Огненный шторм в ромашковом чае

Больница Abbie J Lane Memorial. Галифакс, Канада 24 сентября 2000, 10.13 Адриана в очередной раз глянула на часы и нервно побарабанила пальцами по рулю «Шевроле». Более получаса назад она покинула стены больницы, когда Коннора на итоговую консультацию пригласил врач. Время беседы было обозначено как «не займёт и десяти минут». Однако заняло уже больше, и Адриана встревожилась. Ей хотелось вернуться в здание, но тут же остановила пульсация ощущений Коннора в солнечном сплетении. Его абсолютное спокойствие внезапно завибрировало нотками радости, и Адриана, положившая ладонь на рёбра, в недоумении свела брови. Интересно, какое известие или событие вызвало у него такие яркие позитивные эмоции? Неужели слова врача? С другой стороны, связь будто бы подсказывала — их беседа давно завершилась. Где же тогда Коннор? Почему до сих пор не вышел? Но чувство радости, вытесняющее из нутра тревогу, неизменно заставило откликнуться, и Адриана расслабленно улыбнулась. Где бы он ни был, она его дождётся здесь, но только не в душном салоне. Оказавшись на улице, Адриана опёрлась спиной о машину, а лицо подставила осенним, но всё ещё ласковым лучам солнца. Зажмурилась от удовольствия. Сегодняшний день выдался невероятно тёплым. Как будто впереди горожан ждало лето, а не зима. Улыбаясь, Адриана опустила голову и открыла глаза. Блуждающий взгляд зацепился за огромный клён, растущий в небольшом сквере напротив стоянки. Зелёная пышная крона, пока ещё только слегка окрашенная в жёлтый цвет, манила к себе. Ощущая лёгкое покалывание в кончиках пальцев, подталкивающее к подпитке силы через природные ресурсы, Адриана решила не отказывать телу в насыщении энергией. Она открыла дверь машины — взять с заднего сиденья подушку — и заметила под ней книгу. Прочитала название и вскинула брови. — Сказки Андерсена? — хихикнула она. — Никки, кажется, такие читать рано, а тебе уже вроде как поздно, Коннор. Или нет? Интересно, что эта книга делает в твоём автомобиле? Расположившись под клёном так, чтобы видеть выход из больницы, Адриана прижала руку к стволу, тут же ощутив слабый ток силы от коры к пальцам. Открыла книгу, бегло пробежала глазами по содержанию и, остановившись на коротком названии «Ромашка», нашла нужные страницы. Сказка оказалась совсем короткой, но Адриана вдумчиво читала каждое слово. И, дойдя до последней строчки, удивлённо заморгала. Прямо перед ней, словно из ниоткуда, возникла жёлтая ромашка. Адриана подняла глаза на лучезарно улыбающегося Коннора, всё ещё не веря — он действительно стоит перед ней. Хороша агент ФБР — настолько увлеклась чтением, что потеряла бдительность и пропустила путь Коннора от дверей больницы сюда. — Но откуда? — Адриана взяла цветок. — Может, я немного джинн? — Коннор озорно сощурился и присел на корточки. — Может, даже не немного… — Сказав шёпотом, Адриана быстро поцеловала его в щёку. — Спасибо! — М-м-м, — протянул Коннор, заглянув в книгу. — А ты как раз и читаешь про ромашку. Грустная сказка с печальным концом. — А книга у тебя откуда? — спросила Адриана. — Тоже волшебство джинна? — Нет, скорее, феи. Книгу подарила девочка по имени Саманта. На прошлой неделе я в очередной раз навещал их с матерью в рамках супервизии, вот и получил презент. Маленькие девочки меня любят, уже не первый подарок от малышек получаю… — Только маленькие ли? — Адриана с подозрением прищурила глаз, но Коннор лишь рассеянно пожал плечами. — И ты читал сказки Андерсена? — Всего одну. Ту же, что и ты сейчас. Я… внезапно полюбил ромашки. Не говори никому, хорошо? — Он, пытаясь спрятать усмешку за привычной гримасой серьёзности, коснулся щеки Адрианы, погладил пальцем по скуле и убрал выбившуюся прядь волос за ухо. — Так вот, зацепился взглядом за название, думал почитать Николь вечером, но нашей звёздочке такие сказки про мёртвую птичку и выброшенную ромашку слушать рано. — Эту я не выброшу… — Адриана прижала к груди подаренный цветок. На какое-то время задумалась, будто бы взвешивая, рассказывать ему кое-что или не стоит. — Обещаешь не смеяться? — Обещаю. Что такое? — Знаешь, я не люблю срезанные цветы. Предпочитаю любоваться живыми растениями на клумбах и в садах. И мне всегда жаль выбрасывать те, которые мне подарили. Поэтому я их… — она прикусила губу, немного подождала и продолжила вполголоса: — засушиваю. — И тот букет ромашек и лаванды, который я тебе… — Да! — Она не дала ему договорить и, видя, как расползаются его губы в улыбке, строго добавила: — Ты обещал! — И, словно оправдываясь, затараторила. — Я лаванду отчасти люблю именно за это. Она засыхает и может стоять в вазе годами. А если осыпается, можно сделать из опавших соцветий саше. — Наблюдая за вопреки всему загорающейся улыбкой, серьёзно проговорила: — Коннор! Ну согласись, ты же прагматик, это лучше, чем просто выбросить засохшие цветы в мусорку. — Ага. Ладно, я понял. — Он почесал нос и потёр губы, пытаясь замаскировать вырывающееся изнутри веселье. Адриана думает, что его смешат её «ритуалы», но на самом деле он просто чувствовал себя абсолютно счастливым и готовым обнять весь мир. Такому незнакомому, сладко распирающему изнутри чувству, полностью вытеснившему из тела все неприятные ощущения, хотелось отдаться целиком. — С меня только цветы в горшках или… полезные растения, которые можно использовать дальше. Лаванду, как я понимаю, дарить можно в больших количествах, из её соцветий ещё и чай вкусный получается. Адриана приподняла бровь и с удивлением просканировала его. — Да-да, ещё одно честное признание. — Коннор снова пожал плечами и помотал головой. — Заядлый кофеман, не признающий больше никаких напитков, ныне почти в статусе «бывший». Мне понравились травяные чаи… Он довольно кивнул, спешно выпрямился и протянул руки Адриане. Желание обнимать мир прекрасно, но всё сильнее хотелось прижимать к себе любимую женщину. Желательно дома… и лёжа. — Так, ладно, — деловым тоном сказал Коннор, будто привычно резюмируя итоги расследования, — поехали домой, эту ромашку засушим в книге Андерсена. И будет у нас на страницах его сказки хороший финал, где ромашка не оказалась выброшенной. Такую уже можно рассказать Николь. — И даже показать… — Адриана покрутила в руках цветок. — Боюсь, — Коннор сморщил нос, — она её съест. Оба расхохотались. Адриана прильнула к Коннору — он обнял её за талию. И, улыбаясь друг другу, они направились к машине. Дорога домой пролетела незаметно, но то, что автомобиль Коннора вернулся на стоянку перед домом, заметил обеспокоенный Адам. Стоило Адриане и Коннору дойти до порога квартиры, двери распахнулись прямо перед их носами. Адам вонзился взглядом сначала в лицо Коннора, потом Адрианы. — Адам, — мягко проговорил Коннор, — ты чего? Я же сказал, всё хорошо. — Знаю я твоё излюбленное «хорошо», — пробурчал Адам. Но тут же смягчился и приподнял уголки рта, глядя на