..когда его жизнь летит к чертям – он улыбается.
. . .
ᅠосенний ветер воет; неумолимо гнет ветви деревьев, прижимает их к земле, будто жаждет вырвать с корнем и запустить в блеклое небо. ёнджэ хотел бы, чтобы и его подбросило на месте, со всей силы ударило о сухую почву, вправив мозги в пустой голове. ᅠон смеется, когда рассказывает родным о том, как забрал документы из университета. этот звук, вылетающий из его рта, кажется инородным, лишним, судя по шокированным глазам вокруг. «все хорошо, я просто не нашел себя» – это вранье, отдающее ноющей болью и дрожью на краешке искусанных губ. это проглоченное – «никогда не смогу найти…» ᅠсдать на права кажется просто. намного проще, чем накопить сопляку, без постоянной работы и образования, на подержанный, старенький байк. ёнджэ убеждает себя, поднимая мотивацию за сломанную руку – перемены к лучшему; это ведь то, о чем плюются на каждом шагу, когда у людей больше нет сил?.. ᅠулыбающаяся маска снова на нем, когда чхве говорит отцу – «не ждите сегодня, я ночую у друга». это подобие человеческого лица придает сил, заставляя верить в сказанные слова, как истину. самого себя верить… ᅠёнджэ выкатывает из гаража байк, пытаясь совладать с дрожащими руками, когда, от раздирающего внутри противоречия, все сильнее накатывает желание закричать на весь двор, срывая голос – «у меня больше никого нет, пап». ему не хочется ночевать дома, как и спать в целом; а также говорить с близкими, знакомыми, налаживать контакты с друзьями, от которых он, так же улыбаясь, отдалился еще полгода назад. ᅠадреналин ликует на ночной дороге недолго, когда через пару часов холод начинает обнимать со спины своими ледяными лапами. ему негде переночевать, но и возвращаться желания нет. в голове ядовитое, черное «ничего», сливается с небом, грозится разорвать его жалкое тело на части. «не спится?» – едва осязаемое, хриплое слышится рядом, когда ёнджэ поднимается на склон. – что? – слетает раньше, чем он разглядел незнакомца, хотя прекрасно расслышал чужой вопрос. – я говорю, не-спит-ся? – парень, с нескрываемым смешком, игрался на языке с каждой буквой, вытягивая в подобии легкой мелодии, – но, ты и сразу все прекрасно уловил. – эм, прости. да?.. наверное… – кажется, его только что застали врасплох. самый обыкновенный вопрос, хоть, и от незнакомого ему человека, заставил ощутить себя глупо. – ясно, – и просто отворачивается назад, поднимая голову высоко к небу. ᅠони стоят, не уронив и слова – казалось, не дикость ли? чхве не знал, так ли необходимо ломать эту, откуда-то взявшуюся, идиллию?.. уходить… тоже не хотелось. привыкнув к неосвященной фонарями темноте, краешком глаза он заметил бутылку в руках напротив, и, оценивающе наблюдал за собеседником: приятные линии лица; ровная, не показывающая напряжение спина, лишь едва покачивающиеся плечи; клубочки пара, когда тот отпивает от бутылки и выдыхает ртом, явно не справляясь с градусом. ᅠᅠᅠᅠспокойный. ᅠᅠᅠᅠᅠᅠзавораживающий. ᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠᅠманящий… – прокатимся? – незнакомец допивает содержимое бутылки, выбрасывая ее куда-то с сопровождающим звоном, а ёнджэ, только сейчас замечает припаркованный рядом мотоцикл. кажется, будто он и вовсе не стоял около часа в тишине, с незнакомым парнем, потому что, не задумываясь, произносит: – ты же пьян… и, к тому-.. – джебом. и, никто не говорил, что поведу я, – произносит парень, смотря на него шальными, пьяными глазами, – все равно бензин кончился, а ты подбросишь меня домой. – но, послушай, что?.. – меня им джебом зовут, если это так важно. ну, как, согласен?«джебом говоришь…» - он улыбается –
