***
— На сколько? — переспросил Шастун, в надежде, что ему показалось. — На месяц, Тош. До июля, всего лишь, — подтвердила родительница, — Антон, я понимаю, что для тебя это звучит не очень, что у тебя в городе друзья, планы на этот месяц, но по другому никак. Отцу рекомендовали неплохие вакансии в другой стране, в нашем городе мало найти нам доступных и с неплохой зарплатой, тем более если предложили, он не смог отказаться от такого большого предложения. — А я могу не ехать, остаться дома? Я, вроде, самостоятельный уже, могу дома и один дома побыть, даже месяц, — безмятежным тоном проговорил юноша. Конечно, все планы внезапно обрушились, будто карточный домик, но расстраивать родителей он не хотел, потому голос его был ровным и ни на одном слове Шаст не силился повысить голос. — Антон, ты не был там уже семь лет, почему бы не поехать? Тётку давненько не видел, если вообще не забыл про неё. Проветришься, отдохнёшь от шумного города. Познакомишься с кем–нибудь, в детстве ты весьма обожал контактировать с соседскими детьми. — вмешался отец. Его голос был более железнее и не был схож на спокойный, однако выражение его лица проявляло само спокойствие. Антон сдался. Все экзамены уже сданы две недели назад, природу он любил, а перечить родителям абсолютно не хотелось, тем более если отцу предложили хорошую работу с немалой зарплатой. В детстве, когда он был там последний раз, любил сидеть у костра вместе с соседскими детьми и подростками, обожал реку напротив тёткиного дома. Он любил то время, но за семь лет совсем забыл, каково это. Выбора у него всё равно не было, отчего он признал своё поражение: — Ладно, почему бы и нет? — Антон слабо улыбнулся, — когда едем? — Отвезём тебя завтра, но вставать придётся весьма рано. Часов так в семь утра. Ехать ж туда долго, ещё пока до тётки твоей доедем. Вещи лучше сейчас собери на весь месяц, дабы завтра не копошиться и под ногами не мешаться. Да и друзей всех своих предупреди, что не будет тебя. — доложил родитель и ушёл на кухню вместе с матерью. Антон, тем временем, уже возился в своей комнате, думая, что бы ему взять и необходимо ли это вообще. Выбор был не так уж и огромен, поэтому он остановился в первую очередь на обходимых вещах и средствах гигиены. На второй план ушёл любимый скетчбук, который он везде таскал с собой, где есть возможность заняться любимым делом, принадлежности для этого, наушники… Антон замер на книгах. Читать он более чем ненавидел, хотя по школьной программе стоило бы прочитать хоть одну книгу. Ну, или хотя бы ради какого-то интереса, которого по понятиям Антона к книгам вообще не существует. Пожав плечами своим мыслям, Шастун схватил «Преступление и наказание» Достоевского и кинул её к остальным вещам на кровать, мысленно напоминая себе, что она так и пролежит целый месяц в рюкзаке абсолютно не тронутая. «Всё равно два года без дела валяется, — прокрутилось в голове у юноши, — почему бы и нет». Сложив все в большой чёрный рюкзак, Антон написал своим друзьям в общий чат, что целый месяц он будет проводить в компании свежего воздуха и цыплят. 17:46 Ильич: Я тоже уезжаю. В Дубай. Родакам на работе на всю семью путёвки выдали)) Только я до августа, так что всё лето без меня: ( 17:48 Димка: И вот снова я один, снова меня бросили. — со зловещей точкой в конце, обиделся Позов. Прошлым летом Илья тоже уезжал на всё лето, и с Димкой оставался Антон. А теперь уезжают оба друга, а Дима свой первый месяц лета будет проводить один.17:50 Ой, да ладно тебе, Поз, не ёрничай Я до июля всего, выживи хоть месяц без меня) Книги там свои скучные почитай, раз снова не едете никуда. Придумаешь чё-нибудь, ты же умный у нас ;)