воодушевлённую Адриану, взявшую Коннора за руку. — Теперь вот сам вижу… Адриана, а ты позвони отцу, он тебе уже несколько раз набирал на твой мобильный, я ему ответил, чтобы он не волновался. — Да, конечно. Я сутки не видела свой телефон, представляю, сколько там неотвеченных вызовов от обеспокоенных ангелов-хранителей. — Она едва слышно фыркнула в конце фразы и словила взгляд Коннора с лёгким укором. — Я позвоню, позвоню… Из комнаты раздался громкий писк. — О, звёздочка недовольна, — моментально по крику сделал вывод Коннор, — что мы до сих пор почему-то трёмся в прихожей. Он сделал несколько быстрых шагов в комнату, и оттуда до ушей Адрианы и Адама донёсся уже более радостный вскрик. Адриана поспешила к ним. — А мы вообще-то на улицу собирались. — Адам зашёл следом. — Погода сегодня чудная. Николь, практически полностью одетая в прогулочный костюм, сидела в стульчике и улыбалась отцу, протягивая ручки. Коннор поцеловал её в лоб и позволил дочери ухватить его за ворот рубашки, но брать малышку не стал. — Прости, милая, папе после больницы надо бы сначала руки помыть и одежду сменить, а потом уже… Адриана, почти коснувшаяся Николь, резко остановила движение под испепеляющим взглядом Коннора. Закатила глаза, цокнула языком, но развернулась и пошла в ванную. Адам, прикрыв усмешку рукой, проводил её понимающим взглядом. С Коннором нелегко, жизнь по его правилам может иногда раздражать, но в одном Адам всегда был уверен — такая забота о близких людях не оставит равнодушной ни одну женщину, которая захочет стать для Коннора женой, а для Николь — матерью. И изредка фыркающая на придури Коннора Адриана явно в глубине души улыбается и с удовлетворением оценивает каждый его щепетильный жест. Они оба живут если не по одинаковым, то по очень похожим правилам, ставя в приоритет здоровье и безопасность любимых. Просто Адриана из-за порывов чувств и соскучившись по малышке иногда готова поступиться правилами, а вот Коннор — нет. Но Адам очень ждал, когда Адриана, узнав о проблемах Коннора с едой, начнёт устанавливать на кухне свои правила… Память напоминала собственный опыт — в помещении, где женщина чувствует себя абсолютной хозяйкой, даже твердолобый и независимый владелец квартиры будет принимать её условия. А теперь в борьбе за хорошее самочувствие такого любимого и дорогого сердцу, но иногда раздражающего своим упрямством названого сына у Адама наконец-то появится союзник, от заботы которого Коннор точно уже не сможет так просто отмахнуться… — Вот и славно, — довольно произнёс Адам и потёр ладони. — Вы давайте тут принимайте душ, меняйте вещи, а мы с Николь с вашего позволения пойдём в парк. Без вас. — Адам достал малышку из стульчика и прижал к груди. С прорывающейся в голос иронией произнёс: — Руки, если что, я мыл, одежда на мне чистая. — И более серьёзно, громко добавил: — А гулять мы будем ровно до двух часов. Ты меня услышал, сын? — Приподняв одну бровь, Адам заговорщицки кивнул Коннору. — Услышал. — Коннор растянул губы в широкой улыбке. — Спасибо, Адам! Адриана, тоже уловив фразу про прогулку до двух часов, плотно закрыла дверь ванной. По спине пробежала приятная прохладная дрожь, а ноги вдруг подкосились от томного ожидания дальнейших событий… Сладкое предвкушение заставило задрожать ещё сильнее, Адриана с закрытыми глазами стянула с себя верхнюю одежду и небрежно кинула вещи на корзину с бельём. Завела руки за спину, лёгким движением расстегнула кружевной бюстгальтер. Едва коснулась затвердевших сосков и проскользила руками вниз, чувствуя, как от одних мыслей о Конноре внизу живота разливается возбуждение. Чуть приспустив с бёдер тонкую ткань, Адриана нагнулась вперёд и, перешагнув, сняла с себя последнюю часть надетого белья, которое за пару секунд стало насквозь мокрым. — Так, Де Марко, не сходи с ума! Держи себя в руках… — Адриана провела пальцем по лобку, затем глянула на дрожащие ладони. — Вот в этих, что ли? Дурацкая идея… Да и к чёрту! Адриана запустила пальцы в волосы и растрепала их, почти по-девчачьи улыбнувшись своему отражению в зеркале. Обернулась на душевую кабину, в очередной раз довольно оценивая полезное приобретение. Коннор не поскупился, заменив обычную недорогую кабинку, которая тут стояла ещё в начале лета, на достаточно внушительную и очень просторную душевую, совмещённую с ванной. Адриана попыталась представить профессора Дойла нежащимся в мыльной пене, но только тихо захихикала. Крышесносное зрелище, но маловероятное. Однако не для Адама же Коннор затеял переоборудование. Вдруг он действительно любит полежать и расслабиться в ванной? Хотя учитывая напряжённый график жизни в командировках, маленькую дочь, недосыпание и катастрофическое отсутствие времени для себя, такое представление о нём всё-таки ломало воображение. Адриана тряхнула головой, и кудряшки ещё больше рассыпались по плечам, защекотав их. По телу снова побежали мурашки, и Адриана, не медля, шагнула в матовую кабинку, став босыми ногами на резиновый коврик. Отрегулировав температуру воды, подставила лицо под приятные тёплые струи, согревающие её прохладную кожу. Чтобы чуть осадить жар возбуждения, попыталась подумать о чём угодно, желательно о скучном. Поёжившись от разности температур внутри и снаружи, невольно погрузилась в мысли об оболочках и защитных барьерах Посвящённых. Температура внешних покровов будто бы не позволяла внутренней силе бесконтрольно вытекать наружу. Так, пылая внутри и будучи энергетически завязанной с силой пламени, Адриана всегда оставалась холодной. А от Коннора, внутри которого бушевал ледяной шторм, веяло жаром. Но мысли, пусть и о защитах, всё же поплыли в опасное русло. Стоило только подумать о горячем мужском теле, комок возбуждения скрутился внизу живота тугим узлом, а энергия тут же предательски забурлила, недвусмысленно намекая, какой подпитки сейчас хочет. Никакие деревья, ромашки и вода не напитали бы сильнее, чем поток силы того, кого Адриана любила… Дверь с тихим шорохом отъехала, и Адриана прикрыла веки от удовольствия — только что загаданное желание моментально сбылось. — Можно войти? — тихим бархатным голосом спросил Коннор. И, не дожидаясь ответа, шагнул в кабину, прижался к Адриане. Её глаза буквально закричали: «Да!», а уголки губ приподнялись в очаровательной манящей улыбке, но он не мог этого видеть. Тело Адрианы уже прогрелось от тёплых потоков, а привычно горячая кожа Коннора пылала ещё жарче. Коннор прижал ладони к груди Адрианы, а она, склонив голову к плечу, обнажила шею для поцелуев и прошептала: — Звучит очень неоднозначно, не находишь? Чувствуя, как его отвердевший член коснулся ягодиц, Адриана выгнулась в пояснице, с шумом выдыхая. Тело, даже от одних фантазий сходившее с ума, сейчас вовсе зажило самостоятельной жизнью. Лаская её грудь, Коннор сначала дразняще дотронулся до шеи губами, задержав их на влажной коже, а затем слизал