..это похоже на сумасшествие, или отчаянье, ёнджэ пока не совсем определился. да, ему действительно негде ночевать и некуда идти; но… оказаться дома у человека с улицы? назвать джебома даже знакомым, язык не поворачивается, а вот ноги свободно переступают порог его маленькой квартирки. ᅠ«люди остро отзываются на чужую боль, когда она схожа с их», «потерянные тянутся друг к другу, тебе не кажется?», – говорит джебом, когда они пьют глинтвейн на балконе. он много чего говорит: у него несколько кошек; гобелен с пальмой во всю стену; не особо безопасная работа, вернее хобби, выгорание, бессонница, и гоночный мотоцикл, который так и стоит на холме, но – «знакомый завтра заберет его, если не забуду позвонить». ᅠон просто продолжает свой бесконечный рассказ, завораживает, заставляет забыть тараканов в голове. ёнджэ ведется на него, как на самый сильный подавитель, антидепрессант, который пока что не вызывает побочек; чхве надеется, что этого никогда не случится. но… поезд отправляется. он – ненормальный, потому что остается ночевать; потому что это затягивается на день, два, потом на неделю… каждую ночь он приходит к нему, говоря близким, что ничего не произошло, ничего не случилось, когда, через две недели, джебом, выдыхая сигаретный дым прямо в его губы, говорит: «ты красивый».«что-то» все же случилось… - и, ёнджэ улыбается –
ᅠспустя несколько месяцев первые побочки все-таки проявляются. они ничего не обещают друг другу, не называют это отношениями, скорее услугой. они целуются: лежа в постели, на кухне, возле торгового центра; джебом затыкает его поцелуем, когда с губ практически слетает – «ты мне нравишься». ᅠспустя две осени, ёнджэ разрывается на части, окончательно свихнувшись. он тонет… в чувствах, желаниях и невысказанных словах. чхве заходит в комнату, и, закрыв дверь, скатывается по ней прямо на пол, свернувшись клубочком. в голове роится вихрь вопросов, а ответ на каждый, лишь один – «сам виноват». ᅠон виноват, что его жизнь весьма не красочная, и работа не приносит денег; что повелся на красивые речи, на жаркие поцелуи в старой однушке; виноват: в том, что пошел до конца, не имея начала; что у джебома проклятый гоночный мотоцикл; виноват, потому что не имеет права волноваться, каждый раз, когда у того новый заезд. ᅠвсе его существование складывается в одно сплошное – «виноват», и это осознание так болезненно отзывается в уставшем теле. чхве тянет руки к шее. не понимает, хочет ли он заглушить рвущийся крик, или просто придушить себя? ᅠёнджэ устал чувствовать, устал слышать; бояться, представляя картины, как джебом зажимает очередную фанатку в общественном туалете… за окном слышится шум маленького города, а за стеной смех родителей от очередной шутки по кабельному. ёнджэ сильнее сдавливает пальцы, впивается короткими ноготками в шею, и, неожиданно для самого себя – смеется. его губы дрожат, а по щекам текут слезы; звук, вырывающийся из него, надтреснутый, неуместный… не похожий на тот, что за родительской стеной. это – рефлекс, жалкая пародия его организма, попытка функционировать, крича: «ты еще жив». ᅠкогда мир затихает, чхве все еще лежит на полу, изредка подрагивая. перед глазам плывут огни и мелькают улыбки; любимые, дорогие его сердцу линии, принадлежащие лишь одному единственному человеку. ёнджэ смотрит на них…- и улыбается – ᅠс наступлением третьей осени все ломается окончательно. джебом не пишет и не возвращается ночью домой. у того по-прежнему бессонница и выгорание; а у ёнджэ – головная боль, зарплата, которую задерживают не первый месяц, мертвый взгляд и дыра в груди. он снова переводит внимание с запотевшего окна в телефон, где многочисленные просьбы перезвонить все так же помечены ненавистным – «не прочитано». ᅠтеперь холм огорожен железной рабицей, рваной по краям и заваленной городским мусором. чхве пробирается через этот хлам так же, как пытался пробраться через упертые понятия джебома все это время... зачем, ради чего? он не мог понять себя, но сердце тянуло туда, где все началось.