17:51 Димка: Ой, да идите нахуй Ладно, удачных каникул, пацаны. Надеюсь, с цыплятами повеселишься там, Тох ;) Усмехнувшись, Антон положил телефон на кровать и кинул взгляд на лежащий рядом рюкзак. Завтра он снова почувствует ту атмосферу лета, тёплый запах свежего воздуха в перемешку с цветами, лёгкий холодок на берегу реки. Все-таки, Шастун не мог скрывать, что он каждое лето вспоминал об этом и даже грустил и тосковал. Спросить съездить у родителей смысла не было, их и так не было дома все каникулы благодаря работы, не было даже двухнедельного отпуска. У тётки дела тоже были не очень: в доме произошёл пожар, и пришлось ремонтировать дом. За все семь лет Антон уже и позабыл, каково это, жарить во дворе шашлыки, купаться как угомонённый в речке, чувствовать аромат настоящей природы, засыпать под звуки сверчков. Достав из рюкзака скетчбук и карандаш, Шастун принялся рисовать ту самую природу, какой он запомнил семь лет назад. Всю ночь напролёт Антон рисовал и с жутким нетерпением ждал следующего дня.***
Несмотря на то, что Шастун-младший лёг не раньше двух часов ночи, утром встал он раньше всех, и был, на огромное его удивление, очень бодр, хотя он с вечера уже хотел готовить себе пару чашек кофе на утро. Картинку он дорисовал всего на за час, остальные часы он с головой кутался в свои мысли. Или это так время незаметно пролетело, что он и не заметил, как заснул? Впрочем, это не важно. На бывшем листке белой бумаги теперь красовалась заштрихованная простым карандашом высокая ива, которую Антону запомнилась очень хорошо и он смог описать её всеми своими чувствами и запоминаниями, оставшиеся на стволах дерева. На заднем плане стоял небольшой домик. Тот самый родной, уютный, хоть маленький и самый обычный тётушкин домик, любимый домик. Слабо вздохнув, юноша повернулся к комнате родителей, услышав неприятный писк будильника и непонятливое бормотание отца. Хотя, и так было понятно, о чём идёт речь. Приведя себя в порядок, Антон вышел на кухню. На его удивление, его уже ждал завтрак, хоть прошло всего-то минут десять от силы. Слава Богу, что все встали рано: никто не торопился и можно было спокойно позавтракать не думая, опаздываешь ли ты куда-нибудь. В отличии от матери. Бедная женщина, схватив на себя все дела, то и дело ходила по комнатам, будто едет вся семья, да ещё и на все лето. Тридцать раз проверив, выключены ли из розетки вся электрическая техника, в том числе и утюг, мать наконец-то успокоилась и села за стол к сыну и мужу. — Антон, ты всё взял? Бельё, щётку, футболки, шорты…— все никак не унималась мать, но вдруг Антон перебил её: — Мам, пожалуйста. Не волнуйся, я ещё всё собрал вчера и проверил, когда встал. Так загоняешься будто я туда на всю оставшуюся жизнь еду. — утешил сын мать. Женщина облегчённо вздохнула и взглянула на сына доверчивыми глазами. — Ты уже такой взрослый. А вроде так ещё мал…— ну, начинается. — Да ладно тебе, хватит. Собираться надо уже, чем раньше приедем, тем лучше. — отец встал из-за стола и направился в свой кабинет, чтобы собрать все нужные бумаги. Небольшой чемодан был собран уже со вчерашнего вечера, пока Антон сидел в комнате, и дожидался своей надобностью в коридоре. В наушниках играла «Enjoy the Silence» Дипиш Мода, а за окном, как некстати, шёл дождь. Прислонившись лбом об лобовое стекло, Антон подрагивал ногой в такт музыки. Однако музыку чувствовало только его тело, все мысли же были заняты деревней: может, заселился кто-то новый, уехали бывшие жильцы, или же о том, забыли ли деревенские дети о старом друге или до сих пор вспоминают его. А больше пугало и удивляло то, что они уже не были теми десятилетними детьми, что были семь лет тому назад, что Антон действительно стал таким взрослым. Казалось бы, что он снова едет в любимую деревню тем самым маленьким мальчиком, полным детства и радости. Просто не верилось, что ему уже семнадцать. Время летит невыносимо быстро. Это пугало, что Антон аж дёрнулся от этой мысли. Двадцать минут, что казались Шастуну, оказались целым часом. Внезапно машина потихоньку начала останавливаться. Только что за окном было огромное зелёное поле, а сейчас машина стоит уже среди жилых частных домов… М-да, значит обычное моргание превратилось в часовой сон. Видимо, не таким уж и бодрячком был Антон, каким он себя представлял. Удавшись сфокусировать зрение, Антон разглядел место, куда начал парковаться отец. Глаза наполнились воспоминаниями и настольгией: соседские