капли воды и принялся целовать, спускаясь ниже. Адриана упёрлась руками в стену, прогибаясь ещё больше, и запрокинула голову назад. В своих фантазиях ей так важно было видеть его глаза, но теперь то, что она стояла к нему спиной, добавляло остроты пульсирующим ощущениям и возбуждало всё сильнее. Руки Коннора скользнули вниз от груди по животу и коснулись половых губ. Затем Коннор чуть отодвинулся, его ладони огладили ягодицы, а пальцы игриво и как бы невзначай коснулись ануса. — Коннор… — простонала Адриана, не зная, чего она хочет больше: повернуться к нему или остаться стоять спиной. Он откликнулся на зов — снова прижался к ней, впиваясь в ягодицы членом, и хрипло рыкнул. Погладив лобок, оторвал руки от тела Адрианы, взял бутылку с гелем для душа и вылил немного густой жидкости себе на ладони. Раскалённая смесью горячего пара и возбуждения душевая наполнилась запахом мяты. Мягкими массирующими движениями Коннор принялся растирать шею и плечи Адрианы, снова медленно и игриво спускаясь вниз. Адриана, не глядя, тоже взяла гель и пролила пару капель на руки. Наконец она нашла в себе силы развернуться к Коннору и гортанно выдохнула, распахнув глаза. Струи горячей воды разметали по его лбу несколько чёрных прядей, не только внеся беспорядок в привычно аккуратно зачёсанные набок волосы, но и напрочь смыв обыденное спокойное и отстранённое выражение лица. Его серые глаза потемнели, рот приоткрылся, а шумное дыхание с каждой секундой сбивалось всё больше. Он почти невесомо дотронулся до её лица, будто бы опасаясь, она — мираж. А затем, крепко обхватив за плечи и жадно притянув к себе, впился губами в рот. Её руки принялись гладить его спину, скользя то к плечам, то к ягодицам. Прижимаясь всё теснее, она чувствовала — его возбуждение достигло предела. Адриана упёрла ладони в плечи Коннора и чуть отстранила его от себя, проведя рукой от плеча вниз к мошонке. Коннор громко застонал, впечатал ладони в стену и уткнулся носом в её волосы. Нежные игривые пальцы прошлись по яичкам, обхватили член, и Коннор снова сдавленно зарычал. — Адри… ана, — задыхаясь, прошептал он. — Я не могу больше терпеть… Слишком долго без… — протяжно застонал, стиснув челюсти. — Я понимаю. Позволь мне… Она отвела руки от паха, обхватила Коннора за запястья и потянула вниз. Он с короткими стонами сел, и Адриана тут же оказалась сверху, обняла за шею. Всё, чего она хотела теперь, — избавить Коннора от разрывающего изнутри возбуждения, столько времени не находившего выхода. Мысли о собственном наслаждении — потом. Сейчас её самое большое удовольствие — наконец размягчить напряжение, залившее, словно цементом, низ его живота. Самый потрясающий персональный оргазм — видеть, как любимому человеку хорошо с ней, и чувствовать — их близость не просто физика тел… Пересечение взглядов… Вплетённые в волосы друг друга пальцы… Движения бёдер, сначала такие медленные, но через пару толчков уже быстрые и выбивающие в унисон обоюдные стоны… Хрипло втянув воздух, Коннор резко приподнялся и уткнулся носом в шею Адрианы. Освобождённое дыхание сорвалось с его губ раздавленным криком. Он запрокинул голову на бортик ванной и застыл с закрытыми глазами. — Коннор? — тихо позвала его Адриана спустя несколько минут, всё ещё чувствуя, как он дышит через раз. Она погладила его по лицу, всматриваясь в плотно зажмуренные веки. — Ты в порядке? Оперевшись одной рукой о бортик, она медленно и ласкающе провела от его лица по шее и груди к животу, задержала ладонь на солнечном сплетении. Всё ещё не желая прерывать контакт их тел, не спускала взгляда с обездвиженного Коннора. — Страшно открывать глаза, — тяжело прошептал он. — Мне столько раз нечто подобное снилось… Не могу поверить, что это случилось наяву. Вдруг ты исчезнешь? — Он скривился. — Укуси меня, а?.. — Я даже спрашивать не хочу, за какую часть тела ты мне предлагаешь тебя укусить, любитель классики не во всём! — Она усмехнулась, явно давая понять — его грёза вряд ли такое скажет. — Но я лучше поцелую… Открой глаза. Он неуверенно приоткрыл дрожащие веки и увидел её улыбку. Мягкую, нежную. Адриана склонилась и надолго прижалась к его губам. Завершив поцелуй, снова хотела лечь на грудь. Но Коннор начал приподниматься. Адриана отсела назад и он, чуть покачиваясь, поднялся на ноги, сдёрнул с вешалки белое полотенце и обкрутил его вокруг бёдер. Следом снял второе и бережно обернул им Адриану. Затем взял её на руки и отнёс в комнату. Положил на предусмотрительно разобранный заранее диван, застеленный простынёй, и лёг рядом. Оба не находили сил разговаривать какое-то время, только крепко прижимались друг к другу и общались разве что ритмами громко стучавших сердец. Коннор почти задремал, но едва отдавшись сладкой неге, вдруг почувствовал, как Адриана выскользнула из его объятий. Он приоткрыл один глаз. Горячая, липкая волна нехорошего предчувствия окатила с ног до головы. Адриана, оперевшись на руки, смотрела на него точно так же, как вчера перед неприятным разговором. — Как ты себя чувствуешь? — нежно спросила она. — Прекрасно, — с трудом выдавил Коннор, не купившись на тон. Адриана глядела то ли с тревогой, то ли с какими-то дерущими её изнутри сомнениями, отражающимися в выражении глаз. Только почему? Он же действительно чувствовал себя чудесно, и Адриана, скорее всего, через связь улавливала его состояние. Означает ли её взгляд скорое начало очередного разговора о чём-нибудь серьёзном? Неужели опять в состоянии, когда он готов растечься от расслабления? — Адриана? — Коннор приподнял голову, когда она закусила губу и нахмурилась. — Я хочу, чтобы ты мне рассказал, из-за чего болел. Ты вчера сказал, что не из-за меня. И ты в этом уверен. Но мне надо знать настоящую причину твоего плохого самочувствия. — Сейчас? — хрипло выпалил Коннор, судорожно соображая, стоит ли встать и надеть на себя хотя бы трусы. До двух часов дня в его планы входило обнажение тела, а в нагом виде, будучи абсолютно разорванным долгожданными забытыми ощущениями, оголять ещё и душу, рассказывая о причинах расстройства, виделось перебором. Однако Адриана, тесно прижавшись к нему, решительно кивнула и пресекла своими крепкими объятиями путь к шкафу за бельём. Коннор тяжело вздохнул и принялся собирать связные мысли, разлетевшиеся от долгожданного оргазма. С одной стороны, абсолютно дурной идеей казалось рассказывать Адриане о своих проблемах в такие радужные минуты. С другой — момент, когда они оба чувствовали особое единение, возможно, самый лучший. Но грядущая перспектива проговорить все моменты, от начала и до конца, доводила до нервной дрожи. А пропустить детали в длинной истории не выйдет, иначе Адриана не поймёт и не сложит всё в единую картину. Но и когда он отдаст ей в руки ключи к пониманию, истрактует ли она всё верно? — Ладно… — Он немного подождал, кусая язык, набрал побольше воздуха и резко выдохнул. — Как