Раствор бриллиантовой зелени

      Закрытие на карантин детсадовской группы не доставляло столько проблем, сколько причина, по которой детишек отправили по домам. Посидеть с ребёнком ни Тане, ни Юре не составляло никакого труда. А вот вылечить противную, но неизбежную детскую болячку для молодых родителей оказалось заданием со звёздочкой.       Было готово всё: куплено и жаропонижающее, и противовирусное, и ватные палочки, и несколько пузырьков самого главного лекарства. Не готовы были только родители. И пациентка.       Юра молился всем богам, чтобы ненароком не причинить дочке боли. Вроде понимал, что прижигание зелёнкой многочисленных прыщиков не должно быть болезненно, но тем не менее переживал изрядно. А вдруг он слишком сильно надавил палочкой на раздражённое место? А вдруг слишком сильно сжал маленькую ручку, чтобы не вырывалась? С каждой новой отметинкой тёмно-изумрудного цвета — коих на Ритиной коже было ещё очень мало по сравнению с красными следами от прыщей — он терял огромное количество нервных клеток. В довесок душевного вреда причиняли и дочкины страдания.       Рита сидела у мамы на коленях и всем своим видом показывала, что является самой несчастной девочкой на свете. Причина была веская — дурацкое раздражение основательно испортило жизнь, а лечение оказалось совсем уж пыткой. Как можно не хныкать, когда всё тело зудит, а как следует почесаться не дают? Как можно сидеть ровно, если от каждого прикосновения к больной коже хочется подпрыгнуть до потолка?       Самой спокойной на вид — но только на вид — была Таня. Крепко, насколько это было возможно, прижимая Риту к себе, она гладила её по голове, целовала в макушку и повторяла успокаивающие слова. Одну ручку Таня держала так, чтобы у неё не получилось вырваться и расчесать измученную кожу. Ни одно её действие на дочку влияния не имело — ласкового голоса Рита не слышала и не слушала, цепкая хватка и поцелуи только добавляли раздражения из-за прикосновений к больным местам. Страдала Таня из-за этой лечебной процедуры не меньше, чем Юра; а чего уж говорить о Рите!       КПД процесса был на около нулевом уровне. За несколько бесконечных минут лечения покрыть зелёнкой удалось только кисть одной руки.       —Ма-ам, па-ап, ну мне чешется-я-я!.. — едва ли не плача, заявила ёрзавшая в Таниных объятьях Рита.       —Солнышко ты наше маленькое, Ритуля, мы понимаем, но надо потерпеть, Грачоночек… — нежным голосом говорила Таня, стараясь держать дочку так, чтобы она не дёргалась.       —Я уже не могу-у-у-у!..       —Потерпи, пожалуйста, потерпи, масенька… — успокаивала Таня, про себя думая, дошли ли до мужа её невербальные сигналы действовать побыстрее.       Стоявший на одном колене у кровати Юра, покраснев от напряжения и сосредоточенно закусив губу, вёл прицельный огонь по болячкам на Ритиной коже. Пот катился со лба, очки то и дело сползали вниз, а руки дрожали от волнения. Каждый новый тык требовал душевных сил, что стремительно кончались.       —Я не могу больше терпе-е-еть!..       —Риточка…       —Я хочу почесать!..       —Если трогать, то будет чесаться ещё сильнее.       —Ну ма-а-а-ам!..       Недовольное хныканье перешло не то в рёв, не то в скулёж. Оба родителя сами были готовы заплакать.       —Грачонок, давай мы хотя бы ручку тебе домажем, а потом отдохнём? — предложил Юра первое, что попалось в голову, лишь бы хоть немного облегчить детские страдания.       —М-м-м, уа-а-а…       Последствия слишком отчаянного тыка в очередное покраснение не заставили долго ждать. Рита взвизгнула и дёрнулась в Таниных руках, при этом с размаху двинув ногой по Юриной кисти, в которой, как назло, находился пузырёк с зелёнкой. Тёмная жидкость всплеснулась вверх и большим неровным пятном приземлились точно на красную Танину юбку. От резкого Ритиного взбрыка она ослабила объятья, чем дочка немедленно воспользовалась. Спрыгнув с маминых коленей и плача уже настоящими слезами, Рита с громким рёвом выбежала из комнаты.       Таня с досадой разглядывала испорченный костюм. Юра, не зная, куда себя деть, с ватной палочкой в одной и с почти пустым пузырьком в другой руке метался между равноценно дорогими его сердцу существами, бормоча какие-то успокаивающие слова и при этом сам всё больше нервничая.       —Риточка, Грачонок!.. Ох, Танечка, твоя юбка… Доча… убежала куда-то уже… Танюша…       —Юра, да брось ты эту зелёнку, — журналист тут же послушался и поставил лекарство на прикроватную тумбочку, —Юбка всё, надо новую… Ах, потом!.. Лучше придумай, как нам её долечить. С такими истериками никаких сил не хватит.       —Ну… Ну я не знаю… может, с ней поговорить?..       —О чём, Юра? — немного раздражённо спросила Таня.       Он почесал затылок в раздумьях. Голова как всегда отказывалась нормально соображать, когда дело касалось ребёнка. Вроде и надо помочь дочери, но видеть, какие страдания ей причиняет эта "помощь" — до слёз невыносимо.       —Она сейчас где-то спряталась и уже, наверное, себе всё расчесала, Юра-а…       Журналист бросился в детскую; Таня поспешила следом.       Из-под кровати — привычного места для пережидания всякого рода неприятностей — раздавались тихие, но явно различимые звуки детской печали.       —Грачонок!.. — позвал лёгший на пол Юра, приподняв покрывало, —Доча, ну чего ты там прячешься?       Лежавшая к нему спиной, к стене лицом Рита не шелохнулась, лишь продолжила хныкать.       —Ритуля, пойми, чтобы болячки побыстрее прошли, надо лечиться. Даже если неприятно, то надо потерпеть, чтобы поскорее прошло!..       Таня опустилась на пол рядом с мужем и заглянула под кровать. Повёрнутая к ним дочкина спина в красном домашнем сарафанчике выглядела так жалостливо, что даже у серьёзно настроенной Тани защипало в носу.       Но необходимость договориться даже после слёзного всхлипа никуда не исчезла. На Юру Таня не сильно полагалась — тот в силу своеобразного характера словами мог разрулить любую проблему с кем угодно... только не с дочкой. У неё же всё было ровно наоборот.       —Рита-а. Риточка, — мягко заговорила Таня, —Птичка ты наша, — она легонько потрепала светлый кудрявый хвостик, —Посмотри на нас, солнышко.       Рита не спеша перевернулась с одного бока на другой, но из укрытия не высунулась ни на сантиметр. Мокрые глаза блестели сквозь подкроватную тень.       —Послушай нас, пожалуйста, — продолжила Таня, не убирая вытянутой к дочке руки, —Мы с папой очень хорошо понимаем, как тебе неприятно. Это такая противная болячка, мы сами знаем. Ей все детки, когда маленькие, болеют. Надо только один раз немножечко потерпеть, а потом всё пройдёт и больше беспокоить не будет.       Рита уже не плакала, только хлюпала носом. Она внимательно слушала ласковый мамин голос, всегда производивший на неё смягчающее воздействие.       —Ты же у нас такая сильная девочка!.. Всё-всё-всё можешь!       —Да… — тихо согласилась Рита.       —И чу-уточку потерпеть тоже можешь, так ведь?       —Могу…       —Ну вот!       Вылезать Рита, однако, не спешила.       —Хочешь, я тебя пожалею?       Ответом была тихая возня, и уже через миг из-под кровати показалась пушистая светлая голова; завязанные с утра аккуратные хвостики немного растрепались, сарафанчик задрался. Высунувшись полностью, Рита, не вставая на ноги, на четвереньках подползла к Тане и молча уткнулась ей в грудь, обвив талию маленькими ручками. Поза эта называлась "жалей, мама".       Таня осторожно обняла дочку и почти невесомыми касаниями погладила её по голове. Рита обмякала в её руках, изредка шмыгая носом и часто-часто моргая покрасневшими глазами. Мамины успокаивающие слова о плохой ветрянке и сильной, смелой, умной и красивой девочке Рите, которая точно может справиться с любой заразой, действовали на взбудораженного ребёнка, как горячий чай действует на продрогшего до костей человека, только что вернувшегося с холодной улицы в тёплую комнату.       Юра смотрел на своих любимых девочек, и губы сами по себе растягивались в улыбку. Невольно усмехнулся, осознав, что узнаёт в дочке себя: Танечка влияла на него точно таким же образом. Сколько раз она спокойными и вкрадчивыми речами остужала его пыл и отводила от глупостей! Сколько невинных сотрудников Девятого канала было спасено благодаря её волшебному воздействию на их директора! Точно также, как Рита сейчас, Юра менялся в лице, расслаблялся и отказывался совершать необдуманные поступки. Он разве что на руках у неё не засыпал, когда Таня (нередко сидя у него на коленях) обнимала его, злого и разгорячённого, и шептала добрые слова.       —Сколько у меня ещё будет ветрянка? — грустно спросила Рита.       —Недельку где-то. Завтра уже меньше будет болеть.       —Да?..       —Да. Надо только один разочек помазать зелёнкой, и всё само пройдёт.       —Грачонок, я очень небольно буду мазать, обещаю! — подал голос Юра.       У него действительно возникла идея, как сделать так, чтобы процесс прошёл легче.       Рита вскинула на него глаза, последний раз хлюпнула и вытерла нос кулачком.       —Хорошо.       Маленькая победа обрадовала обоих родителей. Таня совсем позабыла об испачканной юбке, годившейся теперь только на тряпки. Она с улыбкой смотрела на дочку, решительно готовую дать отпор проклятой болезни, и её глаза светились счастьем и любовью.       