товар

Панамская тюрьма оказалась адовым местом отнюдь не метафорически. Сэм на собственной пропёкшейся под кусючим солнцем шкуре чувствует, насколько тесно ему дышать и как давит в затылок громада стен, перемеженных смотровыми вышками. Хуже было разве что в далёком детстве за решетчатым забором приюта. Правда, кое-какие плюсы всё же имеются. И даже помимо припрятанного где-то поблизости ключа к сокровищу с Ганг-и-Савая. Сэму тут шутя даётся бизнес. Разрулить конфликт между чомбо и азиатами — это к патлатому гринго. Перетереть с охраной, чтобы замяли какой-нибудь косяк — Сэм поможет. Достать что-то — опять он. Как в любом бизнесе, тут важно было занять свою нишу и предложить потребителю настолько уникальный товар, чтобы за ним обращались только к тебе. Угрюмый колумбиец из одиночной камеры на самом верху штрафного блока заведует несанкционной жрачкой. У Хуана из блока А с воли налажена поставка сижек какой-то местной марки с таким трудновыговариваемым названием, что Сэм опасается произносить его — вдруг ещё язык сломает; курить их всё равно что пытаться прожевать блевотню упоровшегося низкопробным табаком буйвола, так что Сэм к ним и не притрагивается, используя как мелкую валюту для ставок в кости. Его же товар, ну… На порядок ценнее. Конечно, самой ценной штукой внутри этих стен считалась информация. Сколько раз охранники проходят патрулём перед западной стеной, выстроенной аккурат над обрывом и потому обделённой вниманием больше прочих — а тот факт, что узкая полоска скал всё-таки позволяет проходить и перебрасывать через увитый колючей проволокой верх свёртки с контрабандой, очевидно игнорировался на составлении графиков этих самых патрулей, — и в какое время суток? Когда привозят свежую партию продуктов вместе с поставкой наркоты, по каким дням недели утилизируют мусор, чтобы передать с ним весточку на волю, и сколько ночей кряду дежурит коротышка Роберто, известный своими внезапными проверками после отбоя и злобой на весь мир из-за своего малюсенького хозяйства? Всё это Сэм знает, и оно плывёт к нему в руки, прицепленное милым хвостиком к заднице Нейта. Она и есть товар Сэма. Живой, довольно прихотливый и редкий товар. Буквально — штучный. Чтобы раздобыть нужные сведения, одними говёными сигаретами не обойдёшься; а Сэм, хоть и больше развлекается, ожидая удобного окна для прохода к древним испанским башням, нежели реально забивает себе голову местными разборками, отлично это понимает. Сегодня предметом сделки с одним чернокожим бандюганом, уже давненько искавшим, с какой бы стороны подъехать к Сэму на предмет Нейта, будет нечто позарез нужное самим братьям, а не сэмовым делам: свистнутый из архивов план юго-восточного крыла старой тюрьмы. Нейта даже уговаривать не пришлось — ради продвижения с делом Эвери он сам готов вылететь из штанов по первому слову. Такие дела, конечно, не по совести, особенно по отношению к Нейту, вот только у Сэма отродясь никакой совести не было. Слишком тяжёлая и ненужная штука, не предназначенная для их жизни честных воров и благородных пиратов уж точно. Лишь какие-то её зачатки, куцые, мутировавшие до неузнаваемости, теперь сплавились с нуждой в уродскую заботу о младшем. Нейт стоит возле прохода к котельной, сложив руки на груди и рассматривая исподлобья шатающихся по тюремному двору заключённых. Охрана толчётся наверху, разморённая ласковым вечерним солнцем и резделённой на всех бутылочкой пива — лёгкий аперитив перед походом в бар. Сэму изнутри отлично видно кусок стены, полоску двора и Нейта — засев в укромном углу за старым пыльным котлом и перекатывая по рту из угла в угол незажжёную сигарету, старший держит под контролем всё помещение. Он ни разу до этого не выпускал Нейта в одиночку на подобные встречи, не собирался и сейчас: безопасность