я вчера тебе сказал, всё корнями уходит в Архангельск. После спасения из «Улья» я всё никак не мог поверить, что выжил. Не понимал, как меня удалось вытащить из-под плит рухнувшего завода и восстановить. Внутренности, — уложил руки на живот, — казались одновременно моими и какими-то чужими. Я ведь помнил жизнь паразита внутри и насколько угрожающим для органов являлось его пребывание там… И если в реальности я пытался осознать своё спасение и восстановление, то во снах раз за разом переживал последние минуты перед взрывом. С ужасом понимал — внутри меня больше ничего нет, ощущал, как паразит сожрал внутренности и вырвался на свободу. До смерти оставалась пара секунд, но во сне происходящее длилось вечно. Казалось, я, пустой и полумёртвый изнутри, часами в ступоре ждал смерти и никак не мог проснуться. Открывал глаза только в момент, когда тело наполняла жуткая боль. Она убеждала, что я жив и болит то, что есть. Пустота ведь болеть не может. Она — это смерть, а боль — жизнь. Так двумя примитивными клеммами на уровне сознания всё и замкнулось. Он аккуратно потёр живот. И тут же почувствовал, как на ладони сомкнулись пальцы Адрианы. В её глазах одновременно горело и сочувствие, и извинения, что пришлось заставлять его говорить об этом. Но ещё в них светилось огромное желание услышать. И понять. Коннор сглотнул и продолжил: — Потом кошмары сошли на нет. Это совпало с возвращением на работу. Я попал в прежнюю среду, окружение лучше помогало осознавать, что я не умер, всё происходящее не бред, не ад или рай, а я существую… Но я всё равно не до конца чувствовал себя собой. Здесь, — он нарисовал круг ладонью по животу, — сохранились странные ощущения. Всё равно… — замялся, губы дрогнули, — не моё, чужое. Не болит, но чувствуется иначе, не как раньше. Швов не видно, внутри их тоже нет, но воспоминания… Я всё равно не мог забыть каждый отпечаток зубов паразита и след скальпеля. Я… — он запнулся, — я сомневался, что моё тело действительно моё. Мне казалось, мой разум засунули в клонированную оболочку, так как она казалась слишком… новой, что ли? — Коннор снова помолчал, играя желваками. — Наверное, сам призывал и провоцировал боли, так мне становилось… спокойнее. Лучше чувствовать их, чем сомневаться в том, а тем ли человеком ты вернулся обратно. Приступы хотя бы не выбивались из логики всего пережитого… Коннор бросил быстрый взгляд в сторону Адрианы и переплёл свои пальцы с её. — Но после близости с тобой я внезапно почувствовал свои внутренности своими. Будто бы получил какое-то особое наполнение вместе с твоей энергией, которое сшило все клетки и подарило не новое, а знакомое и долгожданное ощущение себя. Он дёрнул уголком губ и снова с трудом проглотил слюну. Косо посмотрел на Адриану, словно давая ей призрачную возможность высказаться, но она молчала и напряжённо слушала. — Чувство целостности длилось недолго, всего один вечер… — Он задумался и нервно заёрзал. — Нет, наверное, я лучше позже скажу, что случилось после этого вечера, сейчас логичнее те события перепрыгнуть… Так вот… Когда тебя ранили, я не знал про связь и, естественно, не понял, что она между нами оборвалась и твоя энергия вытекла из меня. Тогда я просто запомнил ощущение, когда в солнечном сплетении стало пусто. Чувствовалось иначе, не так, конечно, как в Архангельске, но всё равно возникло чувство зияющей дыры. После последнего слова он посмотрел на Адриану открыто, внимательно, взглядом спрашивая: «Тебе есть что сказать на это?» Но Адриана, чуть приоткрыв рот, глядела на него в упор, практически не дыша и не моргая. И Коннор продолжил говорить: — И когда ты пришла в себя в больнице, в образовавшуюся внутри пустоту хлынула боль… Как ты понимаешь, выражение «Жизнь — боль» я теперь воспринимаю слишком буквально. — Он грустно усмехнулся сам себе, желая хоть чуть ослабить напряжение, но тут же оскалился, покачал головой. — Мне понадобилась ещё пара дней, чтобы выйти из созданного мной самим анабиоза, понять, почему чаша, пробудившая тебя, сработала в моих руках… Вдруг я осознал свои чувства к тебе. — Он крепко сжал ладонь Адрианы. — И в ту секунду я больше не хотел с ними расставаться. — Коннор поводил рукой по животу и груди. — После Архангельска я ещё никогда не чувствовал себя настолько живым… и счастливым. Он невесело улыбнулся, будто бы кривой усмешкой предсказывая — это не радостный конец. И подтвердил тяжёлым вздохом — самая сложная часть истории впереди. — В ночь, когда связь между нами искусственно заглушили, я снова почувствовал, как в солнечном сплетении стало пусто. И в тот же момент испытал шок… В одну секунду организм выдал ощущение ползущей по пищеводу твари. Но где-то здесь, — приложил палец к виску, — и здесь, — дотронулся до сердца, — пронеслось понимание и предчувствие: умираю ведь не я, что-то плохое случилось с тобой. Ощущение твоей жизни внутри настолько сильно связалось с чувством наполнения, что, когда я переживал обрыв связи или даже просто допускал мысль, что тебя может не стать, у меня начинались приступы. Ярко пытающиеся мне напомнить — я вообще-то жив. Ну да, я-то… жив, а ты? Я не мог точно знать об этом на расстоянии, когда связь спала, зато в кошмарах пробуждались страхи, и от тревоги за твою жизнь в поганой безызвестности делалось только хуже. Адриана громко охнула и ещё шире распахнула глаза. Открыла рот, наконец-то пожелав что-то сказать, но теперь Коннор отрицательно мотнул головой. Голос проседал всё сильнее с каждым сказанным словом, и ему хотелось закончить пытку правдой. — Я пошёл на психотерапию. Разобрал все страхи, установки и защитные механизмы, которые заработал в «Улье». Там же понял, что принятое в прошлом за любовь чувство к другой женщине на самом деле реально являлось лишь психологической защитой. Чтобы выжить в «Улье» и не сойти с ума, я нашёл свой «якорь», дающий мне силы и желание выжить. Ты понимаешь, о ком я… — Он глянул на Адриану, и она согласно кивнула, а Коннор снова отвёл глаза в сторону. — Я не любил её, как выяснилось, зато тогда осознавал — у меня появились чувства к тебе. И уже зная, что некоторые мои реакции протекают по старой схеме, я должен был дойти до самой сути и понять: они настоящие? Чтобы не ранить, не обмануть. Понимаешь? Коннор посмотрел на неё, буквально пробивая надеющимся взглядом, и на секунду его глаза увлажнились. Затем снова закрыл веки и стукнулся затылком о подушку. — Так вот, я перескочил через один важный фрагмент в рассказе — что начало происходить после близости. Хочу, чтобы ты знала всю правду. — Он сцепил челюсти и выдохнул через раздутые ноздри. — Боль возникала не только в те моменты, о которых я уже рассказал… Проблемы начались, когда ты на следующий день улетела в Вашингтон… — Коннор поморщился, с силой хлопнул себя по животу и брезгливо откинул руку в сторону. Адриана вздрогнула от неожиданности и положила