дома, оставшиеся на прежнем месте, речка, с таким же приятным чистым берегом и с маленькой деревянной вышкой, к второй кто-то наконец приделал невысокие перила, любимый тётушкин дом, у которого поменялась только крыша, и, о Боги, та самая высокая ива рядом с домом, которую никто так и не осмелился срубить, и вообще, пусть только попробует — руки переломаю, как думал Шастун. Наконец, припарковавшись, все вышли из машины. Тётка уже встречала гостей у ворот. Она также не изменилась, даже не постарела в свои лет сорок пять-то, плюс-минус. Обнявшись с сестрой и её супругом, худенькая женщина с пышными волосами с объятиями бросилась на юношу, при этом потрепав его по голове. — Семь лет вас не видела, может хотя бы ещё на полчасика останетесь? — никак не отпускала родителей тётка. — Танюш, мы и так в тебя уже час чай пьём, в пять нам нужно уже вылететь из Воронежа. Нам бы пораньше выехать отсюда, чтобы Андрею нервов меньше макать. — объяснила родительница. Отец хмуро закатил глаза, при этом прекрасно зная, что это правда. Шастун сдержал смешок. — Ну, хорошо. Жаль, конечно, что подольше не посидела с вами, ну хоть племянник со мной целый месяц будет. Ну, хоть когда приедете посидим может денёчек? На речку сходите, в сарае как раз лодка целая лежит, да и без дела, а на самом центре реки, говорят, улов хороший, хоть рыбу половишь, Андрюшка. — тётка похлопала по плечу Шастуну-старшему. — Приедем конечно, Тань, куда ж ещё, семь лет не виделись. — ответил ей отец. Мать подтвердила его слова киванием головой. Простившись с родителями, обменявшись словами «я буду ужасно скучать», Антошка с тётей Таней сидели в небольшой беседке, обсуждая все подряд, начав с учёбы. — А как насчёт деревни? Приехал новый кто-нибудь, или все прежние люди остались? — поинтересовался юноша. — Дети баб Нины дом продали, представляешь? Бабка-то стара уже, в дом престарелых отдали её, ужас, а она и не сопротивлялась, сама говорит, мол, некому ухаживать за мной, детям родным даже, пусть, говорит, в дом престарелых меня. Так оно и получилось, выполнили её просьбу дети. — Так что? Продали дом? — спросил Антон. — Продали, но продавали долго, пол года это точно. Три года назад продали, парню какому-то. Удивились они тогда, такой молодой, года так двадцать два, а в деревню. Но не суть. Хороший такой, добрый ужасно, помогает всем, вон, на той маленькой вышке на пруду, — женщина указала в сторону реки, — перила сделал, наших-то мужиков, алкашей одних, не допросишься. А он такой: «Давайте сделаю, давайте сделаю», и сделал без вопросов в два счёта, да так хорошо, три года не шатаются даже. Дом бабкин перестроил, за год управился, дни и ночи работал, днём отдыхал. Помнишь, домик крохотным был, скромный, а теперь домина двухэтажная! — тёть Таня раскинула руки вдаль. — Бабки да мужики наши прифигели прям, некоторые восхищались, а некоторые ненавидели, мол, выпендрёжник хренов. — она закатила глаза, в знак несогласия с ненавистниками. — Но знаешь, необычный он, — слегка понизив тон, тётка проговорила таинственным голосом, — голубей домашних разводит. Да умные они у него, выдрессировал. Детям вон соседским каждый день цирк устраивает, а мужики ходят и бормочут: «Детский сад, детский сад», — передразнила тётушка, — а как по мне красиво. Эх, была б я помоложе, может быть, и повезло бы, — грустно вздохнула женщина, положив подбородок на свою ладонь, а локоть же уместился на краю стола. — А сам-то он откуда? — сглотнув скопившуюся от удивления слюну, спросил Антон. — Сюда вроде прямиком из Питера, а так из Омска. Ой, не знаю честно, по слухам говорю, — освободив руку от подбородка, она махнула ей. — Слушай, пошли познакомлю. Всех же здесь знаешь, вот и его бы узнать получше, — предложила тётка, выйдя из беседки. — Может попозже? Может, отдыхает, — Шастун замаялся. — Да какой там, девять утра на улице. Режим у него. Давай, пошли, по дороге может и встретишь кого из знакомых, пообщаешься. Тут не долго, минут десять. — она поманила его за собой. Шастун, сдавшись, вышел из беседки. Что ж, всё-таки, конечно, было интересно, хотя бы ради того, чтобы от болтовни Таньки отделаться, но знакомиться с кем-то сейчас он хотел меньше всего, а тем более встречаться с какими-нибудь бабушками по дороге, которых он почти не знал, а они знали его, видите ли, с рождения.***