Юра приготовил один новый пузырёк и две ватные палочки. Таня поудобнее усадила Риту на колени.       —Я разрешу тебе помазать зелёнкой меня, если ты разрешишь мне помазать твои болячки. Идёт? — спросил журналист у дочери.       —Да-а! — с воодушевлением ответила Рита.       Таня взглянула на сидевшего на полу мужа округлившимися глазами, но не сказала ни слова.       Юра едва-едва касался детской кожи намоченной в зелёнке ватной палочкой, а затем осторожно дул на свежепомазанное место. Зуда и раздражения Рита не чувствовала — чувствовала веселье от того, что тыкает в папину руку и оставляет на нём красивого оттенка точечки. Так этот цвет идёт его чёрной куртке!       Таня смотрела на процесс очень недоверчиво, но не вмешивалась. Дело идёт, ребёнок спокоен (даже весел!), и ладно. А с Юрой ничего плохого не случится.       Тем временем Юрина рука практически целиком покрылась изумрудным цветом, и Рита принялась за вторую, периодически передавая папе свою палочку, чтобы тот смочил её в зелёнке. Сам журналист уже закончил с прыщами на руках и перешёл на ножки.       —Мам, папа красивый!       —Очень, — неуверенно ответила Таня.       —Хочешь, я тебе тоже так нарисую?       —У нас мама и без того красивая, — спас ситуацию Юра, за что Таня мысленно его отблагодарила.       Ещё она всеми силами души надеялась, что Юра закончит раньше, чем Рита измажет его руку, переставшую быть похожей на руку, а больше походившей на тёмную перчатку. Но дочка, словно прочитав её мысли, решила отказаться от точечной техники живописи и начала покрывать папину кисть мазками. Незамазанной раствором бриллиантовой зелени кожи оставалось всё меньше.       А Юра как будто и не торопился, аккуратно обмахивая палочкой, а затем обдувая Ритину ногу.       Как только вторая "перчатка" была полностью готова, деловая Рита, не спрашивая, переключилась на папину голову.       —Доча, не надо трогать папино лицо.       —Да пускай, Танечка… — небрежно бросил Юра, занятый лечением. Он и сам как раз принялся за прыщики на Ритиных щеках.       —Я нарисую птичку! — заявила Рита, —Пап, макни, — попросила она, передав ему высохшую палочку.       Как только "кисть" оказалась снова у неё, она потянулась к Юриной левой щеке, где уже успела сделать набросок будущей птички.       —Юра… — шёпотом обратилась к нему Таня, —У тебя съёмки скоро…       —Ай, ерунда, — не отрываясь от дела, ответил он и махнул рукой.       —Пап, не разговаривай!       Журналист одним только взглядом показал, что не будет.       Чем дольше длилось взаимное разукрашивание, тем более озадаченный вид принимало Танино лицо. Губы поджимались в ниточку, а брови складывались домиком. Взгляд становился не то грустным, не то сочувствующим. Если в "озеленении" Риты была очевидная польза и даже нужда, то Юре нательные рисунки были ни к чему. Совершенно.       К концу процедуры Риту от макушки до пят покрывал узор изумрудных пятнышек. Юра был осчастливлен почти целиком закрашенными кистями обеих рук и двумя этюдами на щеках, один был портрет неизвестного грача, второй — пейзаж с солнышком, лужком и цветочком. Таня отделалась кляксой на юбке, оставшейся после неудачной предыдущей попытки, и тёмно-зелёным маникюром.

***

      За неделю раздражение почти прошло. Единственным напоминанием о проходившей болезни были уже выцветшие бледно-зелёные пятна на Ритиной коже. В садик она пока не ходила.       Отгремели финальные титры "Слёз сентября", и из телевизора раздались до жути знакомые аккорды заставки следующей, самой знаковой для их семьи программы.       —О, сейчас папа будет! — воскликнула Рита и, оставив чаепитие с куклами и игрушечной посудкой, подскочила поближе к экрану, легла на живот, упёрлась ладошками в подбородок и приготовилась смотреть.       Сидящая на диване Таня оторвалась от журнала и лениво скосила глаза к телевизору. Ведущий как раз заканчивал говорить подводку, и, когда камера на словах "Загадка Дыры!" традиционно взяла крупным планом его лицо, зелёнчатые рисунки на его коже и покрытая зеленью рука с микрофоном предстали зрителям во всей красе. Даже экран телевизора не самого лучшего производства передавал их очень чётко.       Таня протяжно выдохнула и потёрла пальцами глаза.       "Боже… и за этого человека я вышла замуж…"       Интересно, а что станет с рейтингами программы после этого выпуска?       Взгляд скользнул по лежавшей на полу и весело болтавшей ногами дочке, неотрывно следившей за очередным сенсационным репортажем папы.       Таня решила, что пока у "Загадки Дыры" есть хоть один зритель, с программой ничего не случится. А за этим самым зрителем дело точно не постоит.