ладонь на место, по которому он ударил. — И точно не из-за того, что ты своей помощью мне навредила, — предупредительно и однозначно проговорил Коннор, когда уловил через прикосновение, как затряслись руки Адрианы. — Я дойду до причин, пока только о следствиях… Он какое-то время помолчал, то ли собираясь с мыслями, то ли со смелостью. — Нагрянувшие боли не глушили даже сильные обезболивающие. И в моменты, когда мне становилось плохо… — Снова запнулся, вдохнул через рот и сокрушённо покачал головой. — Чёрт… Я хотел, чтобы ты избавила меня от спазмов, как тогда, во время близости. Я грешил на последствия распада R-системы. И знал, что одна ты способна исцелить от невыносимых приступов. И я так сильно желал, чтобы ты вернулась… Почти бредил, чувствовал твои руки на моём животе. Мне снилась наша близость, благодаря которой растворялись стены завода или лаборатории. Ты раз за разом оказывалась рядом, выдёргивала меня из снов, гладила и целовала живот. Он выдохнул с недовольным стоном, явно давая понять, насколько сильно осуждает себя прошлого. Но паузу затягивать не хотел, впереди ещё хватало грязных кусков, которые нужно было вставить в гадкую картину. — В общем, получается, я создал новый «якорь» и снова тянул его к себе, чтобы он вытащил меня из плена боли. Но сами боли возникали по такому же принципу, как во время восстановления после «Улья». Я их сам провоцировал, ведь из моей только что отстроенной заново жизни будни и обстоятельства вырывали кусок — тебя. Антон, правда, заключил, что тогда я уже к тебе привязался, возможно, даже начинал что-то чувствовать, и всякий раз, когда ты улетала домой, мой организм воспринимал это как потерю части целого в с трудом собранной жизни… Но что бы я тогда ни чувствовал к тебе, всё начиналось как защитные реакции на ново-старую реальность, которую я так боялся снова потерять. А потом всё это приобрело куда более серьёзный масштаб, когда подключилось переживание обрыва связи между нами. Понимаю, это всё так… — он с трудом выдохнул, — сложно. И противно… Чувствуя, как Адриана сильнее задрожала, Коннор и сам внутренне заколотился. Уже не раз с начала разговора подумал, вот и зачем он выливает на неё всю мерзкую правду? Ему что, станет легче, если Адриана узнает весь путь к чувствам от начала до конца? Вряд ли. Нужна ли ей вся подноготная прохождения от защит к любви? Тоже сомнительно. Так зачем он затеял эти откровения? Наверное, затем же, зачем когда-то решил рассказать Линдсей о близости с Адрианой. Не хотел начинать отношения с секретов и утаиваний, зато желал, чтобы его видели и знали таким, какой он есть на самом деле. Даже если это отпугнёт, даже если картинка «реальный Коннор Дойл» разобьёт созданную в голове любимой женщины иллюзию. Это лучше, чем обман и утаивание. Вот только… Как он жить дальше будет, если Адриана сейчас сочтёт его психопатом и уйдёт, как тогда после открытой истины ушла Линдсей? — После того, как тебя увезли на остров и я начал осознавать чувства, десятки сеансов психотерапии строились на попытках отделить настоящее от иллюзорного. Хотя я прекрасно понимал — невозможно чётко прочертить границу, сказав: вот тут закончились твои болезненные изломы, Дойл, а тут началась любовь. Но даже когда боли не было, я ощущал и переживал что-то абсолютно незнакомое… Боялся спать, чтобы опять не угодить в лапы кошмаров, которые существенно изменились после того, как ты вернулась из Сан-Франциско и риск для твоей жизни стал таким осязаемым из-за неконтролируемого дара. Теперь во снах я своей болью притягивал себя к тебе, и ты сгорала… Сценариев было десятки. Ты приходила за мной на завод… Или в мою ванную, как в июне. Неважно. Важно лишь то, что я становился причиной твоей смерти. И когда понимал, что тебя больше нет, а в солнечном сплетении пусто, я умирал сам. Тут начинался проклятый замкнутый круг: пустота — смерть, боль — жизнь… Он замолчал, смирился с тишиной в ответ. Даже испытывал благодарность, что Адриана ничего не говорит. Если бы она задавала вопросы и комментировала, он бы точно растерял все связи в словах. Судорожно подбирал дальше фразы, вспоминая на ходу, о чём хотел говорить следом. А ведь не раз прокручивал в голове монолог, даже репетировал, чтобы сделать его менее отвратительным, но сейчас те слова не находились… Да и как можно приукрасить рассказ об извращённых тягах к той, которую теперь так любишь? Уже не сомневаешься в чувствах, знаешь и веришь, но… поверит ли она, узнав всю историю с самого начала? Адриана смотрела перед собой. Её губы нервно подрагивали, в уголках глаз заблестели слёзы. И вдруг она всё-таки заговорила: — Спасибо за откровенность и честность. У Коннора резко всё обмерло внутри. — Адриана. — Он резко сел, притянул её за предплечья к себе, заглянул в глаза, и его голос задрожал: — С момента осознания я старался сделать всё, чтобы разомкнуть чёртовы звенья, тянущие новый «якорь». И на тот момент, когда мы встретились в Сан-Франциско, я уже почти не сомневался, что в самом деле люблю тебя. Пусть внутри всё ещё иногда срабатывали проклятые механизмы. Всё сплелось в такой клубок, а я так и не смог до конца разорвать верёвки причин-следствий, стягивающие болезненные связи. Но я бы никогда по ним не притянул тебя. Даже когда очень хотел… Я не мог позволить себе рисковать твоей жизнью, даже если бы мне сказали, что риск составляет всего долю процента. — Слова сыпались из него градом. Как и капли пота, текущие по спине и лицу. — Я не хочу сравнивать, это неправильно… И оправдываться, убеждать тебя не имею никакого права. Он снова задохнулся, опустив голову. Сжал зубы до скрипа и прикрыл задрожавшие веки. — Ты знаешь, мне важно до самого конца быть честным, даже понимая, что мои слова могут обернуться против меня. Доказать, насколько настоящими являются мои чувства, невозможно. И будет лучше, если ты в самом начале узнаешь всю правду и решишь: поверить мне или уйти, подумав, что я больной не только физически… Он отвернул голову в сторону и спрятал лицо в ладонях, но Адриана отняла его руки от лица. — Посмотри на меня. Коннор стыдливо скосил взгляд в её сторону. Адриана взяла в ладони его лицо и мягко повернула в свою сторону, чтобы смотреть глаза в глаза… И в её зелёно-карих не виделось ни намёка на отчуждение или отвращение. Только нежность и ласка. — Мне не нужны доказательства твоих чувств… Я уже вижу их в действиях. Я благодарна за то, что ты мне всё это рассказал. Если бы ты видел во мне только лекарство от боли, то не держался бы всё это время на расстоянии, а давно под действием защит взял нужное тебе. — Она погладила его по щеке. — Ты не безумен, Коннор. Ты просто не до конца излечился от психотравм после пребывания в «Улье», но ты отчаянно борешься с ними и идёшь наперекор связям. Рано или поздно ты их разорвёшь, ни секунду не сомневаюсь в этом. И я, — Адриана вздрогнула, а по щеке