словно… «словно конец близок…»
ᅠёнджэ не верит своим глазам, и, если бы мог, он бы рассмеялся, как раньше, до того открывшаяся картина была абсурдна. точь в точь, тот же день… им стоит пьяный на самом краю, рядом с мотоциклом, держа в руках бутылку. клубки пара, вылетая изо рта, удаляются ввысь, пока джебом смотрит в небо; кажется, у ёнджэ начинает двоиться в глазах из-за картины прошлого, возникшей в ночи. он, на дрожащих ногах, подходит ближе, боится, не находит сил коснуться парня напротив. это – ошибка… игра самого дьявола; нет, это дьявол перед ним, наконец-то, наигравшись, принял свою естественную форму. рука опускается ниже, не касаясь самого джебома. он выхватывает и сам разбивает проклятую бутылку, переламывая ход воспоминаний.«реальность разбивается»
– джебом, посмотри н-на меня, пожалуйста, – «разбивается, когда он заглядывает ей в глаза». – прости, – и, этого достаточно, чтобы все понять. они слишком хорошо знали друг друга… – я… я, джебом, прошу… я ведь тебя-.. – «так сильно люблю», застревает в горле, быстрее, чем он успевает перебить крик.ᅠ«у реальности громкий голос, а еще он отрезвляет, как пощечина»
– не надо! не смей говорить этого! не смей… – тон не смягчается, наоборот, набирает силу, хоть и звучит с бесконечной слабостью. больше нет той искры и мелодичных растягиваний слов. ничего нет… ᅠчхве отпускает себя, даже голос почти не дрожит, когда сознание застилает пелена из злости и безысходности. это – ядовитый коктейль, смертельная смесь, которой он поил себя слишком долго, теперь же, желает угостить им весь мир. ᅠруки вцепляются в чужой воротник, встряхивают, словно это вернет ему здравомыслие. но чхве видит в глазах напротив лишь безразличие, плещущееся волнами в потухших глазах. он видит в них усталость… и это злит еще больше, чем равнодушие. ..и ёнджэ бьет. он бьет наотмашь; рассекая бровь, после губу. «любимые губы…» ᅠджебом стоит неподвижно, словно тряпичная кукла, набитая изнеможением, слабостью, и, ёнджэ готов поклясться, даже не видя себя со стороны – на его лице отражается самый настоящий звериный оскал. – почему? почему ты извиняешься, черт возьми?! все эти годы, в-все… господи… – чхве, тяжело дыша, утыкается носом в чужую грудь.«все эти годы я отдал тебе» «и еще раз отдал бы»
ᅠно, «тебя ведь никто не просил», «мы – ничего не обещали друг другу», вонзается в сознание. это самопожертвование было отдано с двух сторон, и виноватых не было. была лишь любовь и глупость. а была ли любовь вовсе? – я люблю тебя, – все-таки произносит ёнджэ, чувствуя, как начинает кружиться голова.«я люблю, люблю, люблю тебя, сукин ты сын...»
ᅠджебом стоит молча, получает кулаком в грудь и слушает признания, давно перешедшие на шепот. они – два искалеченных, удачно подвернувшиеся друг другу, не в силах исцелять; порыв, сгоревшая страсть и влечение, по ошибке названное любовью; они – мертвые мечты и невысказанные годы, которые никогда не должны быть услышанными. ᅠᅠони – это ушедшие три осени и прощальный поцелуй на ледяных губах… ᅠу ёнджэ подкашиваются ноги, когда, отстраняясь, джебом гладит его по голове и просто разворачивается, удаляясь прочь. слез больше нет… все же, осев на землю, чхве хватает ртом промозглый воздух. его мир снова летит в ад, вернее уходит от него в эту минуту. ёнджэ не встает, не бежит за ним, не кричит, что он ему нужен…«не спится?» «потерянные тянутся друг к другу, тебе не кажется?»
ᅠчхве сгребает пальцами мокрую землю и пытается не завыть, оглушая улицы кровоточащей болью. где-то вдали раздается рев мотора, но, ёнджэ больше не может поднять взгляд из-за осязаемости произошедшего. ᅠпелена все-таки застилает глаза, и слезы, неконтролируемым потоком срываются по щекам, когда осенний листок падает ему на руку.- улыбаться больше не хочется -