корпуса ещё идти и идти. — Юр? — тихий вкрадчивый голос Володи не давал проснуться, наоборот, успокаивал. — М-ммм-м? — парень зевнул, поднимая сонные, от чего и немного мутные, глаза на вожатого, который улыбался, но улыбка не была нежной и доброй, как обычно, а какой-то... Новой? — А ничего! — Володя стремительно сделал шаг, опуская руки по обе стороны от Конева и поцеловал в губы. Юрка опешил. Не ожидал он такого от всегда сдержанного и строгого в этом плане Давыдова. Даже толком не ответив на поцелуй, парень выгнул бровь и немного отстранился, но Вова снова накрыл рот поцелуем. На этот раз тупить пионер не стал, отвечая на поцелуй и зарываясь рукой в волосы на затылке брюнета. Спать как-то резко расхотелось. Захотелось сидеть вот так — рядом друг с дружкой, целоваться и наслаждаться теплом безумно любимого тела. Но всё же через какое-то время пришлось разойтись, стрелки на часах ползли к полуночи, а утром надо быть свежими и бодрыми. На прощание они снова поцеловались. Страстно, будто в последний раз — ведь действительно, смогут ли они в завтрашней суматохе остаться хотя бы на минуту вдвоём. Наконец разошлись. Довольные, и полные самых различных чувств. Но оба даже не догадывались, что в этот момент в женской спальне лежит Маша, которая глотает слёзы боли и отчаяния, вспоминая их поцелуй.