наконец побежал первый ручеёк слёз, — я даже слов не подберу, чтобы выразить своё отношение к тому, что ты молча терпел боль, лишь бы меня не спровоцировать. Я благодарна, но и одновременно всё ещё зла на тебя… — Адри… — несмело начал Коннор, но она прижала палец к его губам. И он снова позволил ей сделать это. — Моё сердце злится, но головой я понимаю — сама поступила бы так же. Не смогла рисковать тем, кого люблю, не поставила бы жизнь под удар. Когда думаешь о сохранности жизни другого человека в первую очередь, а о своих желаниях и потребностях в последнюю, это ли не доказательство, что этот человек является близким и дорогим? — Она снова погладила по лицу, а затем прижала руки к животу Коннора. — В изменённом состоянии сознания, когда так больно самому, ведь думаешь, как быстрее избавиться от страданий, а другие люди и риски для них затираются. А ты мучился, но молчал, потому что помнил об угрозе для моей жизни… И, знаешь, меня совсем не испугает, если ты захочешь меня как лекарство, когда тебе будет плохо. Мне будет гораздо важнее видеть твои чувства тогда, когда тебе хорошо, то есть когда никакое лекарство тебе не будет нужно… А дальше увидим, как будут развиваться наши отношения… Согласен? — Конечно, — сорвалось с его губ раздавленным стоном. — Спасибо… Они одновременно сделали рывок друг к другу и обнялись. Плечи Адрианы задрожали, она захватила ртом воздух и через слёзы улыбнулась. — Ты вчера сказал, что тебе легче от признания. А сегодня? — Пока не понял. — Он честно покачал головой, внимательно всматриваясь в её лицо. — А ты… как? — И я пока не поняла. Она вдруг нервно засмеялась. А потом застыла, пристально глядя в его глаза. Вздохнула, упёрла ладони в плечи Коннора и легонько толкнула его обратно на диван. Чуть отсела, склонилась и принялась выцеловывать его живот. — Адриана… — глухо проговорил Коннор, когда её язык проложил влажный путь к члену. — Что такое? — мурлыкнула она и лизнула головку. — Теперь я хочу сделать так, чтобы ты извивалась от удовольствия… Он решительно дёрнулся ей навстречу, но Адриана снова упёрла руки в его плечи и толкнула обратно. Победоносно улыбнулась и тряхнула головой. Кучеряшки пышно рассыпались. Адриана сладко потянулась, прикрыв глаза, и задвигалась как волна, сидя на его бёдрах. — Тшшш, — на этот раз она приложила палец к своим губам, — просто ты пока не понял, я ведь тоже не во всём люблю классику. — Адриана загадочно улыбнулась. — Скоро узнаешь, что мне приносит настоящее удовольствие… И прямо сейчас оно в том, чтобы видеть, как тебе хорошо.— Она склонилась, оставила быструю цепочку поцелуев вокруг пупка, и продолжила говорить: — Твой живот слишком долго болел. И мне очень хочется, чтобы вместо болезненных отголосков прошлого там начало разливаться что-то тёплое и приятное… Я могу тебе подарить такое чувство, и оно станет огромным наслаждением для меня самой… Так что… — в нежном тоне вдруг проскочили приказные нотки, — лежи спокойно. Не замечая, как пытающийся переварить только что услышанное Коннор округлил глаза и приоткрыл рот, она прижала губы к его солнечному сплетению. Чуть прищурилась, чтобы особым зрением увидеть, как светящиеся белые нити энергии аккуратно вошли в тело Коннора, даруя ему ещё больше расслабления. Но стоило губам прикоснуться к его коже ещё раз, в ответ раздалось голодное урчание. Она тихо рассмеялась и подняла взгляд на Коннора. — Кажется, кто-то проголодался. И это… — Адриана снова лучезарно улыбнулась, — очень хорошо. — Этот голод можно перетерпеть, другой донимает сильнее, — сдавленно ответил он. — То есть предпочтёшь сначала съесть меня? — игриво проговорила Адриана и круговым движением погладила его живот. Коннор шумно проглотил слюну и вернул ей улыбку. — Всё же я предпочту доставить удовольствие тебе. А потом с большой радостью съем что-нибудь, приготовленное тобою… — Он задумался и робко усмехнулся. — Но с главной приправой семьи Де Марко. — В нашей семье всегда существовало поверье, что эта приправа лечит любую болезнь… Я до сих пор верю в это… — Адриана проскользила ладонью от живота к груди. — Хочу, чтобы ты знал… Я очень рада, что смогу наконец-то добавлять главную специю семьи Де Марко не только в приготовленные блюда. Не убирая руку с его груди, она снова приложилась губами к животу, но Коннор, пусть и млея от её ласк, всё-таки не хотел только принимать нежность. Внезапно обнаружил одно сходство с Адрианой — он тоже получал огромное удовольствие, видя, как доставляет наслаждение партнёрше. А Адриана была не просто партнёршей, и предвкушение подарить ей оргазм пульсировало и сжималось в паху до одуряющей дрожи по всему телу… К тому же, он совсем не привык, чтобы ему приказывали в постели… Но стоило только попытаться приподняться и притянуть Адриану к себе, та вдруг резко отпрянула и соступила на пол. — Хочу воды, — она обернула сползшее полотенце вокруг фигуры, — тебе тоже не помешает попить. Скоро вернусь… Адриана так стремительно покинула комнату, что Коннору на миг показалось — её тут и не было. Зато возникло странное ощущение в центре живота — будто бы между ними, отдалившимися на небольшое расстояние, вдруг натянулся канат, который заставлял Коннора встать на ноги и пойти за возлюбленной. Что он и сделал… На кухне Адриана наливала воду в два стакана. Увидев зашедшего Коннора, протянула ему один из них и тут же принялась пить из второго. Коннор застыл, глядя на её мечтательное выражение лица, залюбовался всего на несколько мгновений, но, проследив за её взглядом, моментально ощутил очередную острую скрутку будоражившего напряжения внизу живота. Адриана смотрела в пол, себе под ноги, а стояла она у холодильника на сером коврике. И снова загадочно улыбалась, словно вспомнила что-то. — О чём думаешь? — с интересом спросил Коннор, не отрывая глаз от ступней Адрианы на пушистом ворсе. — Да так, о всяких глупостях. — Адриана резко выдохнула через широко растянутые губы. — Случайно, не о тех глупостях, которые могли тебе грезиться на этом коврике? — предположил Коннор, прикрыв один глаз. — Как ты догадался? — удивлённо спросила она. — Я не знаю, что такого особого в ковре, на котором мы стоим, но мне тоже снилось всякое на нём. — Он отвёл один уголок рта в сторону, делая загадочный вид, разгадать смысл которого оказалось не сложно. Адриана медленно поставила стакан на столешницу, скользнула пальцами под замотанное на ней полотенце — оно упало ей под ноги. Под взглядом всё больше расширяющихся глаз Коннора Адриана опустилась на четвереньки. — А такое в твоих снах было? — Адриана спросила, глядя ему в глаза, и тут же грациозно, будто кошка, повернулась к Коннору ягодицами и прогнулась в пояснице. — Ты хочешь… так? Коннор чуть не уронил наполовину полный стакан, который всё ещё зачем-то держал в руках. Машинально залпом осушил его и, не глядя, поставил на тумбу. Встал на колени, положил