превыше всего. Чомбо отделяется от своего косяка в назначенное время, когда стражники на стене отворачиваются от двора словно по команде; махнув ему рукой, чтобы шёл следом, Нейт заруливает в котельную и поворачивается только тогда, когда слышит звон защёлкнутого засова на двери. Протянувшиеся было к нему руки он отбивает с ворчливым: — Сначала план. Сэм кусает кончик сигареты, затормозив её посередине, видя, как мужик достаёт из заднего кармана запакованную в архивный полиэтилен — а на сохранность документов тюрьма не скупится, надо же, и как только ему удалось это стащить — страницу. Пробежав глазами по линиям, Нейт кивает. Подлинник. Всё быстро и чисто. Про себя Сэм ухмыляется — так гораздо быстрее, чем если бы доставать план взялся Рейф. Тот, конечно, пижонски морщил нос на их дела — напрямую ему никто ничего не говорил, но трудно было не заметить отсутствие в камере одного из братьев на протяжении целой ночи, — а дальше бычить не пытался. Если бы ему хватило жесткости яиц спросить, почему Сэм торгует жопой брата, а не собственной, Сэм выкатил бы сразу два аргумента. Во-первых, Нейт пошёл в мать: светлые глаза, куда более белая, чем у Сэма, кожа, которую сейчас он берёг под робой и водолазкой до горла для верности. Он — настоящая экзотика для глушни вроде этой тюрьмы, не такой недоступный, как настоящие адентро типа Рейфа, но очень похожий внешне. И, во-вторых, Нейт молод. Не по виду даже, по поведению; Нейт норовистый, агрессивный со всеми, потому что пытается доказать свою зрелость, уже давно, по его мнению, превысившую его фактические двадцать три года, и тем сильнее выдаёт её отсутствие. Свои тылы он оберегает порьяней набожной девицы на выданье, лезет в драку с любым, кто хоть раз криво посмотрит на него — необъезженный белый скакун с шипящей на губах пеной, послушный только в руках берейтора. Сунуть такому палку в жопу одно удовольствие, и вот за это-то удовольствие Сэм дерёт со всех, кого ни попадя, нужные ему ресурсы. Правила простые, чтобы даже самый тупой смог усвоить: следов не оставлять, кончу девать куда угодно, хоть к себе в карман, только не внутрь. Нейт, спрятав план в щель между стеной и железным боком котла, неторопливо расстёгивает рубашку, позволяет ей стечь с плеч под жадным взглядом чомбо, который разве что слюной не захлёбывается. Тот, не будь дурак, сразу же хватается за плоскую грудь Нейта, ведёт пальцами по не реагирующим на прикосновение розовым соскам и вываливает язык, чтобы распробовать их на вкус. Сэм в своём углу следит, как бы в ход не пошли зубы, и напоминает себе отправить Нейта во внеочередной душ перед отбоем. Закинув голову кверху, Нейт со скучающим выражением лица рассматривает потолок и мотыляющуюся под решёткой световой ниши моль, но Сэм замечает, как волоски на его шее встают дыбом — не от холода, конечно, где ж его возмёшь посреди грёбаной Панамы, от злости, — и как его терпению приходит конец: — Давай к делу уже. Повторять дважды Нейту не приходится, похоже, чомбо от одного осознания того, насколько лакомый кусок ему достался, размотало не на шутку; развернув младшего гораздо грубее, чем надо было, он прижимает его к стене всем телом, Нейт едва успевает подставить ладони, чтобы скулу об бетон не размозжить. Только теперь видна разница их ростов. Она не в пользу Нейта, как не в его же пользу играет возраст и ширина плеч, у чомбо явно наработанная годами перекидывания железок по грязной площадке тюремного двора. Чомбо что-то буркает ему на ухо — отсюда не разобрать даже по губам, так жадно он вмазался в Нейта, — и суёт ладони под брюки тюремной робы, чтобы облапить нейтов зад. Сэм сглатывает горькую слюну, то ли завидуя, то исходя на говно от ревности, то ли всё сразу; жопа у Нейта что надо — крепкая, округлая, потому что Нейт отлично лазит