просто живи, любовь

— завтра ты снова занята, да? момо уже даже не верит. осторожно прикрывает ставни окна и задёргивает шторы. потому что джихё не может уснуть без полной темноты. и может быть, это привычка стала и её тоже. пододвигает стул к столу и разглаживает брюки на спинке — перфекционизм это её. никто не привязал, никто не навязал. может быть, чуть-чуть обсессивно-компульсивного расстройства в ровно наполовину полном стакане оптимизма. если на каплю больше-меньше, то обязательно случится что-то плохое. — думаю, да. ты же знаешь. джихё тоже не верит. не верит в простые чудеса, конкретное новогоднее чудо, аффирмации и в то, что тревоги когда-нибудь её отпустят. она приподнимает рядом подушку повыше, потому что знает, что момо просто не сумеет заснуть иначе. как в первый раз помнит, с каким замиранием сердца она слушала на ночном свидании историю про десять невозможных хулиганов, которые напали на момо, а она отбилась благодаря собственной силе и жиму штанги в зале. и помнит, как целовала осторожно горбинку на носу, съедая полностью эту выдуманную историю о переломах. как держала в руках её мягкие щёки и думала, что и правда момо на языке любви это персик. как в последний раз её сердце бьётся от страха. потому что момо красива, абмициозна и часто всё меняет. может, даже изменяет; джихё хочет знать всё, но от этого и знает наперёд, что будет больно. момо осторожно её перехватывает за талию, чтобы не ударилась в задумчивости об угол кровати — потому что джихё не любит боль. даже боится её до слёз и громких объятий во влажные плечи. настолько не любит, что бумажные носовые платки верный друг при неловких ударах. — а когда у тебя выходные? а ещё момо знает, что джихё одержима цифрами, бумагой и работой. если бы желание быть богатой исчислялось медицинским термином, то в международной кодировке добавилось бы к букве f число 100. даже тут похоже на формулы — и она смеётся, зная, что теперь у её любви отношения крепче с работой. времена такие. тяжелые, наверное. тяжелые, как дыхание лёжа, потому что никаких десяти хулиганов и не было. жим штанги, конечно, был, но это всё давно и неправда. а искривлённая носовая перегородка и характерный голос "в нос" очень даже правда. — дня через два. как пойдёт. ещё будут курсы, там тоже сложно. у джихё и с нервами всё сложно. с жизнью всё сложно. и с разговорами обо всём тоже сложно. хотелось бы в этой игре на панели разбработчика бы вписать какой-нибудь читкод, чтобы в разделе 'money стало ровно тысяч десять миллионов. а в сложностях поставить какой-нибудь режим 'easy или хотя бы 'normal вместо ебучего 'ебите-меня-семеро-пока-не-сдохну-в-муках-на-работе, а в скобочках скромный 'hard. но она не знает, где тут зажать нужную комбинацию клавиш и послушно работает, считая каждую копейку и часы сна. — понятно. у момо больше нет сил на разговоры, потому что джихё ей однажды сказала, что она только жалуется и не больше. и желания что-то отвечать на это пропадает. момо глотает обиду целиком, тоже ощущая, что им говорить стало не о чем. но исправно что-то щебечет на ухо, успокаивая себя тем, что это как та пачка сигарет на верхней полке в шкафу — привычная привычка, которую легко бросить. хотя липкий страх медленно так растворяется по крови с гиперактивностью вместо снотворного, что бросят её быстрее. — какие планы на завтра? джихё задаёт вопросы ради вопроса, накидывая на себя спасительный круг из букв. лишь бы потянуть разговор, хотя из него вымучено уже всё, что можно. момо щурится на часы на стене — давно пора к офтальмологу, но руки никак не дойдут, чтоб решать проблемы со своей близорукостью. стрелки перешли за полночь. — завтра уже наступило. планы стабильно никакие. — прям совсем-совсем? — очень совсем. момо устало вздыхает — а ещё не хватает воздуха, — и с замиранием следит, как джихё поднимается с кровати. ей бы давно спать, чтоб не выть о невыспанности и не сходить с ума на работе от нережимного режима. но клала она на все правила. момо чувствует, что на неё клали тоже. она отводит взгляд куда-то в сторону, только лишь бы ничего не увидеть. тут же в груди колет неприятно, потому что джихё с неё всегда смеялась, когда видела как момо отводит взгляд, когда смотрит свои тиктоковские штуки. вероятно, неприятно-правдивые, с чем-то там про расставания и псевдопсихологичное. но джихё кидает в неё любимую вельветовую куртку. докидывает штаны и откуда-то выкапывает моточек белых носков — момо не носит никакие другие, опять же потому, что а вдруг случится что-то плохое, если надеть небелый цвет. ощущается это волнительно. несуществующее завтра всё же наступило, её картинно выставят из дома в хотя бы любимой одежде. и момо готова выть, уже ненавидя куда их завели они обе. — давай, одевайся. джихё выглядит смешно, когда застревает в узком горле водолазки. её волосы магнится и смешно покалывают слух электричеством. но это не спасает ситуацию. неужели она проводит её до места, где выбросит и станет жить счастливой без своего обременительного "сложно". — одеваться куда? — на свидание. момо осторожно считает, что она ошалела. её мозг не работает, а уши лопнут от крови, которая усиленно переливается от сорока тысяч ударов в минуту. свидание ночью. свидание с той, кто уже ощущается такой любимой, но столько чужой. джихё снимает со спинки стула брюки и смотрит на момо пусто. по крайней мере, так кажется в темноте — момо просто никак не хочет признать, что больше на неё не смотрят. а из-под чёлки и не видно. пуговица пролезает послушно и это спасает от чувства, что всё идет наперекосяк. хоть какая-то мелочь после череды неудач во всём и вокруг по немножку. — я скучала, знаешь. момо не выдерживает, сразу кусая себя за язык. а ещё она отсчитывает ровно пять, выбивая подушечками пальцев друг о друга. так грустно, она ведь обещала, что больше такого не скажет и пошла вообще джихё к чёрту со своим переменчивым настроением. но это звучит до боли нужно и сладко. она ведь и правда скучала, сновая-маясь по углам их квартиры, поливая цветы и намывая стаканы с одной лишь мыслью — как безнадёжно, что её любовь стала ощущаться односторонней. — и я. джихё шепчет это, стараясь пошуршать одеждой и стулом погромче, потому что такое говорить той, кто охладел к ней, вообще как преступление. она заметила на столе книгу про то, как любовь живет три года. не читала, но уже осуждает. и ищет тайные знаки везде. нет, джихё не суеверная ни разу, но момо любит что-то подобное и у неё всё — символ, тайный намёк или очередной триггер, после которого надо постучать обо что-то, потереться или провести ритуал успокоения. обязательно с поцелуем в лоб, для усиления магической силы. а момо от нервов чуткая и ловит два слова точнее всего. прикрывает глаза, не попадая в рукав с первого раза. зато счастливая. по ней ведь скучают, а это что-то да значит. и на свидание зовут. это тоже что-то значит, ведь так? — мы так давно не гуляли вместе. "мы давно не делали что-то вместе" — момо борется с желанием схватить джихё за руку, когда они выходят на пустую улицу. они в полной тишине, наедине и будто вне. это даже ощущается как-то волшебно. может, и по такой безмятежной обстановке момо скучала. пока внутри буря, окружение тоже невольно бушуется, тушуется и исчезает из-под ног. по джихё она тоже скучала, на самом деле. только страшно, что в ответ будет что-то иное. но их руки переплетаются как-то внезапно. джихё тоже скучала в ответ. джихё тоже боится.