ладони на талию Адрианы и медленно повёл их к ягодицам. Адриана поставила локти на пол, выгнувшись сильнее, и пальцы Коннора задрожали. Он принялся рисовать на её теле замысловатые фигуры, не спеша пробираясь к влажным складкам, и вспоминал один из снов, где сам поставил её вот так на колени. Руки, почти коснувшись влагалища, вернулись на поясницу, оставляя на ягодицах тёплые следы от поглаживаний. Адриана замычала, и когда звук её голоса коснулся ушей Коннора, он резко нагнулся к ней, обхватил чуть ниже горла и увлёк за собой, поднимая её на колени. Тоже точно так же, как когда-то сделал во сне. — Как хочешь ты, моё пламя? Адриана удивлённо охнула и резко повернулась к нему. Всмотрелась в лицо, нахмурив брови. — Твой огонь не причинит мне вреда, наоборот, — продолжил уверенно говорить Коннор. — Я хочу быть с тобой… И для тебя… Он сказал ровно то, что она слышала в грёзах от него десятки раз… То, что он говорил на этом коврике, и Адриана точно помнила, когда впервые увидела подобный сон — в ночь, когда они прилетели из Сан-Франциско и ночевали в разных комнатах. — Коннор? Эти сны… Нам что, снилось одно и то же? Ты говорил мне эти слова… — Тебе не всё равно, почему нам могло сниться одно и то же? — Теперь он положил ей палец на губы. — Прямо сейчас это происходит в реальности! И как же я рад… Коннор прильнул к ней сильнее, и Адриана ощутила животом эрегированный член. Не успела опомниться, как Коннор уложил её на коврик и полотенце. Мысли моментально выжгло жаром его поцелуев. Он целовал её как безумный, покрывая многочисленными поцелуями лицо, шею, грудь и живот. Когда добрался до влагалища, Адриана закрыла веки, под которыми моментально заплясали вихри огня, бережно объятые водными нитями. Каждое движение его языка внутри заставляло танец стихий разлетаться на брызги и искры, но тут же соединяться вновь. И когда они в очередной раз рассыпались, Коннор приподнялся, обхватил её за плечи и вошёл уже не языком. Она терялась в ощущениях, полностью увлечённая вальсом красного и синего. Тесное переплетение двух ранее разных нитей виделось как нечто единое, целое и более не разделимое. Но Адриана не хотела смотреть только на всполохи, мерцающие за отяжелевшими веками. Теперь и она могла распахнуть их, не боясь, что сон растворится. Ведь происходящее не снилось… И Адриана раскрыла глаза, моментально потонув в серебре радужек Коннора. Он смотрел в упор, едва заметно улыбаясь. Каждое его движение — огненный шторм, возбуждением проносящийся по нервам. Переплетение взглядов, тел и душ в секунду, в которую больше не существовало остального мира, отделённого границами того, на чём они сливались. Коннор вдруг снизил темп. Адриана охнула, когда он вышел из неё, спустился ниже и прижался губами к её животу. Она не сразу поняла — он целует шрам от ранения и операции. Бережно и нежно в момент, когда внутри всё болезненно сжималось и хотело страстного продолжения. — У меня нет внешних швов, а у тебя есть, — прошептал он. — Всё, чего я желаю, чтобы у тебя не появились новые шрамы, внутри или на теле. — Просто… — с трудом пролепетала Адриана, — будь со мной. И не отпускай. Он ответил уверенным, жадным поцелуем и снова одним резким толчком вошёл в неё. Огненная волна разлилась по телу от члена и потекла в каждую клетку тела. Сила Адрианы дурманила, заставляла забыть о барьерах из плоти и крови между ними. Коннор прикрыл глаза. Сейчас существовали только красно-синие души, неразрывно связанные в один поток. И этот поток, как пульс, бился в одном ритме, с каждым ударом делая неотделимым красное от синего, синее от красного. Соединившись окончательно в единое целое, огненный шторм разлетелся пламенными брызгами, и лишь спустя несколько вздохов снова собрался в две энергии, мирно покоящиеся в объятиях друг друга. Коннор ещё раз вдохнул цветочный аромат Адрианы, нехотя оторвал нос от её шеи и привстал на руках. Адриана лежала под ним, возвращая возможность размеренно дышать. Раскрасневшаяся, с испариной на лице, она медленно открыла глаза и улыбнулась. — Пообещай мне, — еле слышно пробормотала она, и Коннор наклонился ближе, чтобы расслышать её слова, — мы до самой пенсии не выбросим этот волшебный коврик. Коннор засмеялся. Лёг рядом и крепко прижал Адриану к себе. — Хорошо, что у меня полы с подогревом… Не хочу, чтобы ты простыла… — Да вы сами, профессор, как обогреватель. С вами никакая зима не страшна. — Адриана легонько толкнула его в плечо, заставляя лечь на спину. Положила голову на плечо и обняла за шею. Оба на какое-то время погрузились в сладкую полудрёму, и Коннору показалось, что они проспали несколько часов. Когда он снова открыл глаза, по телу разливалась не привычная боль, а сила и энергия, будто отдых для тела выдался длительным. Но висевшие на стене часы показали — минуло всего десять минут с момента, как Адриана устроилась у него в объятиях. И сейчас она снова из них выскользнула и направилась к тумбе. Коннор, как магнитом поднимаемый за ней, приподнялся на локтях и приклеился взглядом к круглым ягодицам. Раньше ему приходилось с усилием отрывать глаза от спрятанных под одеждой форм Адрианы, а теперь он не мог не радоваться — можно было в упор неприлично рассматривать их, даже непокрытыми слоями одежды… и касаться. В последнем желании он не стал себе отказывать — поднялся на ноги и прильнул к Адриане со спины. Положил подбородок ей на макушку, отмечая, насколько Адриана кажется хрупкой в его объятиях. Она промурчала что-то нечленораздельное и осушила стакан воды. Снова потянулась за графином, и Коннор вдруг почувствовал, как она сначала вздрогнула, а затем качнулась в его руках. — Что такое? — испуганно спросил он, разворачивая её лицом к себе. — Ни-чего… — слегка отрешённо пробормотала Адриана, фокусируя на Конноре взгляд. — Просто голова немного закружилась. Жарко… Она успокаивающе улыбнулась, погладив его по пояснице. Но его волнение не остыло. Коннор глянул на графин с водой и живо вспомнил вчерашнюю ситуацию, произошедшую на этом самом месте. — Хватит мной питаться, паразитическая тварь!.. — …И ты не взял у меня силу, нет. Ты мне её дал. Там, на кухне, я видела и слышала не тебя. — Не тебя… А кого? Из-за вопросов Адрианы и собственных откровений Коннор до сих пор не спросил, так кто же выпил её силу, если не он? И почему она засомневалась?.. Противная мелкая дрожь прокатилась колкой волной по позвоночнику, а по затылку вдруг стукнула догадка, моментально выбившая воздух из лёгких. Адриана, кажется уже забывшая свою секундную слабость, прильнула к его плечу, продолжая рисовать узоры на спине. В её теле не чувствовалось никакого напряжения, зато улавливалось желание продолжать нежиться в его руках. Но Коннор, ещё совсем недавно не понимавший, почему она не может подождать с вопросами, сам внезапно осознал, что больше не может сдерживать интерес. Ему нужно прямо здесь и