по стенам и может сигануть наобум через шестнадцатифутовую пропасть, уверенный, что приземлится по другую её сторону, а не на дне; порой казалось, что, стоит ему посильнее напрячь булки, и всё, перекусит член у основания, как нефиг делать. На редкость породистая задница. Сэм как сейчас ощущает её в своих руках, и разница того, что он видит, с тем, что хочет, бьёт под дых больно, аж хочется кашлять. В своих метаниях Сэм не одинок. Чомбо сдёргивает штаны Нейта под колени, сплёвывает на ладонь и мажет между ягодицами; видно, как Нейту это не нравится — правда, видно это одному только Сэму, который брата знает вдоль и поперёк и привык уже ловить этот чуть изломанный к носу изгиб бровей. Станет постарше, появится неизгладимая складка ровно над переносицей, а пока Нейт хмурится без последствий, мимолётно, так, чтобы уже в следующую секунду обернуться на мужика через плечо и соблазнительно подкинуть жопу навстречу его движениям. Вот ведь актриса блядского театра. Большего чомбо и не требуется. Толкнув пару раз пальцами на пробу и убедившись, что порвать Нейта не порвёт, он вытаскивает из штанов свой агрегат — увесистый, Сэм морщится от одного его вида, отчего сигарета чуть не падает на пол, — и пристраивает его между ног Нейта, одновременно придерживая другой рукой за загривок. По болезненно дёрнувшемуся вперёд телу Нейта Сэм всё понимает, но с места не двигается, потому что сигнала не было. Ничего. Нейту не привыкать. И действительно, проходит едва ли пара минут судорожных толчков чомбо, как младший как-то разом размякает всем телом, чуть подгибает ноги, всё ещё держась руками за стену, и обращается горящим взглядом к замершему буквально паре-тройке метров от него Сэму. Нейт не то, чтобы кайфует, но определённо сам качается на члене чомбо. Сэм тоже расслабляется — знает, что сейчас начнётся, и чувствует прилив горячей крови в штаны от одной этой мысли. Оторвав одну ладонь от стены, Нейт обнимает губами большой палец, показательно всасывает его до основания, потом ведёт языком к ладони и, вылизав её до капающей с кисти слюны, хватает себя за полутвёрдый член. Мужик, думая, что это — для него, тоже опускает руку с нейтова плеча, чтобы накрыть пальцами поверх головки, но тут же получает по обнаглевшей роже локтем. Несильно, ровно чтобы дошло. Эта игра строго между ними. Детские гляделки — кто первый отступит, сморгнёт, опустив взгляд, — только приправленные совсем недетским подтекстом. Да и победитель всегда один, но Нейт не был бы его приставучим младшим братом, если бы не пытался раз за разом перебороть Сэма. Чомбо не настаивает — видать, не настолько тупой, как могло показаться по первости, — и возвращается к своему делу. Ни о какой подстройке под темп речи нет: Нейт медленно водит ладонью по члену, сжимая у основания, натягивая крайнюю плоть так, что влажно поблёскивающая головка наливается розовым ещё больше, а мужик ебёт Нейта как отбойный молоток. Его мускулистые бёдра с влажным звуком шлёпаются об задницу Нейта, на фоне чёрной кожи прямо-таки светящуюся белым. Сэм ясно представляет себе, как в ней узко и жарко, и, прижав ладонью уже колом вставший член, чуть не съезжает глазами в ту точку, на мгновение забыв про состязание. И всё-таки Нейт снова проигрывает, с удивлённым охом закатившись кверху, когда чомбо, похоже, случайно задевает его простату. Сэмова заслуга — это он натаскал младшего, заставляя порой кончать без рук, только от стимуляции этой сладкой точки, а так бы Нейт даже бровью не повёл, хоть бы чомбо и специально тыкал хозяйством именно в неё. Судя по звуку, напоминающему вой раненного бизона, он уже близко. Да пора бы уже, думает Сэм. И без того терпеть давящее в яйцах желание почти невыносимо. Нейт едва успевает пнуть мужика по голени, чтобы тот на волне поднимающегося