— А, знаешь ещё с кем познакомлю! — осеклась женщина, остановившись. Шастун, идя позади её, чуть не врезался в неё, — к нам сюда на всё каникулы дочка тёть Наташи приехала, Ирка, красивая такая. У тебя же девушки нет ещё? — понизив тон на максимум, заглянула прямо в глаза юноше. Антон помотал головой. — Вот и отлично. Девчонка такая, была бы парнем, сама бы в неё влюбилась! С теть Наташей тоже пообщаешься, давно не видел, все семь лет только тебя и вспоминает, — Шастун скорчился. Никогда не любил эту женщину, вроде добрая, а приставучая до смерти, так и до могилы в малый возраст проводить может своей болтовнёй, побольше тёть Тани будет. Да и отношений как-то не особо-то и хотелось, но Шастун промолчал. На Антоново счастье они никого не встретили, разве что пару собак, что чуть не прокусили Антону ногу. Спустя минут пять они подошли к большому, нет, огромному жёлтому красивому новенькому дому. Не было того маленького домика с одной маленькой комнаткой, что помнил Антон. Стоял реальный, будто схожий из американских фильмов дом. И тот самый заброшенный дом, который Антон помнил, что стоял рядом с этим домом исчез, а на его месте расширилась территория, поэтому двор этого дома был огромен, как и он сам. Пахло цветами и недавно подстриженным газоном. Осматривая территорию, Шастун заметил на верху в правую сторону от дома сарайчик, из которого то залетали, то вылетали обратно белые голуби. Где-то в дали, в самом конце двора, стоял ещё какой-то большой сарай, но его было не сильно разглядеть, поэтому юноша не стал уделять этому внимания. В левой стороне двора, тоже где-то в конце сада, стояла огромная ива с длинными ветвями, почти точно такая же, что и у тётки перед домом, но намного больше. О господи, и неужели это он всё сам, двадцатипятилетний плюс-минус года два парень, сделал всё это? Верилось не до конца, но Антон был ужасно впечатлён так, как не был никогда. — Хозяин? Есть кто дома? — не громко покричала тётка, постучав пару раз по деревянному забору. Из голубятника показалась мужская рука, давая понять, что хозяин скоро будет внизу. Не успел Шастун отвернуться, как парень, скорее он был похож больше на мужчину, спрыгнув с лестницы, ведущей к голубятне, направился к ним. Это был тёмноволосый, красивый, если можно так сказать, мужчина, в белой рубашке, солнцезащитных чёрный очках, облегающих джинсах и с очаровательной приветствующей улыбкой, которую Шастун видел только в иностранных фильмах про каких-то «бед боев», завоевавших сердца окружающих его девушках. — Татьян Николавна, здрасьте, — пожав руку женщине, поздоровался мужчина, как поживаете? — Да никак, всё как обычно — сад, работа, сад, работа, — усмехнулась она, — ко мне тут племянник вернулся, семь лет не виделись, вот пришла знакомить. — хвастливым тоном сказала Татьяна. Повернув голову в сторону Антона, рассмотрел, как Антону показалось, его с головы до ног, а потом снова улыбнулся, сняв свои очки, надевая их себе на горловину рубашки. Протянув руку для рукопожатия, он представился: — Арсений. Арсений Попов. Или просто Арс, — он посмотрел Антону в глаза. Глаза… Нет, это не глаза. Синие, словно море омуты, поглощающие всю чужую душу в себя, полностью отключающие разум, заставляя всё смотреть и смотреть, все жаждать и жаждать их чуть ли не до потери сознания. Антон не видел такого никогда. Таких глаз он не видел ни у кого. Очнувшись, спустя всего несколько секунд, что казались Антону минутами, часами, он ответил на рукопожатие. Это было ещё хуже. Тепло. Чёртово тепло прошлось по всему телу, а в области живота просто горело от этого обычного прикосновения. Внутри всё кипело, уничтожало Антона, и вовсе не от злости. Он сам не понимал, из-за чего. Арсений ощутил то же, что и Антон. — Антон. Антон Шастун. — еле выдавил из себя улыбку юноша.