сейчас расставить все точки над i. Он взял Адриану за плечи и чуть отстранил от себя, чтобы заглянуть ей в глаза. Она снова мягко улыбнулась, но, заметив беспокойство в его взгляде, посмотрела вопросительно. Коннор запустил пальцы в её волосы и глухим голосом спросил: — Адриана, так к кому вчера утекла твоя сила? Лаборатория «Red Cell Genetics». Вашингтон, округ Колумбия 24 сентября 2000, 12.08 (по местному времени) Если бы он захотел, то смог бы расслышать всё, что говорила беловолосая сука. Всё, что сейчас долетало до него лишь глухими отголосками через бетон и стекло. Но чего ради ему слушать очередной инструктаж глупых баранов и овец в человеческом обличье, которых сучка нашла на место тех, кого страшный серый волк порвал вчера? Бесконечный процесс: уходят или погибают одни, на их место приходят другие. А затаившийся хищник, утрачивающий последние человеческие клетки, продолжает звереть в одиночестве, трансформируя копящуюся злобу в силу. Сознание человека, вытащенное наружу препаратами, верно засыпало, покидало тело, а разум инопланетной особи медленно пробуждался, уже ничем не сдерживаемый. И Коннер, с каждой минутой всё больше ощущая себя собой, не собирался терять ни секунды. Голос беловолосой суки стих, камера перед глазами растворилась, пропал едва уловимый запах сырости и химикатов. Он рухнул в чёрную пустоту, где не сразу запульсировал красный сгусток. Миг ликования, и алая сеть тонкими капиллярами потянулась к мерцающему огню. Но затянуть в аркан энергетическое пламя он не успел… На пути выросла синяя волна, закрывшая красный поток глухой стеной. И сколько бы он ни пытался обойти защиту, найти лазейки, позволяющие своим тонким жгутикам подползти к пламенной силе Адрианы, ничего не выходило… Синий шторм Коннора не давал ему проникнуть к ней. Коннер зычно чертыхнулся, подтягивая алые сети к себе. Сделал несколько шагов назад, к выходу из чёрной пустоты. Но, застыв на границе перехода между двумя мирами — энергетическим и реальным, — захотел увидеть и услышать то, что происходило между прототипом и его женщиной. Может, удастся всё же подловить момент, когда получится успешно подползти и затянуть аркан, как удавку, вокруг Адрианы снова. И в какой-то момент Коннера захлестнуло ликованием — он ясно уловил ужас прототипа, когда Адриана сказала, кто же взял её силу. Он наслаждался его колебаниями и изо всех сил старался подпитать росток сомнений, заколосившийся от стремления уберечь и оградить её от беды. Коннор Дойл не был бы собой, если бы не подумал, что самая большая опасность для Адрианы — это он рядом с ней. Коннора пожирала уверенность — через себя он даёт Коннеру доступ к ресурсу Адрианы. Он не знал и не представлял, что всё с точностью наоборот. Пока он рядом, подобраться к ней становится всё сложнее. Коннор неосознанно научился управлять потоком своей силы, интуитивно уловив, как оберегать от чужих влияний Адриану. Для него это всего лишь вспышки и блики в чёрной пустоте, он слишком рационален и зациклен на науке, чтобы посмотреть шире на то и дело возникающий во внутренней черноте огненный шторм, пытающийся биться в одном ритме… Но даже со всей присущей ему научностью и прагматичностью, энергетически Коннор не давал чуждым сущностям влазить в их связь с Адрианой. Он защищал её всё это время куда сильнее и надёжнее, чем мог себе представить и чем она могла знать… Только благодаря его умению впитывать чужие всплески энергии в своё тело Адриана всё ещё жива. Коннер оскалился, сейчас сожалея только об одном. Как жаль, что Коннор не сдох от вспышек сил Адрианы… Он сожрал столько её энергии, и удивительно, как только его оболочка выдержала. Если бы его разорвало от поглощённого энергетического огня, тогда у Адрианы не осталось бы защитников, способных дать отпор. Тогда бы Коннер смог питаться силой Адрианы… Не просто брать, а потом возвращать энергию в безопасном для неё виде, как это всегда делал Коннор, а впитывать только для себя, для раскручивания своих способностей… Тех самых, что достались ему в наследство от Коннора, но о которых тот даже не подозревал… Пусть и дальше пребывает в неведении. Может, как вчера, потеряет бдительность, отвлечётся на излюбленное вспахивание ментальных огородов и даст доступ к горячему источнику Адрианы. Но энергия Коннеру нужна прямо сейчас… Он вяло предпринял ещё одну попытку проникновения в связь, заранее предполагая неудачный исход. Даже попытался втянуть синие капли пульсирующей силы. Тщетно. Когда-то была возможность физически проникать в тело Коннора, но, практически переродившись в чужеродную сущность и потеряв прочную связь с человеческой основой, совершить переход в другое тело стало практически невозможно. Если бы только прототип оказался совсем рядом с ним… Вот тогда он бы смог шагнуть в его сосуд, выбив сознание Коннора прочь. Тогда бы он развлёкся с Адрианой, выдолбив из неё кровавые стоны… Коннер ощущал, как внутри кипит нечеловеческая сила, но энергетически оставался полностью беспомощным. Он никак не мог подлить мутной воды к колебаниям Коннора дистанцироваться от Адрианы, а ведь такой расклад оказался бы ему на руку. Не выходило и загасить пламенные речи Адрианы, суть которых сводилась к одному — как раз Коннор помог ей восстановить силу и поцелуем разорвал канал, по которому утекала её сила. Она улавливала и понимала истинную суть связи верно. Но сомнения, терзания, страхи трепетали в солнечном сплетении обоих… И Коннеру, словно алому демону, стоявшему рядом и искушавшему обоих на расставание, оставалось только питаться чувствами безысходности. В какой-то момент ему показалось — Коннор всё же примется снова её спасать, пусть от другой беды, но опять от себя. Вот только, вдруг отбросив колебания, он разбил пустоту расстояния между собой и Адрианой, сквозь сведённые от напряжения зубы проговорил: «Я не позволю ни себе, ни своему подобию снова причинить тебе боль…», и Коннера против воли вышвырнуло в его постылую реальность камеры. Первое, что он услышал, вернувшись, — голос беловолосой суки, всё ещё инструктирующей своих овечек. Медленно, осклабившись, поднял веки… — Хватит ли у тебя жалких физических сил, чтобы не подпустить к ней своё подобие, Коннор Дойл? — прорычал Коннер, из-под опущенных ресниц посмотрев на вошедшую в помещение Мишель. — Энергетически ты сейчас сильнее, но однажды я выйду отсюда… И это тело, — он посмотрел на ладони, — моё тело… окажется сильнее твоего… Ненавидящий взгляд вонзился в ухмылку беловолосой суки. Мишель, не переставая смотреть ему в глаза, подошла к компьютеру и, не глядя на клавиатуру, нажала несколько кнопок. Скрипнули щитки над головой — с противным свистом в камеру ворвался газ, с потолочных скважин хлынула кислота. — Однажды… — нечеловеческим голосом просипел он прежде, чем окружающий алый мир разъел липкий сумрак… ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…