оргазма не забыл об условиях, и сам снимается с члена, чтобы через секунду на стену между его ног брызнула сперма. От его расслабленности не остаётся и следа, когда он, не оборачиваясь, локтем толкает чомбо в грудь: — Вали. Дверь отворяется, захлопывается за спиной чомбо, и ещё несколько минут в сумраке пыльной котельной стоит тишина, прежде чем по стене чиркает спичка, а Нейт, непослушными пальцами справившись со штанами, подходит к Сэму с максимально блядской миной на лице: — Ненавижу, когда ты так делаешь, — даже голос не пытается злым сделать, умник. На шее у него видны красные полоски, следы от слишком сильно вдавившихся в затылок пальцев, и Сэм, сделав мысленную пометку втащить распустившему руки больше обговоренного чомбо, беспечно затягивается подожжённой сигаретой: — Как? — Стелешь меня под своих барыг. Да конечно. Так ненавидит, что стояк чуть робу не рвёт. — Ладно тебе ворчать, — фыркает Сэм. — Сам не хуже меня знаешь, что всё это — ради дела. — Знаю. Но не проще ли привлечь Рейфа? Пусть мажорчик пускает в ход папины деньги, это всяко безопаснее, чем мою жопу трепать. — Много ты понимаешь. Видал где-нибудь тут деньги в обороте? — наполнив эффектную паузу дымом, Сэм цокает языком. — То-то же. Нейт дуется ещё какое-то время — просто для галочки — но его недотраханной жопе это надо больше, чем Сэму. С тихим стоном привалившись к бедру старшего, он сам начинает тереться об него зажатым грубой тканью членом, хватается за рубашку Сэма как за спасательный круг, а его нос щекотно утыкается в шею. Сэм оставляет сигарету тлеть в губах, пока его руки заняты расстёгиванием брюк Нейта. Нахрена только напялил? Справившись с ними, Сэм тесно обнимает пальцами член брата, другую ладонь положив на поясницу и прижав Нейта ближе к себе; тот вертится от выдыхаемого в лицо дыма и сглатывает тонкие, отчаянные стоны, не слишком-то успешно, впрочем. Может быть, это — самая любимая сэмова часть таких дел. Нейт никогда не кончал с другими, неизменно оставаясь верным старшему, и лучше, чем наблюдать за тем, как Нейта ебут, было только самому раз за разом доводить его до исступления. Много времени ему не надо, как, впрочем, и всегда с Сэмом — Нейт хрипит, подкидывает бёдра к его кулаку, льнёт губами куда-то под линию челюсти, очевидно наслаждаясь царапающей кожу щетиной, и кончает тремя тугими струями, заливая Сэму весь живот. Майку придётся сменить, ну да Сэму срать. Хоть десять, ради такого-то Нейта. Младший загнанно дышит, возвращая ногам устойчивость, а потом не сводит с него глаз, по-шлюшьему мокрых от толком не схлынувшего оргазма, пока становится на колени и расстёгивает ширинку тюремной робы; даже ради приличия не прикрывает веки, заглотив от головки сразу наполовину. Сэм низко ворчит, забыв вытащить сигарету изо рта, и зарывается пальцами в волосы Нейта. В этом жесте нет никакой силы, Нейт ведь и сам лучше него знает, как надо — елозит языком по продольному желобку, обводит уздечку, ныряет кончиком в текущее смазкой отверстие, — но фантомное ощущение контроля подстёгивает полыхающие огнём нервы. В животе наливается тепло, а яйца поджимаются за несколько секунд до того, как Сэм кончает — вообще молча, лишь дрогнув пару раз от силы врезавшегося в основание позвоночника кайфа. Сплюнув на пол — одной мутной лужей больше, одной меньше, кому не похуй, — Нейт подскакивает на ноги и вешается Сэму на шею. Вечно сопли разводит. Сэм, правда, и не против — только и о деле не забывает: — Изучи сегодня план как следует. Скажу Рейфу, чтобы с Варгасом договорился провести тебя в башню. Нейт не поднимает головы, только согласно гудит Сэму в плечо, и тот снова затягивается, перемешивая остатки оргазма с мутным дымом в лёгких. Надоело до ёбани это адово место. Но скоро они выберутся отсюда, и тогда… Сэм улыбается.